От добреньких добра не ищут

Задолбали «добренькие» люди. От по-настоящему добрых они отличаются тем, что никому своей деятельностью не делают лучше, зато повышают свою самооценку до небес.

Моя «добренькая» и «продвинутая» бабушка разрешала внукам (мы с братом, двоюродный брат и две двоюродные сестры) всё, что запрещали «злые» и «консервативные» родители. Есть апельсины, на которые сильная аллергия (мой брат). Залезать на антресоль, поставив друг на друга две шаткие табуретки (двоюродный брат). Пойти в −20 гулять в капроновых колготках, короткой курточке и без шапки, потому что в рейтузах, зимнем пальто и головном уборе — «не стильно» (я). Бегать в 13 лет на свидания с судимым за изнасилование взрослым соседом (двоюродная сестра). Сделать себе в домашних условиях «модную стрижку» тупыми ножницами в плохо освещённой ванной (другая двоюродная сестра) и так далее. Когда всё это приводило к закономерным последствиям — поездка в больницу на скорой с анафилатическим шоком (попробуйте съесть в один присест килограмм аллергена!), падение, вывихнутая рука и два выбитых молочных зуба, длительная простуда плюс воспаление придатков, попытка изнасилования и множественные синяки, такой внешний вид, что пришлось бриться наголо, — удивлялась, кажется, даже сильнее нашего: она же хотела как лучше! Что характерно, её все эти и многие другие случаи ничему не научили, и самый младший внук (поздний сын маминого младшего брата, который младше меня на 20 с лишним лет) точно знает, что если бабушка говорит: «Давай, только маме не говори!», делать этого не надо ни в коем случае.

Я начала работать сразу после школы (училась на заочном), а сейчас мне за 30. За эти годы сменила больше десятка мест работы. Почти везде попадались «добренькие» начальники, которые держали на работе откровенно негодных сотрудников, потому что «ну, жалко же их!». Мне сначала казалось, что это типично женская черта, но практика показывает, что начальственные дяденьки страдают этим ничуть не реже. Запойный алкоголик, который может выйти поесть в обеденный перерыв и пропасть на три дня. Милая, доброжелательная, но тупая, как подарок из Африки, девочка, за которой надо перепроверять и частично переделывать всю работу. Очевидно психически больной человек, который может запросто среди рабочего дня прогуляться по коридору без трусов, потому что ему так повелел голос из космоса. Чья-то родственница или знакомая, пристроенная на «непыльную» работу и в лучшем случае ничего не делающая, в худшем — делающая всё спустя рукава, потому что она тут временно, а её настоящее призвание — совсем другое… Любой из вышеописанных «жалких» людей способен существенно испортить жизнь десятку обычных, не «жалких» сотрудников: они портят климат в коллективе, за ними надо бдить, как за малыми детушками, они могут быть элементарно опасны для окружающих; в конце концов, за них приходится делать немалую часть работы! Но начальству «доброта» важнее нормальной работы. Решение выкинуть балласт принимается лишь после того, как балласт обнаглеет окончательно, и то чаще далеко не сразу. Если в госконторах существование таких людей как-то объяснимо (зарплата там платится из бюджета, а не из начальственного кармана, эти деньги меньше жалко), то в коммерческих организациях оно совсем уж нелогично, но факт: почти везде находятся свои Сашки, Светочки и Василичи. Начальник может едва ли не с ножом у горла требовать прибылей от остальных, но на этих людей строгость почему-то не распространяется.

Когда я была в девятом классе, случилось ЧП школьного масштаба. Мой одноклассник Вова (второгодник, агрессивный отмороженный психопат, которого побаивались даже районные гопники, а учителя мечтали как-нибудь довести до конца девятого класса и выпереть с глаз долой) нанёс тяжёлую травму головы семикласснику Диме. Дима чудом избежал превращения в овощ, не полностью ослеп и кое-как способен сам себя обслуживать, но полноценным членом общества так и не стал. Вся школа знала, что за человек Вова, сочувствовала Диме и тихо радовалась, что не оказалась на его месте. Но наша добренькая классная руководительница решила «спасти» Вову. Она отстаивала его перед милицией и психолого-педагогической комиссией, доказывая, что ребёнок не знал, что если долго бить другого ребёнка доской с гвоздями по голове, это может плохо кончиться, не ведал, что творит, и вообще — откуда мы знаем, может, Дима сам виноват? Нас, Вовиных одноклассников, пытались подкупить, чтобы мы сказали то же самое. Мне пообещали пятёрку по алгебре в аттестат, моей подружке (почти отличнице) — вытянуть её на медаль. Впрочем, на обещания никто не повёлся: каждый боялся стать следующей Вовиной жертвой, если его не посадят. В итоге она как-то спустила дело на тормозах, Вову не посадили, но перевели в другую школу (самую неблагополучную в городе). Она провела классный час на тему «Какие мы все злые и не хотим помочь своему товарищу» и потом до конца школы гнобила весь класс. Думаю, когда Вова сразу после совершеннолетия всё-таки надолго сел за убийство, добренькая Нина Петровна винила кого угодно, только не себя.