Прочитала тут историю про то, что использованную прокладку можно спрятать в сумочку и вынести в другую мусорку — и всколыхнулись детские флэшбеки. К исходной истории рассказ имеет достаточно опосредованное отношение.
Так получилось, что родители развелись в мои девять лет, и я осталась жить с папой и старшим братом. В комплекте шла папина мама, моя бабушка, с замашками домашнего тирана и принципом, что мужчины — центр мира, а женщины должны их обслуживать.
«Сначала поедят мужчины, а тебе что останется. Они же мужчины, они же работают». Да, некоторая логика в этом присутствует. Деньги зарабатывал только папа и чаще всего тяжёлым физическим трудом. Вот только зачастую садилась ужинать я на несколько часов позже — привет, гастрит — и действительно, что оставалось.
«Неприлично сушить твоё бельё в коридоре, где ходят мужчины. Повесь его в комнате на батарее или надевай прям так. А то вдруг увидят!» Ну да, а висящие в коридоре мужские семейники — это нормально. И штопать мне эти самые семейники, постиранные, слава богу — тоже норм. А вот развешивать ДЕТСКОЕ бельё нельзя.
«Идеальная жена должна быть всегда доброй, ласковой. Мужик пришёл домой: у тебя должен быть в одной руке борщ, в другой водка, а подол в зубах. И голова никогда не должна болеть». Это прямая цитата, которая повторялась мне не один раз. И я до сих пор не понимаю, ЧЕМ нужно думать, говоря такое десятилетнему ребёнку. Что такое «голова не должна болеть», я узнала много позже.
И то, из-за чего всё началось:
Когда мне было 13 лет, у меня ожидаемо начались менструации. И мне запрещалось выбрасывать использованные прокладки в общую мусорку. Даже замотанные в туалетную бумагу и специальную упаковку от новой прокладки.
Потому что мужчинам нельзя такое видеть. Мужчинам это отвратительно, а месячные — это стыдно. Мне следовало брать этот комочек из использованной прокладки, прятать к себе в рюкзак и утром по пути в школу выбрасывать в мусорные контейнеры. Если были выходные, то я закапывала запрещённый рулончик поглубже на дно мусорного ведра и забрасывала сверху другим мусором, чтобы бабушка не заметила.
Если же она его видела или находила, этот рулончик вполне мог полететь мне в лицо и меня выгоняли его выбрасывать на улицу. Даже тогда я понимала, что это всё странно. Но сейчас — не понимаю абсолютно, чем руководствовалась эта женщина.
Нет, папа и брат у меня были адекватные. И им было глубоко без разницы, где сохнут мои трусы и что за рулончик лежит в мусорке. В конце концов, мой первый бюстгальтер мне как раз папа и купил. Бабушка: «Зачем тебе? Нечего, мала ещё». Но вот этот принцип «женщины — обслуживающий персонал без прав и свобод» очень сильно попортил мне жизнь, и от него пришлось долго избавляться.
Это не то чтобы задолбало. Но свою дочь я буду воспитывать по-другому.