Играю уже много лет, перепробовал множество стилей, сыграл множество нот и познакомился с множеством людей. Читаю на «Задолба!ли» истории под тегом «музыка» — искренне понимаю и сочувствую практически каждой.
Итак, собратья по оружию, у нас с вами множество различий: любимые стили и исполнители, философия звукоизвлечения и мистика кабелей типа «джек — джек». Но кое-что нас с вами роднит, а именно уважение ко вкусам другого человека. Общепримиряющим, так сказать, фактором являются как раз мотивы: «Если я хочу слушать любимую музыку, почему это должны делать все? Если меня просто забирает и разносит на мельчайшие частицы вещичка „XXX“ исполнителя „YYY“, то почему она должна нравиться всем остальным?» Собственно, все эти мысли можно объединить в одну: «Я уважаю и подчёркнуто никак не отношусь к вашим взглядам, поэтому прошу для себя по возможности спокойствия или, на худой конец, ненавязчивого интереса».
Это первая половина, а вот вторая часть людей — как раз все те, на которых мы жалуемся. У них в головах никогда в жизни не было мыслей о взаимном уважении, свободе личного эфира и вероисповедания.
Как определить, на чьей стороне баррикад ваш собеседник?
Тип 1 — наш человек. Если ты меня спрашиваешь о том, что я слушаю или что сейчас играет у меня в машине, дома или плеере, я с удовольствием объясняю: мол, так и так, блюз начала века, чёрные кварталы, нищета. А играет это, например, Роберт Джонсон — о нём сложены тонны легенд, я их тебе расскажу. И вы, мои собратья, даже если терпеть не можете блюз и джаз, либо сразу дадите понять о том, что уважаете мои вкусы, но вам это не интересно, либо, заинтересовавшись, тут же получите от меня флешку или диск с подборкой исполнителя с комментариями и наилучшими пожеланиями. И да, тут есть места для обмена мнениями и некоего диспута.
Тип 2 — номинация на премию Дарвина. «Это чё у тебя за дерьмо (старьё, уныние) играет?» Стоп, вот здесь главное не беспокоиться. Понимаете, если вы, оскорблённые в самых лучших чувствах, начнёте рассказывать о прелестях ритмики, музыкальной композиции, нестандартном решении вступления или коды, о джазовых линиях синкопированных басов, об интересных наборах тональностей и так далее, то максимум, чего вы добьётесь, это фразы типа: «А чё ты такой трудный-то?». Понимаю, иногда невозможно сдержаться и не высказать знакомому, включившему у вас на кухне во время ужина техно-электро-диско-клаб-драм-н-бейс. Понимаете, эти люди чаще всего не руководствуются желанием насолить, отомстить, насладиться новым треком «Моггано и Ко». Они делают это потому же, почему пёс лижет свои яйца — потому что могут это сделать. Решение: не связываться, не сходиться в помещении с электричеством, не упоминать музыку всуе.
Не нужно стоять на высоком холме в мокрой медной кольчуге и на чём свет стоит материть Перуна, Индру и Зевса касательно вопросов голода и растущего процента сумасшедших. Ничего, кроме молнии, вы не получите. Берегите ваши нервы!
На этом сайте я встречал множество задолбанных звукопёров и диджеев. Однако и рядовые музыканты задалбываются не реже и не меньше.
Со старших классов школы я фанатично зациклен на ударных; сейчас на последнем курсе университета (правда, технического). Играю не то чтобы профессионально, но весьма на уровне, и опыт игры уже довольно солидный набрался. К этому времени я чётко уяснил, что барабанщика задалбывают два вида людей: невежи и ученики.
— Ой, ты на барабане играешь?
На барабане играет пионер в пионерском лагере. Я играю на ударной установке.
— А почему ты на барабане играть учился? Другой инструмент не освоил?
Нет, не освоил. Не потому, что не могу, а потому, что не хочу. Есть у меня гитара, которую я время от времени терзаю, но мне это неинтересно.
— Ой, да ладно! Барабанщики — ни фига не музыканты. Бей себе и бей, чего сложного?
