And I will strike down upon thee with great vengeance and furious anger

Когда-то в детстве, ещё до школы, ходила я с бабушкой в церковь. Но уже через год я стала упираться, и даже за конфеты в обитель жирнопузых святош меня было не затащить.

Я помню своё детство — и с ужасом издалека наблюдаю таких же бабушек с такими же внучатами. Маленькое дитё стоит, притихнув, и испуганно таращит глазёнки на святошу с животом, выдающимся вперед на полметра. Любящая бабушка подталкивает малыша с воплями: «Целуй руку! Целуй крест! Поклонись иконе!» Ребёнок не знает, куда деться — родители, слава богу, ещё не успели вдолбить ему, что он чей-то раб.

Девочка, аккуратненькая, миленькая, в розовой одёжке. Бабуся заботливо закутывает её с ног до головы в черный платок — как же так, грех! Девчушка плачет, твердит: «Жарко!», пытается снять колючий шерстяной платок. Получает увесистый шлепок по попе и угрозу, что «господь покарает». Заливается плачем от боли и от испуга. Подходит кто-то из священников, и бабуля орёт то же самое: «Целуй руку, отец Кто-то-там благословит!» Девочка, не зная, куда себя деть, нерешительно мнётся.

Святоша с улыбкой протягивает отъетую клешню к малышке. Не выдержав, подхожу и с размаху бью по руке. Бабуля начинает визжать, святоша готовится изрыгнуть нечто бранное. Я, ещё на взводе, хотя решительная часть закончена, выдаю:

— Кого вы воспитываете? Будущих рабов? Нет? Это унизительно — целовать руку другому человеку. Не факт, что ещё чистую! Заставьте вашу внучку целовать ноги и называть его (кивок в сторону ошалевшего святоши) господином. Будет то же самое. Я ненавижу вас. Ненавижу за то, что делаете с собственными детьми. Испортили свою жизнь — не делайте из замечательного ребёнка подобие барана, идущего за пастухом и не имеющего собственного мнения. Мне бы хотелось взять вашу внучку за руку и отвести на пару слов, но, боюсь, это вне закона. До свидания.

Молча плюю под ноги священнику. Разворачиваюсь и ухожу. Задолбали! Мне больно видеть этих несчастных детей, воспитываемых в духе рабов.