Наука пахать

Я хотела пойти в науку с раннего детства — так уж получилось. И первое, что сказала мне мать — а было это больше десяти лет назад, — что учёные в нашей стране бедствуют и получают мало. Моя мать — менеджер, никто из нашей семьи никогда не имел отношения к науке, и даже она прекрасно понимала, что моя зарплата научного сотрудника едва ли превысит прожиточный минимум. Но затем она сказала мне, что есть вещи важнее денег — любимое дело, которое даст мне силы двигаться дальше. И я смирилась с таким положением дел.

Я поступила в университет на желаемый факультет. Я была одной из 70–80% девушек на этой специальности (нет, это не филология) и успела хлебнуть шовинистического отношения. Однако это не обескуражило меня, а, наоборот, укрепило мою уверенность в том, что я хочу стать достойным учёным.

В процессе обучения, а затем и первой научной работы на курсовой и дипломе я познакомилась со многими учёными моей специальности. И я быстро поняла: да, правительству по большей части плевать на нас, и да, учёные бедствуют. Они получают нищенскую зарплату и не могут прокормить даже себя. Позволить себе содержать семью могли только учёные, занимающие высокие административные должности в своих институтах. А остальные — научные сотрудники, кандидаты и доктора наук — работают на стороне, чтобы обеспечить себе возможность оставаться в науке. Да-да, занимаются фрилансом, открывают свой бизнес, подрабатывают лаборантами и репетиторами. Это может быть сколько угодно ужасно, но это так.

Я начала работать со второго курса. Работала много где, чаще всего — в вивариях различных биологических лабораторий. Это тяжёлый многочасовой физический труд — приходилось и многокилограммовые мешки таскать, и пол драить, и грязные клетки животных вычищать. Одновременно с этим я продолжала учиться и писать свой первый научный труд — курсовую. Бывали ночи, когда я не ложилась спать просто потому, что понимала: если я лягу, то уже не поднимусь, а завтра ещё на работу и в университет. Бывали дни, когда я засыпала прямо на лекциях, и мои друзья собирали мне вещи и провожали до остановки, потому что я передвигалась с трудом. Бывали дни, когда я даже плакать от усталости не могла — слёзы отказывались литься из глаз. Зато я очень быстро смогла и покупать себе собственную одежду, и помогать маме оплачивать счета за квартиру, и завоевать уважение окружающих. И мне никогда не было стыдно за себя.

Я не окончила институт с красным дипломом, у меня нет четвёртого размера груди и прочих качеств, которые оправдывали бы меня в ваших глазах, читатель. Но у меня есть кое-что поважнее этого — способность нечеловечески пахать. Пахать, чего бы мне это ни стоило, за те жалкие копейки, что мне бросают, но пахать за идею. Именно поэтому ещё до окончания университета мне предложили место в трёх различных научных институтах. Потому что знали: я не брошу науку из-за финансовых трудностей и не пропаду, и были готовы мне помочь.

Можно сколько угодно говорить, что правительству плевать на науку и что оно лучше поднимет зарплату своим чиновникам. Можно ходить на митинги, подписывать петиции, бороться с прогнившей системой — всё это, наверное, похвально и хорошо. Однако в перерыве нужно ещё и покупать себе еду и одежду, и заниматься любимым делом несмотря ни на что. Не стыдиться себя и правительства за невозможность делать это, а самому создать себе такую возможность, даже если ради этого придётся в чем-то себя поломать. Двигать науку в нашей стране всегда было тяжело — я поняла это ещё в детстве, до меня донесли эту простую истину. И я сохранила это понимание, как сохраню в себе способность пахать ради науки на неблагодарной непрофильной сторонней работе. Для того чтобы научиться бороться с агрессивной средой, нужны годы, я не спорю. Однако, как видно, многим нужны годы ещё и для того, чтобы понять, что бороться вообще придётся.