Искусство

Был тут спор на тему: является ли задачей кино быть «паровозом действительности», или же оно может, следуя капризам авторов, превращаться то в «зеркало», то ещё во что-нибудь. Продолжайте думать как хотите, но примите во внимание мой случай.

Я вырос на фильмах, герои которых женились по любви. Родители были не против просмотра мной таких картин, но всякий раз заявляли:

— Помни, браки по любви бывают только в фантазиях сценаристов и режиссёров. Никогда так не делай. В жизни бывает только по расчёту. Запомни: только по расчёту. Стремись к этому и ты, сынок!

Может быть, эти поучения и сподвигли меня опровергнуть родительские доводы и доказать на собственном опыте, что браки по любви бывают и в жизни. Тем более, что несколько таких пар я знал — но поди докажи родителям, что у них расчётной составляющей нет!

И вот итог: я уже много лет счастливо женат по любви. Спасибо вам, родители! И вам, киношники, спасибо. «Паровозьте» действительность ещё! И пусть КПД паровоза мал, но он отличен от нуля, и ради этого и следует трудиться над кинокартинами.

Итак, вы пришли в оперу. Дежурный бокал шампанского в буфете осушен, макияж поправлен, третий звонок, свет в зале гаснет — и вот оно.

Первым делом наклонитесь к спинке впередистоящего кресла, как в падающем самолёте, и начинайте кашлять и сморкаться. Даже не думайте при особо сильном приступе выйти в туалет: во-первых, всем вокруг слушать ваш кашель гораздо приятнее, чем какое-то там произведение никому не интересного композитора, а во-вторых, увлекательная игра «угадай, насколько заразен твой сосед» поможет скрасить три часа смертельной скуки.

Вы пришли с подружкой Галочкой, которую не видели добрую сотню лет? Начните обсуждать мужей, начальство и неудачи в приучении внуков к горшку, не дожидаясь антракта. Всем же известно, что при нынешнем бешеном темпе жизни каждая минута, проведённая с близкими, на счету.

Обязательно возьмите с собой сына-первоклассника, не интересующегося музыкой: пусть детей до десяти лет формально и не пускают на вечерние спектакли, за этим всё равно никто строго не следит. Не вздумайте уйти после первого акта: канючащий от усталости в десять вечера под конец трёхчасового представления малыш выглядит умилительно, никому не мешает и, главное, тут же проникается неземной любовью к мировой классике.

Вы ещё не забыли о кашле? Кашляйте больше! Наклоняйтесь и кашляйте прямо в ухо впередисидящему. Как минимум, раз в три минуты, лучше — в две. Нет, всё ещё недостаточно кашля.

Аплодируйте. Громко, долго и со вкусом. Аплодируйте в моменты, никак к этому не располагающие — например, прямо посреди арии. Соседи оценят вашу оригинальность и нонконформизм, а исполнителям будет приятно, что вы ни на секунду их не забываете. Вопите «Браво!» дурным голосом. Можете от полноты чувств даже немного посвистеть.

Фотографируйте. В любой момент, не занятый кашлем, фотографируйте всем, что под руку подвернётся — фотоаппаратом, планшетом, телефоном. В идеале — всем и сразу. Ни в коем случае не выключайте встроенную вспышку: во-первых, какой дурак сказал, что на таком расстоянии от неё всё равно никакого толка, а во-вторых, она ведь так прикольно мигает!

Кстати, о телефонах. Звук можете не отключать — всё равно никто не услышит. А если и услышит, то сможет разве что восхититься вашим утончённым музыкальным вкусом. Где, как не в опере, его ещё демонстрировать?

Люди! Милые, дорогие, хорошие! Если вам скучно и неинтересно, если вам тяжело три часа просидеть на месте, слушая довольно странное с непривычки пение, если вам, в конце концов, хочется уйти после первых же пяти минут, ну не идите вы в оперу! Идите в драматический театр, в кино, на рок-концерт, да хоть на футбол — в мире ещё полным-полно прекрасных и интересных способов провести досуг. Только, ради всего святого, не мучайте себя и не мешайте тем, кто на самом деле пришёл насладиться любимой музыкой, идеальной акустикой и великолепными голосами.

