Чувственно-буквенно

Я люблю читать. Причём читать я люблю… всякое.

Первая раскрасивая, но совершенно недетская по содержанию книжка с волшебниками, демонами и прекрасной (не слишком одетой, как часто бывает на обложках фэнтези) дамой на обложке была стащена с родительской тумбочки ещё в пять моих сопливых лет. Сразу после того, как мать обнаружила, что это было, все подобные книги резко перекочевали на задние ряды верхних полок — куда-то за словари. Впрочем, ребёнком я был любопытным и находчивым, так что это только способствовало совершенствованию «альпинистских» навыков.

Много позже, когда началось половое созревание, я вдруг обнаружил, что загадочные видео, обнаруженные в отцовских закрытых папках, меня… не интересуют, не волнуют и не привлекают. Нет, речь не об ориентации цвета неба! Просто подростку, выросшему в тесном общении с книжными страстями, это всё казалось очень уж прямолинейным, не оставляющим места для фантазии. Поэтому то, что принято называть порнографией, я до сих пор потребляю исключительно в буквенном эквиваленте.

В интернете такое в основном представлено фанфиками. Разного направления, сюжета, уровня написания, ориентации главных героев (но это отдельная тема для задолбайства, особенно когда предупреждений нет, а в начале чтения «ничто не предвещало»). И с одной повторяющейся идиотской особенностью, которая наконец довела меня до того, чтобы написать сюда.

«Насильник» и «изнасилование». Практически любая сцена мало-мальски жёсткого секса не обходится без этих слов. Практически любое описание изнасилования к концу утрачивает смысл этого термина.

Ёж вашу плешь! Даже я, сублимирующий при подобном чтении наклонности, которые оценит мало какая девушка (читай: изрядную склонность к садизму), понимаю разницу между сексом и изнасилованием.

Если сколь угодно жёсткий секс происходит по взаимному согласию — это не изнасилование. Изнасилование априори совершается против воли насилуемого, а такая подмена понятий попросту опасна. Если происходит изнасилование, жертва не будет испытывать неземных ощущений и после падать к насильнику на грудь с признаниями в вечной любви. От настоящего изнасилования трудно испытать удовольствие даже мазохистке — оно ломает. А насчёт любви — извините, стокгольмский синдром так быстро не развивается.

Проблема в том, что, начитавшись этого, появляются глупые мальчишки, думающие, что «каждая женщина желает быть изнасилованной». Что так можно добиться любви и взаимности. В том, что появляются девчонки, мечтающие о «сексе без особого пиетета», но так же называющие его «изнасилованием».

Вы представляете, что могут натворить первые?

Вы представляете, чего могут натерпеться вторые?

Я не считаю, что виноваты подобные произведения сами по себе. Они позволяют выплеснуть лишние эмоции, избавиться от накапливающейся агрессии… В конце концов, если их запретить, они или уйдут на подпольное положение, или найдётся альтернатива (не факт, что лучшая). Но такая подмена понятий задолбала.