Диплом или жизнь

Пятый курс. Ноябрь 2014 года. Мне 21 год. Мы с мужем (моим ровесником, чтобы не было мыслей о «папике») приезжаем в гости к моей маме на собственной машине. Муж поднимает меня по лестнице на четвёртый этаж на руках. Потому что он у меня самый лучший и только потом — потому что я инвалид-опорник второй группы. Бессрочно.

Мама смотрит на меня с радостью, а я мрачнее тучи. Я приехала, чтобы расстроить её, очень сильно.

— Мама, я знаю, насколько для тебя это важно. Но, пожалуйста, выслушай меня до конца.

Мама махает мне рукой в сторону диванчика на кухне, зная, что мне тяжело стоять без дополнительной опоры в виде мужа, который сначала помог раздеться и разуться мне, а теперь занят.

— Мама, я хочу бросить университет…

Я, совершеннолетняя, замужняя, полностью себя содержащая, даже вроде как самодостаточная, прячу глаза и боюсь посмотреть на маму. Я стыжусь себя. Я плохая дочь.

— Продолжай, пожалуйста, — спокойно говорит мама, но руки у неё дрожат.

— Мама, я…

И тут я теряюсь, потому что не знаю, как и что сказать.

Что давно, почти сразу, как мне поставили диагноз, обещающий более чем весёлую жизнь в виде растения годам к 25, я начала поднимать свой уровень тогда ещё «чайника»? Мне тогда было 13 лет. Я не знала и не умела ничего, кроме того, что мне вдалбливали в голову. Полгода провалялась в депрессии (настоящей, требующей медикаментозного вмешательства, а не в меланхолии или апатии), начитавшись литературы о своём заболевании, а потом плюнула на всё и решила зарабатывать.

Что я училась в школе фактически экстернатом, потому что обгоняла своих сверстников на годы, и это было самообразование?

Что когда я видела твои светящиеся глаза, когда я объявила о своём поступлении в престижное высшее учебное заведение на бюджет, у меня на сердце образовался булыжник, который рос с каждый годом?

Потому что я прекрасно знаю два момента, которые на редкость взаимоисключающие: «без бумажки ты букашка» и «дипломом ты здоровье не оплатишь».

Когда я впервые увидела цены на свои лекарства (мне было почти 14 лет), я почувствовала, что сейчас поседею. Сказать, что даже русские аналоги стоили баснословных денег — значит ничего не сказать. И, что самое мерзкое, это ведь даже не было лечением. Даже на сегодняшний день моё заболевание не лечится.

Когда я поняла, что пятёрками из школы я не добьюсь ничего, кроме отсутствия вечного нытья преподавателей. Я не оплачу этим свои лекарства и тем более свои похороны. Что пятёрками в школе не оплатишь такси в эту же самую школу. Учебники, форма, питание. А ты работала. Ты всё это время работала на ненавистной тебе, но высокооплачиваемой работе, которую ты терпела для того, чтобы я жила.

Когда я поняла, что если тебе что-то нужно — работай и учись. Именно в таком порядке. Поэтому с твоей помощью и собственным мозговым штурмом нормативно-правовых актов в совершенно нечеловеческих количествах я выбила себе свободный график.

Меня не видели в школе неделями: я обращалась даже к бросившему нас с тобой отцу, чтобы работать и учиться. Да, ему не нужен «генетический мусор», зато хорошие работники — на вес золота. К девятому классу я знала экономику, сопромат, матан и функан. К десятому — патологическую анатомию, биохимию и квантовую физику. Курс средней школы я окончила ещё к восьмому классу.

Я не спала сутками. Я тренировала свои мозги. Даже изгалялась над своим телом разнообразными физическими упражнениями, познавая каждый сантиметр ещё не разрушившихся мышц. Днём я работала в фирме, вечером посещала курсы, ночью читала. Я знала, что время уходит. Ещё с момента депрессии я чувствую этот таймер в себе каждое мгновение своей жизни.

И вот этот день настал. Да, были нервные срывы. Да, были истерики. Да, было отчаяние. Я заканчиваю школу с кучей троек, которые мы с тобой, мама, получили из гениального среднего между пятёрками за тест, домашнюю работу, работу у доски или контрольную и двойками за несданную работу, пропущенную контрольную, которую мне потом отказались давать написать, или поведение, когда я опаздывала на урок, потому что не успевала доковылять до аудитории из туалета.

Ох, мама, сколько сотен часов ты провела в кабинете у директора! Даже вызывали представителей власти по делам несовершеннолетних, когда кто-то из учителей увидел 16-летнюю меня с сигаретой. Ещё бы я не курила.

Прости меня, мама. Я вытерпела четыре с половиной года в университете. Если школу я была обязана терпеть, то это — уже нет. И я не могу больше.

За все кривые взгляды на девочку, с трудом перемещающуюся по лестницам и шарахающуюся от каждого, кто проносится мимо со скоростью выше средней скорости потока, к которой я с таким трудом приноровилась. За тычки в спину от одногруппниц, от которых я летела вниз по лестнице. За испорченные вещи. За украденные флаконы духов. За демонстративно захлопываемые двери.

Я пыталась, мама. Я пыталась с ними говорить. Но для них то, что первые два курса я ездила в университет на такси (точнее, приезжала раз в месяц, сдавала всё на «отлично» и «хорошо» и уезжала) — это «насосала». А уж когда я сдала на водительское удостоверение с пометкой «ручное управление» — так вообще конец света. Меня стали сживать с него самого. Уничтоженные лабораторные работы, курсовые, зачётки, ведомости. Ложь в деканате. Я знаю, мама, этим людям больше нечего делать. Я помню, но это не значит, что я понимаю.

Когда они увидели у меня на руке обручальное кольцо, меня в очередной раз столкнули с лестницы. А публичное выступление превратилось в высмеивание моего заикания. Преподаватель молчал. Ещё бы, я ведь чужак, так как редко появляюсь.

Мама, я даже ходила с ними на вечеринки. Сначала. Они пригласили меня один раз. В клуб меня пустили без досмотра, их обшмонали. На их вопли «А почему её не досмотрели?!» им ответили, что по мне виден мой уровень заработка. Это стало спусковым крючком.

Да, мама, я понимаю, что они ничего не знают, не понимают, не хотят…

Мама, если бы не срочные госпитализации, я бы заработала гораздо больше. А требуются они именно после моих визитов в университет.

Да, мама. То, что ты знаешь, что у меня собственный бизнес, это ещё один показатель того, что я плохая дочь. Я врала тебе. Несколько лет. Я скрывала свою деятельность. Я не могла и не хотела ни с кем обсуждать то, что я делаю. Я, даже смешно говорить, боялась элементарно сглазить.

Мама, в последнюю госпитализацию мне огласили счёт. И я поняла в очередной раз, что диплом о высшем образовании не даст мне ничего, тем более — ещё нескольких лет жизни. А моя работа — даст. Я не могу тратить своё время на университет.

Прости меня, мама. Диплом о высшем образовании не поможет моему телу вскарабкаться на поребрик и залезть в общественный транспорт, а страховая фирма оценила каско и ОСАГО на нас с мужем в 98 тысяч рублей.

Прости меня, мама. Прости, пожалуйста. Я знаю, я помню, мама, это твоя мечта, чтобы у меня было высшее образование. Но я так больше не могу. Коляска с электрическими батареями стоит как наша с мужем нынешняя машина, только обслуживание куда дороже. И я хочу осуществить твою мечту о пенсии в личном домике в Болгарии. И муж хочет мне в этом помочь.

Прости меня, мама. Мне осталось в лучшем случае четыре года.