Бывает в жизни иногда дефицит чего-нибудь. Не так давно у нас с мамой случился дефицит искусства — так бывает, когда давно не ходили в театр или кино, потом всё собирались сходить, а некогда. В такой ситуации я своим волевым решением приобретаю билеты, заранее выпытав у маман, что она хотела бы посмотреть и когда у неё есть свободный вечер. Так было и в этот раз. Необходимая информация получена, и вуаля — вечером в пятницу идём на «Сильву» Кальмана.

Поразило состояние театра оперы и балета в моем родном городе. Разумеется, здание огромное, требует очень больших денежных вливаний даже для поддержания штанов, не то что уж масштабного ремонта. Зрительный зал явно облез. Пыль на том, что должно быть побелено, позолота поблекла, светильники разбиты. Состояние туалета не буду описывать вообще. В общем, храм искусства приходит в упадок — единственный в городе, замечу, что специализируется на классических видах: балете, опере и оперетте. Впрочем, о том, где находишься, очень быстро заставляет забыть прекрасная труппа театра. Честь им и хвала. Но то присказка была, история будет дальше.

Мы с мамой, как приличные люди, пришли заранее, чтобы занять свои места, никого не беспокоя после того, как потушат свет. А я, надо сказать, в этот раз не поскупилась на партер — уж очень хотелось сидеть поближе к сцене, а не на балконе и не в бельэтаже. Приходим мы в назначенный час в зал, ищем свои места, пытаемся сориентироваться. Нашли. Сюрприз! На наших местах кто-то уже сидит. Подхожу к администратору зала — так, мол, и так, вот билеты, места заняты, правильно ли мы сориентировались, те ли это места? Администратор посмотрела и говорит: «Всё верно, те места». Надо идти сгонять. Преодолевая чувство неловкости, я подхожу к дамам за шестьдесят, вальяжно рассевшимся в креслах, и говорю:

— Дамы, произошло недоразумение: у нас билеты на эти места. А у вас?

Две вообще меня не удостоили взглядом, а одна, что была ко мне ближе, обернулась, смерила меня презрительным взглядом, скорчила мину, достойную герцогини кембриджской, и сообщила своим товаркам:

— Пошли отсюда! Спектакль спокойно тут не посмотрим…

Встали. Вышли из ряда, освободив наши с мамой места и ещё одно, на которое тоже потом пришли люди. Все трое — при полном параде: маникюр, причёски, вечерние платья… Не задолбали, но оставили меня в недоумении, честно. Если вы так любите искусство, столь ухожены и надменны, что плебс вроде меня претит вам в театре, почему бы вам не проголосовать рублём за то, что вы любите? Наградите актёров не только аплодисментами — те будут рады, если их родной театр наконец накопит денег на ремонт.

У меня задолбайка, в принципе, несерьёзная. Мир не перевернулся, Солнце не погасло, все живы. Я ненавижу киноляпы. Да-да, те самые, о которых потом снимают передачи. Особенно любят искать такие ляпы в старых советских фильмах. Лично я особой почтительности к ним не испытываю. По мне, так это как невычитанный роман, выпущенный со всеми орфографическими ошибками. Или никто из команды не заметил этого косяка при финальной прогонке, или обнаружили, но не стали исправлять: дескать, прокатит.

Есть ляпы значительные: где герой в синей рубашке, потом вдруг — раз! — и в красной. Или у него то появляется, то пропадает гитара. Или в фильме про древнегреческих героев в небе виден белый след от самолёта. Заметив такой, я расскажу друзьям, мы посмеёмся и забудем до следующего просмотра. Этот ляп сама команда пропустить не могла, наверняка просто не стали переделывать. Что это — неуважение к зрителям или пофигистическое отношение? Не было времени? Не смешите меня! Ладно в старом советском кино, но сейчас, когда на компьютере рисуют драконов и монстров и даже пожар снимают в павильоне, так сложно подправить несколько кадров?

