Недорогое насилие и рыбацкий словарь

Во времена счастливой студенческой юности я работала в маленьком круглосуточном книжном магазинчике — сейчас он уже закрылся. Вот несколько историй оттуда.

* * *

Заходят два «конкретных пацана» — кожаные куртки, спортивные штаны, бритые затылки. Один другому восторженно изливается:

— Я тут книжку читал... Оранжевая такая. Реальный такой чувак написал, с приколами.

«Пацан» обращается ко мне. Начинаем вместе угадывать имя «реального чувака», быстренько выясняем, что имелся в виду цикл книг про Ехо Макса Фрая. Веду к соответствующему стеллажу, нахожу нужную серию, и «пацаны» берут несколько книг. Чёрт меня дёрнул за язык:

— Да, у неё как раз новая книжка скоро в продаже появится...

«Пацаны» замирают.

— Как это — «у неё»? Это что, в натуре, тёлка, что ли?
— Э-э-э, ну да, это женщина, пишет под псевдонимом.
— А... Не, тёлку не надо.

Оставляют книги на кассе и уходят.

* * *

Спорили с товароведом о принципах продажи книг. Его мнение — надо «впаривать», и если на складе лежит пачка чего угодно, то надо быстренько сделать из этого хит продаж. Мои идеалистические представления — надо продавать по возможности то, за чем покупатель пришел, и попадать в его вкусы.

На следующий день после собрания, на котором с гордостью рассказывалось, как один из продавцов «впарил» за день восемнадцать экземпляров книги Бена Окри «Голодная дорога», приходят в магазин две девушки. Общаемся, подбираем им «что-нибудь интересное почитать». Одна из них всё время опасливо озирается и в итоге вполголоса просит: «Только, девушка, знаете... У вас тут ходит такой мальчик, мы уже дважды приходили, что бы ни спросили — советует какого-то негра, что-то про голод... Мы больше не хотим!»

* * *

Была особая категория покупателей, которых уже узнаёшь в лицо и даже откладываешь для них книги в соответствии с их вкусами. Один прекрасный, вежливый молодой человек обожал книги про насилие. По его выражению, «чтоб кровавые сопли и мозги по стенкам». Как-то раз, перебирая стеллаж зарубежной литературы, наткнулась на уценённое издание «Раскрашенной птицы» Ежи Косински из очень неплохой серии «Славянский шкаф». Когда пришел «мой» покупатель, дала полистать. В жизни не приходилось настолько удачно угадывать с выбором! После этого молодой человек приходил в книжный сам, приводил друзей, и каждый раз звучала рекомендация: «Это самый классный книжный, мне тут нашли насилие за 37 рублей!»

* * *

Одна из «фишек» магазина — «любимая книга продавца». Рядом с кассой и соответствующим плакатом выставлялась книга, которая находилась в данный момент в фаворе продавца, заступившего на смену. Естественно, подразумевалось, что при случае продавец может отрекомендовать её лучшим образом.

Однажды в мою смену пришел помятого вида дядечка — он опоздал на метро и всю ночь просидел в нашем книжном. Всё бы ничего, но беседовать с ним было откровенно неприятно — дядечка то пытался изобразить из себя гуру психологии и лез с расспросами о личной жизни, то грозился навести порчу на нашу еду, то просто откровенно оскорблял. Всё это сопровождалось рефреном: «Я покупатель, я куплю у вас книгу, и за это вы обязаны со мной разговаривать о чём угодно».

Утром, неудовлетворённый беседой, дядечка затребовал продать ему «любимую книгу» (на тот момент это была «Сага» Тонино Бенаквиста), а после расчёта демонстративно швырнул её в мусорку и облил пивом из бутылки. Жалко книгу, зато дядечка наконец-то ушёл.

* * *

Приходят два респектабельных мужчины.

— Нам сказали, что у вас очень оригинальный книжный магазин. Продайте нам что-нибудь оригинальное, чего в других книжных нет, чтобы мы показывали всем, и сразу было видно, что оригинальная книжка, нестандартная.

Начинаем перебирать. Естественно, модные Пелевин и Мураками отпадают; «тематический», по выражению определенной категории покупателей, журнал «Квир» вызывает брезгливое недоумение. Философия скучна, детские книжки несерьёзны, современная поэзия надоела, а издание повести Гоголя «Нос», где слово «нос» везде было заменено на три звёздочки, закончилось.

Оказалось, что полностью представлениям об «оригинальной» книге соответствовал «Словарь рыбаков Волго-Каспия», в отчаянии снятый мной со стеллажа языковедения.