Ну конечно. От тебя, обладателя расстроенной акустической палки, это весьма забавно слышать. Пойдём я тебе расскажу, как настраивают барабаны и как подбирают пластики, палки, колотушки и тарелки, чтобы установка звучала не как набор кастрюль, а как музыкальный инструмент. А на закуску попрошу прочитать с листа соло Джона Бонэма, вот тогда и посмотрим.
— Ой, на ты на барабанах (уже радует) играешь? А научи меня тоже!
Да запросто. Весьма символичная плата за двухчасовое занятие. Одни просят научить просто так, по дружбе. Друзей я учу бесплатно (точнее, друга, так как друзей у меня по пальцам одной руки сосчитать можно), а ты, малознакомое существо, иди лесом. Другие, вздохнув, соглашаются. Придут на два-три занятия, ни черта не сделают и больше не явятся. Такой чертой наделены прежде всего девушки.
Ученики и ученицы тоже радуют. Мы сдаём репетиционную базу. На ней же я занимаюсь сам и с учениками. Так вот, приходят какие-нибудь пионеры, ведут себя так, словно только что с Полом Маккартни водку пили. Садится их стучала за ударку и начинает «играть» так, что из ушей кровь идёт. Руки не поставлены, пальцы не двигаются, работает локтями, ритм плавает, в доли не попадает… Порой приходится напоминать, что набор кевларовых пластиков на моей «Таме» стоит дороже их подержанных «тазиков». Вроде начинают жалеть несчастную «кухню» и лупят слабее. Больше всех поразила пришедшая на этой неделе барабанщица одной панк-группы, севшая за установку в сапогах на 12-сантиметровом каблуке.
Предлагаешь таким недобарабанщикам свои услуги — мол, тебе хотя бы удар поставить надо. Отказываются. Но ровно до той поры, пока не зайдут на базу в момент моих занятий. Вся молодёжь хочет играть, как я, но никто не хочет приложить тех усилий, которые на протяжении семи лет пришлось прикладывать мне. За всё время мне попался один только толковый паренек, который, что называется, загорелся. Ходит по три раза в неделю, занимается дома на коленках. Начавший практически с нуля, он за пару-тройку месяцев смог научиться играть весьма навороченные ритмы и свободно импровизировать со своей группой. Такие ученики — бальзам на душе. А остальные просто задолбали.
Мне приходится проводить в метро больше двух часов каждый день. В течение поездки я обычно читаю, и соседство с меломанами раздражает неимоверно. Сидишь усталый после работы, читаешь что-нибудь увлекательное, а рядом с тобой: «За-автра в семь двадцать две я бу-уду в Борисполе…» на автоповторе в течение получаса, причём слышно так, будто наушников вовсе нет. Раньше я просто терпел и раздражался молча, но однажды нашёл выход.
Утро, полупустой вагон. Заходит симпатичная девушка. Видно, что настроение хорошее, аж пританцовывает. Садится рядом со мной. Из наушников: «I said Morena, Morena, Morena I give you my love…» Поворачиваю голову и смотрю на девушку. Девушка смотрит на меня, явно довольная произведённым впечатлением. Я встаю и пересаживаюсь в другую часть вагона.
От хорошего настроения не остаётся и следа, ведь девушке нужно срочно понять, что с ней не так. От неё плохо пахнет? Дырка на колготках? Тушь потекла? Юбка задралась? Во мне теплится надежда, что однажды всё-таки дойдет, ведь если котят тыкать мордочкой в продукты их жизнедеятельности, даже до них доходит, что справлять нужду нужно в лотке. У моих соотечественниц, хочется верить, мозгов побольше, чем у котят.
Мои коллеги никогда, видимо, не слышали о дивном изобретении научно-технической мысли — наушниках. Я не говорю уже о таком забытом качестве, как уважение к близким.
Из-за стены на всю огромную комнату орёт музыка. Человек любит музыку всю подряд, но в основном своеобразную, навроде джаза, лишённого мелодии, ритма и прочих обычно присущих музыкальным композицям атрибутов. Или техногенщины-электроники, представляющей собой смесь швабры с перфоратором и рубанком.