Наиболее ненавистные мне не видны с первого взгляда. Скорее всего, их не видят 90% зрителей, но их вижу я, и они портят всё впечатление.

Смотрю я фильм в кинотеатре. Главные герои сидят на парапете. Конечная сцена. Лав-стори на фоне апокалипсиса. Она прижимается к его плечу, доверчиво смотрит снизу в лицо и что-то спрашивает. Он начинает отвечать — и тут камера меняет расположение и оказывается с другой стороны. Так, я уже не слышу героев и не вникаю в сюжет — я пытаюсь понять, когда камера успела поменять положение и почему герои теперь вместе смотрят вперёд?

Другая сцена: пара осознаёт свои чувства, они вглядываются в лица друг друга, скользят взглядами, встречаются глазами, замирают… Я вся сжимаюсь от предвкушения. Камера меняет угол, и я вижу, что голова героя наклонена в другую сторону, а волосы героини зачёсаны набок. Через мгновение камера возвращается на прежнее место. О чудо! — и её причёска в норме, и он опять склонился влево перед поцелуем.

Третий эпизод. Кажется, они расстались навсегда. Ему нет места в её мире, а она не останется в его. И вдруг они встречаются вновь! Не в силах поверить своим глазам, она бросается к нему на шею, а он шепчет: «Ну наконец-то…» — и прижимает её к себе. И опять всё портит эта съёмка с двух сторон! Почему, когда камера расположена за его спиной, её руки обхватывают его корпус, а когда с обратного ракурса, она уже обнимает его за шею? И так три-четыре смены угла обзора.

Кто-то скажет: «Подумаешь! Чего придралась?» Да, придралась! Вы мне испортили просмотр. Вместо того чтобы наслаждаться сюжетом, я пытаюсь состыковать текст и изменение поз и выражений лиц героев, потому что из-за резкой смены угла съёмки кажется, что из эпизода только что вырезали несколько секунд. Это начинает выглядеть фальшиво! Я хочу поймать момент, когда герой понимает, что любит и любим, восторженно жду чуда, а вместо этого вижу, что они только что стояли, прижавшись лбами, тянулись друг к другу губами, а в следующую секунду он уже как будто отодвинулся. У неё дыхание несвежее, что ли?

Я все понимаю, актёры — живые люди, они не могут быть неподвижны между дублями и, вполне вероятно, меняют положение рук и головы. Может, вы вообще снимаете с одного угла утром, а с другого — вечером. Но, блин, следите за тем, что вы склеиваете потом! Это больше похоже на вырезки из газеты, чем на плавное течение жизни.

Словом, господа создатели, вы создаёте нечто нематериальное, что несёт нам радость, а вам — прибыль. Ну так проверяйте результат своего труда, потому что замеченный зрителями ляп — это вовсе не повод для умиления. И если советскому режиссёру и тогда, и сегодня прощали гитару, называя это курьёзом, то вам подобную оплошность совершать нельзя. Как минимум, у вас больше возможностей для обнаружения и исправления, как максимум — уж извините, в случае успешного проката ваш гонорар выглядит значительно более солидным. Зритель зажрался, но и вы, господа хорошие, не за идею пашете. Я заплатила за билет и не хочу отвлекаться на досадные мелочи, которые вы посчитали ничтожными.

Москва. 22 часа. Суббота. Театральная площадь. Фестиваль «Круг света». Над площадью звучит классическая музыка, на фронтон Большого театра проецируются фрагменты спектаклей, запрудившая площадь толпа внимательно наблюдает. Казалось бы, что в такой ситуации может вызвать раздражение?

Звучащего над площадью «Щелкунчика» разрывает вой и кряканье. К площади стягиваются машины с полицией. Расталкивая едущие по перегруженной улице автомобили, автобусы с полицейскими образуют нестройный ряд между площадью и театром. Часть полицейских выходит и занимает позиции около толпы, угрюмо глазея на неё. Часть продолжает сидеть в перегородивших первым рядам обзор автобусах. Полицаи ничего не делают, просто стоят или сидят. Они останутся там до конца представления, а затем угрюмо залезут в автозаки и уедут.

