О жеребятах и эволюции

Лечу в самолете поздно вечером. Позади — две молодые подружки, одна с дочкой. Дочка спокойная, не ноет и почти не разговаривает даже. Вдруг мать включает ей на телефоне музыку, причём довольно громко. Я уже почти дремлю — вижу, многие желают покоя не меньше меня.

Оглядываюсь, встречаюсь с матерью глазами. Она смотрит вызывающе, словно пытается донести простую мысль: «Вы — шлак». Не могу сказать, что медовым голосом, но и без лишней агрессии говорю ей вполголоса:

— Выключите, пожалуйста, либо дайте ей наушники.

Без паузы, без размышления мать, сделав глаза возмущённого лемура, парирует заготовкой:

— Это же ребёнок!

В эту минуту я понимаю, что передо мной — образчик той самой тупиковой ветви homo sapiens, которой я искренне желаю не размножаться и не плодить себе подобных. Логика и элементарное социально-бытовое сознание у особи отсутствует. Хочется молиться, чтобы её лишили родительских прав и дочь воспитали «по Чернышевскому» — бесчисленные копии убожества не нужны миру. Впрочем, уже через две секунды ошеломлённого нелогичностью, бредовостью, наглостью и ханжеством её ответа молчания я собираю в комок остатки терпения и медленно, дабы не вспылить, спокойным голосом вывожу:

— И, собственно, что?

Мать изображает на лице смесь возмущения и отвращения, шипит что-то под нос себе и в уши своей подруге (которая, судя по выражению лица, не более чем наполовину разделяет её позицию), но музыку всё-таки отключает.

В салон снова возвращается целебный покой. Ребенок спокойно переключается на книжку с картинками.

Какой я мерзкий эгоист, не так ли? Ведь это же ребёнок! Мне следовало, наверное, ещё надеть красный шарик на нос, зелёный парик и изображать клоуна всю оставшуюся дорогу, дабы дитятку было не скучно, не так ли?

Родительский инстинкт — мощная сила, воздействующая на разум человека. Но и половой инстинкт — тоже, и инстинкт самосохранения, связанный с голодом. Но ведь многие способны себя контролировать, не прибегая к насилию по велению сексуального желания, не отберут у первого встречного пакет с едой, даже если кошелёк забыли дома, но есть очень хочется, не вцепятся в глотку прохожему, если вдруг он сделал резкое движение.

Так почему же, когда речь идёт о малейшем капризе ребёнка (настоящем или выдуманном матерью) — именно капризе, а не угрозе жизни или тяжёлой болезни, — матери превращаются в животных, лишённых сформированного десятками тысяч лет эволюции неокортекса?