Все умрут, они останутся

На этом сайте есть очень много жалоб на врачей и на пациентов. Правы все. И никто не виноват.

Роддом, в котором я родилась, славился невыводимым золотистым стафилококком. Конечно же, я им заболела. Пока лечили, напрочь убили микрофлору кишечника, а заодно и простудили — отит. Но вроде всё обошлось.

У мамы защемление нерва. Наши доблестные терапевты и невропатологи лечили-лечили — и долечили до медикаментозной аллергии. На большинство лекарств теперь наложено табу. Болеть, соответственно, нельзя.

У дедушки, ветерана ВОВ, прободение язвы. Приезжает «скорая». Врач — двухметровый амбал, стоя в дверях, в двух метраж от деда, говорит бабушке: «Вы его на бок переверните, а то захлебнётся». Дедушку рвёт полупереваренной кровью, он уже без сознания. Дед — ростом 190, кило 85–90 весит. Худенькая бабушка всё-таки смогла его перевернуть. Врач ушёл ждать в машину, пока деда выносили на одеяле соседи-мужчины. На операции хирург «просмотрел» язву. Не увидел. Бывает. Два месяца в больнице и повторная операция привели не к счастливому выздоровлению, а к похоронам.

У бабушки сердечный приступ. Приезжает «скорая». Врач упорно не хочет оторваться от телефона. Массаж сердца тоже делается с перерывами — что-то в телефоне очень важное. Когда набирают SMS и приходит отчёт о доставке, это заметно. Мальчику-стажёру на его попытки открыть ампулу с адреналином говорят: «Подожди». Я понимаю, что эта ампула может спасти жизнь молодой матери или просто хорошего человека. Но я знаю, что моя бабушка не увидела мой выпускной, не была на свадьбе своей любимой внучки, моей сестры, и не возьмёт на руки правнука.

Мой хороший друг попал в аварию. Перелом ноги. Открытый, страшный — нога вывернута в другую сторону. Ему отказываются делать операцию. Почему? У него гемофилия. Так вот же и препараты для свёртывания, и на операции будет специалист… Не хотят. То ли боятся, то ли статистику жалко. Даже за деньги не хотят. Официально не отказываются — так им нельзя, но в лицо говорят: оперировать у нас не будем. Друг пролежал в этой больнице две недели, пока все дружно искали связи и деньги. Операцию сделали в другой больнице; аппарат Илизарова друг проносил полгода. Спасибо тем врачам и дай Бог им здоровья — теперь друг даже не хромает.

Маме пришлось идти на прием к терапевту. Что обязательно нужно для приема? Правильно, флюорография! Результаты не радуют — на снимке нечто, похожее на опухоль. Мама с философским спокойствием ждёт результаты анализов, я в тихой панике ищу онколога и думаю, что продавать — квартиру или почку, чтобы оплатить лечение. Анализы опухоли не показали. Просто плёнка с браком оказалась, понимаете. Таких с «опухолями» шестеро в тот день оказалось. Даже «извините» никто не сказал.

У знакомой пожилой женщины инфаркт. «Скорая» привозит её в ту же больницу. Пока дети и внуки едут с работ и учёб, пока разбираются, что к чему и кому тут платить, женщина три часа лежит в коридоре. Само собой, к ней никто не соизволил даже подойти.

На моей памяти лишь один врач, пришедший к нам домой по вызову, снял обувь и помыл руки (это с учётом практически стерильной чистоты в квартире). Вернее, одна — необыкновенно милая девушка, видно, недавно закончившая учебу и не успевшая стать циником и пофигистом.

Я понимаю, есть пациенты, которые достают до синих ёжиков. Да, мне стыдно, когда ко мне, 25-летней девушке, в плохую погоду приходит врач предпенсионного возраста. Но мне правда плохо, у меня температура 39, я физически не могу дойти до больницы, да и тамошним бабушкам и беременным будущим мамочкам не нужна моя инфекция.

Врачи, вы должны понимать: когда мы заболели, вы — наша надежда. Нам ведь страшно. Если бы мы знали, что конкретно у нас болит и как это лечить, мы бы к вам не обращались, честное слово.

Меня не задолбали. Мне грустно и страшно. Если сейчас такие врачи и такие больницы, то что будет дальше?