Любое действо в двух столицах всегда сопровождается ими — угрюмыми полицейскими или омоновцами, приехавшими в ПАЗиках или автозаках. Они съезжаются на любой праздник, концерт, гуляние, фестиваль, акцию, а также просто к скоплению народа. Они перегораживают проход и проезд, образуют нестройные линии в ненужных местах, они мешаются, они ничего не делают, а если к ним обратиться, скажем, спрашивая дорогу — хамят и угрожают. Они даже теоретически не могут обеспечить порядок: если в толпе и начнётся какая-то заварушка, она закончится задолго до того, как полицейские протолкаются к месту событий. Более того, мой многократный опыт свидетельствует, что на самом деле всем этим «правоохранителям» нет никакого дела до драк, неадекватов или пьяных: пока дело не касается их самих, они будут равнодушно взирать и на пьяного верзилу, пристающего к подросткам, и на неадекватных представителей южных национальностей, решивших, что попали в публичный дом, и оскорбляющих всех женщин вокруг, и на воришку, вытащившего у кого-то кошелёк и спокойно удаляющегося под крики «держи вора!».

Я могу себе представить, что творится в голове у человека, отряжающего колонну полицаев для провожания до метро посетителей молодёжного рок-концерта: у бывших советских функционеров рокеры прочно ассоциируются с асоциалами, и с этим уже ничего не поделать. Я понимаю, зачем конвой футбольным фанатам: в ряде случаев он действительно необходим. Но расскажите мне, что это облечённая властью гопота забывает на детских праздниках? Раздаче собак из приюта? Публичном классическом концерте? Они не несут никакой положительной роли, но несут массу отрицательных, от нарочито оскорбительного поведения и до перегораживания дороги.

Или же наше правительство уже настолько боится собственного народа, что всерьёз полагает, что собравшиеся вместе дети, собаководы и театралы без подобного вот конвоирования тут же организуются и пойдут жечь Думу?

Тут была парочка историй от задолбавшихся работников света и музыки в театре, которых, в принципе, понять можно. Ну, а меня задолбали сами эти работники.

Я танцую, преподаю, и мы очень часто выезжаем на различные соревнования. Там участвует больше 50 коллективов, каждый с несколькими танцами. Понятное дело, что никто не будет для каждого номера готовить свой свет. И тут приходит госпожа креативность. Ребята никак не могут понять, что нет никакого смысла пытаться поймать в кружок света солистку, не зная ни одного перемещения по сцене — они просто бегают этим ярким пятном, выхватывая отдельных участников и полностью скрывая других от лиц судей. Могут внезапно включить дискотечный мигающий свет, при котором абсолютно не видно, ни какие движения делает коллектив, ни как они стоят. Особо одарённые вообще могут выключить свет посередине, нисколько не заботясь о том, что в танце сейчас сложное перемещение, и в полной темноте на незнакомой сцене найти своё место трудно даже профессионалу, не то что детскому коллективу, который, может, пятый раз в жизни видит сцену. Кстати, многим детишкам всего 4–5 лет — они ходить-то не так давно научились.

С музыкой тоже всегда проблемы. На последнем концерте ответственный за музыку решил, что сначала надо включить потише, а только потом постепенно нарастить громкость. К сожалению, сама музыка изначально играет тихо, и мы просто не услышали за рёвом зала, что она началась. Пришлось сидеть две минуты на сцене, пока там не поняли, что что-то не так, и надо включить сначала. Потому что начинать с середины, где уже сменился рисунок танца, просто невозможно. Кто-то считает, что точно запомнит, кому музыку надо включить, пока коллектив за кулисами, а кому — когда они вышли на сцену. Начинается музыка, пока мы выходим — отлично, впечатление у судей уже испорчено.