— Ты говори, если тебе мешает.
Я устаю по десять раз на дню ходить и выпрашивать сделать потише. Мне дурно от таких произведений музыкального искусства.
Даже если один выключит (сделает потише), включается второй с быдлорэпом отечественного производства. На просьбу сделать потише говорит, что и без того еле слышно, а если мне мешает, то пусть я лучше надену наушники.
Понимаю, что мои чувствительно устроенные уши — это моя проблема. Но до разумного предела. Вот и сейчас я сижу и дурею от ритмично забиваемых «музыкантами» свай. Мы же дизайнеры все, мы же все особенные. А так хочется тишины! Эх, коллеги-калеки…
Преподаватели сольфеджио и муз. литературы, за небольшим исключением, самые страшные люди в музыкальной школе. Это ведь так трудно — вести предметы, которые не являются профильными и по большей части никому и не нужны (в том виде, в котором имеются), но при этом занимают большую часть учебного времени. Комплексов от такой работы — пруд пруди.
Ужас какой: шестилетка стесняется выйти к доске и спеть песенку. Точно бездарь, не быть ему музыкантом! Дети (подготовительная группа 5–7 лет) иногда пугаются и плачут. Умственно отсталые! Не-не-не, преподаватель, у которого дети боятся отвечать на уроке, тут ни при чём — он гений и король. Родителям не нравится подход преподавателя к ребёнку — ну, вы поняли.
На уроках музыкальной литературы важнее всего уметь отличать стопицот оперных арий на слух. Ну и что, что та музыка, которую одним пальцем правой ноги наигрывает на фортепиано такой вот «учитель», сильно отличается от того, что было на оригинальной записи.
А как вы издеваетесь над абсолютниками… «Зачем нотами пишешь? Разбросал тут горох! Слушай от тоники».
Вам же так необходимо доказать, что именно ваши предметы наиглавнейшие, что именно сольфеджио делает музыкантов. Так хочется чувствовать себя нужными. Но вот беда: дети идут в музыкальную школу получать начальные навыки игры на выбранном инструменте, а вовсе не решать псевдоматематические задачки из септаккордов. И ваша задача (если уж вы называете себя преподавателями) — сделать их обучение приятным и полезным. Найти подход к Васе, который боится, Маше, которая ест козюльки, и Пете, у которого данные на среднюю тройку. Пусть из него не вырастет талантливый исполнитель, но в ваших силах научить его любить музыку.
Кажется, когда я надеваю наушники, где-то загорается красная лампочка. Прибегает мама. Боковым зрением вижу, как шевелятся её губы, причём непонятно, то ли она со мной разговаривает, то ли с отцом перекрикивается. Слышу же я примерно такое:
— Ты почему устала быть покорной! Ты устала быть рабой! А дядя Володя упал со стоном, опалённый высотой… И вообще, я свободе-е-ен, словно птица в небесах…
В определённый момент ловлю на себе ненавистный взгляд и понимаю, что весь этот бред адресовался мне. Снимаю наушники, прошу ещё раз повторить. «Нет, ну нормально? Ну кому я рассказывала…» — и обиженно удаляется. Вот нельзя ткнуть в меня чем-то? Или пальцами перед носом пощёлкать, раз уж так хочется поговорить? Неужто не видно, что меня, по-народному выражаясь, колбасит?
Отдельно хочется пожелать скорейшей смерти людям, которые, чтобы поговорить, выдёргивают из уха наушник. За провод. Чтоб вы сгорели! У меня из-за вас наушников на неделю едва хватает. В такие моменты я чувствую, как эта тоненькая ниточка отрывается от динамика, так, словно во мне рвётся какой-то нерв. Злобно поворачиваюсь.
— Чего надо?! — Привет, говорю! — Ты в курсах, что ты мне наушники за триста гривен щас порвал?
На самом деле наушники куплены за червонец, но гнев сильнее.
Офонаревший взгляд. Аккуратненько вынимает второй наушничек из моего уха, боясь лишний раз дышать. Втыкает себе. Замирая, нажимает кнопку «Play», облегчённо вздыхает.
