Приветствуем гостей столицы!

Здравствуй, дорогой сайт. Здесь принято плакаться, что я и сделаю. И именно поплачусь, а не начну разжигать межнациональную рознь.

Всю жизнь прожила в Москве, здесь же училась и работаю. Обожаю свой город! Но последние несколько лет едва сдерживаю бешенство, выходя на улицу. Да что на улицу — за пределы квартиры.

Итак, утро начинается, город просыпается. Приезжает лифт. Двери открываются. Оттуда бросает робкий взгляд и утыкается в пол лицо средневосточной национальности (казахи, киргизы, таджики — иногда состав меняется), которое проживает в компании таких же двумя этажами выше. Если по неопытности зайти в лифт вместе с этим лицом, продышаться от запаха немытого тела удастся лишь минуты через три. А вот волосы и шарф держат запах куда дольше.

Ну ладно, вышли из подъезда. Лет пять назад в семь утра во дворе шуршала метлой крепенькая пенсионерка. Мокрая листва не мешалась, никто на ней не поскальзывался. Зимой лёд скалывался на всём протяжении подъездных дорожек. Нынче же утром я чуть не грохнулась в грязь, поскользнувшись на листьях. Узкоглазый дворник к выполнению прямых обязанностей ещё не приступал. Зимой ситуация похожая. Предыдущий дворник тоже ничего не делал, и его уволили.

Ладно, идём к метро. Во всех дворах, которые прохожу по пути, ситуация аналогичная. Стоит отметить, что по пути к метро в особо удачные дни мне по пути не встречается ни одного русского лица среди всех прохожих. И это почти центр Москвы.

На входе в метро играет музычка в турникетах, смотритель свистит в свисток. Это идут колонной безбилетные нерусские граждане. Колонной! Коренные россияне тоже грешат безбилетничеством, но такими прыгающими колоннами вроде как не ходят.

Итак, вагон метро. По лавкам расползлись тела в нестиранных спортивных костюмах, смежили свои узкие глазки, дремлют. Запах немытых тел снова с нами. В особо невыносимых случаях я выхожу из вагона и перебираюсь в другой. Но когда не делаю так, наблюдаю типичную для всех национальностей ситуацию: здоровенные лбы сидят, не уступая места ни пожилым, ни беременным. Разница лишь в том, что компания европеоидных ребят (не всякая, конечно) дружно встанет и уступит место кому-нибудь. А вот компания мигрантов — никогда. Вообще.

Рабочий день. Перерыв на обед. В столовой и местных ларьках за прилавками стоят дамы со сложными для русского уха именами. Разговаривать с ними и что-то спрашивать бесполезно — ничего, кроме «свежий, сегодня пэклы» или «сдача нет», сказать они не могут. И регулярно пытаются обсчитать. Поэтому местные быстро овладевают навыком устного счета: посчитай сумму заказа, не доходя до кассы. Но не все такие скряги, как я. Кому-то не жалко десять рублей. За смену сумма набегает немаленькая. А мигрантам приятно, да.

Путь с работы тем же маршрутом. Но вблизи метро восточные товарищи сбиваются в кучи по три-восемь человек. Теперь-то глазки в пол они не опускают.

— Дэвушка, дэвушка, давай поговорым!
— На праэзд накынуть нэт, дэвушка?
— Посасать нэ хочешь? Сука!

Достойное окончание рабочего дня, ничего не скажешь. Луж и мусора у подъезда стало больше, коврик в прихожей быстро обрастает грязью, подошву мыть приходится с усилием, на которое просто не хватает энергии. А на лавочке во дворе дома сидит дворник, смолит сигарку и жалуется своим узкоглазым товарищам, как тяжко ему живётся.

Я не знаю, что делать. Я задолбалась.