С уважением, маленький человечек

Можно ли бить детей?

Вы бьёте начальника, который отказывается вам подчиняться? Сотрудников банка, которые отказывают вам в кредите? Бьёте ли вы здорового лба, который не собирается вам уступать? Ссыкотно. А ребёнка — можно. Он маленький, в отмах не пойдёт. Хорошо-то как: «Это моё дитё, как хочу, так и воспитываю, не ваше дело». Моё. Потому что моему ребёнку жить с вашим, который с подгузников впитал, что слабых бить можно, что битьём завоёвывают авторитет, что насилие — это норма, и можно только так, а не иначе. Хорошо, что у меня не девочка: ей не придётся идти замуж за такого, а своего мальчика я учу давать сдачи.

Мама родила меня рано, посему воспитывать детей на мне и тренировалась. Битьём не добилась ничего и поняла очень быстро, что ежели ребёнка в истерике шлёпнуть, он, зараза нелогичная, чегой-то ещё больше заливается уже в протесте в отношении подобных мер. Тогда мама просто перешла на взрослую модель поведения. Выёживаешься не по делу? Вали в угол, осознавай, осознаешь — амнистируют. Я, даже в отвисших на попе колготках, была чертовски свободолюбивой и деятельной особой, посему осознание собственной неправоты приходило тем скорее, чем более увлекательные занятия простаивали без моего участия. Орать без дела тоже было всегда чревато: мама умеет смотреть так, что ты моментально испытываешь желание надеть на себя власяницу и усамобичеваться в раскаянии. (Я теперь тоже умею так смотреть.) Из угла выпускали только в том случае, если осуждённый мог чётко сформулировать, за что его заточили. Так меня научили анализировать свои поступки и отношение окружающих к ним.

Небольшое отступление: в садике со мной этот метод не работал, ибо там в наказание ставили в угол в другой группе на глазах у всех, а я вообще категорически обожаю находиться в центре внимания. Кроме того, я была в тот момент влюблена в двух мальчиков в той группе (количество объясняется тем, что они носили одинаковые красные рубашки. Когда одного из «о боже» родители всё же переодели, резко стала однолюбом. Да, шмотки я всегда любила больше людей) — и, обнаружив, что каждое наказание — очередное свидание, шкодила уже с удвоенной силой.

Знаете, если вы не можете завоевать уважение маленького человечка, который априори вас боготворит, иными способами, чем насилие, вы расписываетесь автоматически в полном бессилии и низком интеллектуальном уровне. Это даже не слабость — ничтожность. Насилие порождает страх. Боялась ли я своей матери? Я боялась заслужить её неуважение. Если меня наказывали, я чётко знала, за что. А ещё я знала, что своим проступком обидела человека, который мне доверяет, который любит меня безусловно, и эта любовь, это доверие — ответственность. Теперь я ценю тех, кто меня любит, я с уважением и осторожностью отношусь к их чувствам — мама научила.

Я так же воспитываю своего детёныша, и, честно признаюсь, очень редко у меня возникает желание на него наорать (а я, вообще, ещё та истеричка). Желание выпороть не возникает вообще: детёныш не даёт повода. Просто мы договариваемся по-взрослому. А капризничает он только в одном случае — если нарушен режим, и он устал, но это уже вина не ребёнка, а его безответственной матушки, которую-то как раз и стоит выпороть за подобное упущение. Он не ангел — он просто гиперактивная пузатая мелочь. Но когда это хитрая мося нарушает правила и знает, что их нарушает — на этой мосе написано большими неоновыми буквами: «Я анархист и дестроер». Я сажусь на его уровень и вопрошаю: «И что это мы творим?» А мося прячет глазищи и исправляется, ибо знает, что с мамой весело и интересно даже убираться, а вот когда мама обижена — это всегда скучно и без сказок.