— Ну, работает же! — Работает! А если б не работало?
Снова обиженный взгляд. И снова я злобный тиран.
Заклинаю вас! Пожалуйста, научитесь общаться с меломанами, не повреждая их вещи и нервную систему. Или, ещё лучше, никогда не трогайте человека в наушниках.
Какое-то время я преподавала в музыкальной школе при институте сольфеджио и музыкальную литературу. В подготовительном классе — двадцать с лишним человек, из которых от силы трое тех, кто способен думать. «Митенька, выходи к доске, спой всем нам песенку, которую мы вместе выучили». Митенька смотрит отсутствующим взором и не двигается с места. Когда фраза повторяется дважды, Митенька делает неуверенный шаг в сторону доски, а дальше его нужно взять за ручку и вывести в центр класса лично. И при этом обязательно проследить за тем, чтобы ребёнок не напугался и не заплакал, ибо за дверью неустанно дежурят родители.
А после урока обязательно зайдёт мамаша и спросит: как сегодня «работал на уроке» её сынок? Вот тогда стоишь и думаешь, как лучше ответить — соврать, что всё хорошо, но есть над чем работать, или откровенно сказать, что музыка — это не его? Скажешь правду — мамаша рассердится, сверкнёт глазами и уйдёт «искать другого преподавателя». Сочувствую другому преподавателю.
Это что за интернат для умственно-отсталых? Когда тащите ребенка на занятия, будьте добры, смотрите правде в глаза и не врите сами себе. Если у Саши нет слуха и абсолютно отсутствует чувство ритма, то даю 99 из 100: он не только не станет выдающимся музыкантом, но ещё и наберется комплексов, так как в группе будут дети куда сообразительнее и талантливее.
Мамы, папы, спросите у ребёнка: хочет ли он танцевать? А играть на скрипке? И ладно ещё, когда у ребёнка есть к этому способности, но нет желания — его-то как раз можно возбудить. Вы же приводите бездарей и ждёте, что преподаватель сделает из них Моцартов.
Ходила я тут в доблестную пилицию забирать мужнино разрешение на покупку ружья. Разрешение забрала без проблем, но шутка чёрного юмора не в этом. В доблестной пилиции на всё отделение громко и разухабисто играл «русский шансон». Ага, эти самые «Отсидел я пять лет от звонка до звонка» и прочая подобная бня. Я даже усомнилась, туда ли я попала. Оный «шансон» и в салоне маршрутки прекрасен настолько, что без плеера я там не езжу, но в данном учреждении он звучал как-то особенно абсурдно. Правоохранительные господа и дамы, что это было?
Я гитаристка. Начинающая, так что кончики моих пальцев ещё слишком мягкие для игры на металлических струнах, но я стараюсь, и если сильно пальцы не травмировать, то играть можно.
Все вы знаете, как происходит сдача крови. Вы даёте направление, вам чиркают ланцетом или специальной иголкой по пальцу и с помощью стеклянной трубочки забирают некоторое количество вашей красной жидкости. И всё бы ничего, но для гитариста пальцы — это святое. Понимаю, что не сдавать вообще нельзя, и соглашаюсь пожертвовать каким-нибудь пальцем, не нужным мне для игры. Например, мизинцем на правой руке. Или указательным — он быстрее заживает. Но уже не первая «добрая женщина» молча улыбается на мою скромную просьбу не трогать безымянный палец и смачно чиркает по нему. И опять около недели гитара пылится в стороне.
Неужели так сложно растерзать другой палец? Ведь они все растут из одной руки, а обе руки — из одного туловища. Вероятно, в безымянном важная вена, идущая прямо в сердце, безымянный менее нужен в быту, это просто инструкции… Но, чёрт подери, есть же доктора, сочувствующие нам, музыкантам, и послушно берущие кровь из другого отростка! Почему нельзя делать так всегда? Вам ведь за это из зарплаты не вычитают. Я не всё понимаю в этих ритуалах, но объяснять мне никто не хочет — все просто улыбаются. Задолбали!
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li