Отдельной песней идут ведущие, объявляющие выход. Путают имена, фамилии, название коллективов, названия песен. «Just Dance» с лёгкой руки безграмотной тёти превращается в «Jazz Dance», и судьи пытаются понять, каким боком попсовая современная композиция превратилась в джаз. А ведь за участие коллективы платят собственные деньги.

Прошу вас, креативные, выключите свою самодеятельность. Правило «чем проще, тем лучше» — это как раз для такой «потоковой» работы.

Были тут истории и про уважение к исполнителям, и про свет в театре, и про много другое. А я вот на досуге работаю со световой пушкой в любительском театре. Световая пушка — это такая клёвая машинка, которая даёт то самое круглое пятно света, которым «водят» по сцене выступающих.

Технику я нежно люблю, команда «свет — звук» у нас весёлая, но всегда есть «но». В моем случае проблема кроется в зрителях, которые приходят посмотреть, в расположении звука и света и в гостях залётных.

Мы находимся всего на две ступеньки выше, чем заканчиваются ряды зрителей. А это значит, что дорогие зрители, невзирая на наше злобное шипение, заходят в зал после начала спектакля или концерта и, никого и ничего не стесняясь, начинают искать свои места. То, что при этом по той же самой лестнице в тот же самый момент может спускаться в пятне света актёр, дорогих зрителей ничуть не смущает. То, что в полной темноте на сцене их гордый профиль вырисовывается в световом пятне, в которое они не задумываясь влезли, — тоже.

Я не могу орать на вас матом: в зале хорошая акустика. Не могу даже шипеть. Я в этот момент как девушку обнимаю и практически держу на руках машину в 40 кг весом, а световое пятно на сцене реагирует на каждый мой глубокий вдох. Я понимаю, что вы заплатили деньги за вход, но давайте хотя бы немного уважать если не нас, то других зрителей, которым вы портите картину.

Гости же страшны тем, что любят прийти и покрутить всё, что крутится. Благо на подвиг поменять высоту штатива их обычно не хватает. Самое неприятное, что мне после вот таких гостей доставалось — сдвинутая тренога. Причём обнаружил я её непосредственно посреди сцены, когда пушка начала вместе со мной заваливаться назад.

Отдельной вишенкой на торте стоят те люди, которые приходят с фотоаппаратами. Мобильные — это ещё ничего. Но вот красивая, логически завершённая сцена. Медленно гаснет свет. Медленно следом погасает пушка. Актёры замирают на сцене до наступления полной темноты, готовятся тихо расползаться по кулисам. Техники в полной темноте и тишине выкатываются на сцену принести-унести декорации. И тут Его Величество Фотограф нажимает на кнопочку. Щёлк! — и яркий фонарь вспышки освещает на мгновение всех перемещающихся по сцене. Спасибо, Ваше Величество! Вы сломали нам световую картинку и испортили впечатление остальным зрителям. Несомненно, актёры будут ждать в тех же местах и позах, пока вы вспомните, что хотели их запечатлеть, а реквизит материализуется сам по себе.

Задолбали!

Значит, мухи отдельно, котлеты отдельно, уважаемая ценительница гениев? Давайте так и сделаем. Я был, конечно, немного удивлён, когда узнал, что Ньютон в своё время проектировал пыточные машины для инквизиции. Ну да, померк немного образ великого гения от этой информации. Однако он был учёным естественных наук. Не мессией, не учителем вроде Ганди и не поэтом. Законы Ньютона объективны и от его личности, равно как и чьей-то другой, никак не зависят.

А труды поэта — это прежде всего то, что исходит из его личности, то, чему он хочет научить и чем хочет вызвать некоторые чувства и мысли у читателей. И когда узнаёшь, какой мразью он мог быть при жизни, хочется просто выкинуть на помойку всю его писанину. Невозможно сохранять хладнокровие при осознании такого чудовищного лицемерия.

И раз уж вы тут привели в пример Достоевского, то почему бы не вспомнить его слова о слезе ребёнка? Или предлагаете скатиться до уровня Раскольникова и оправдать всех так называемых гениев?

Нет, я не моралфаг. У меня не вызывают отвращения оргии, мне плевать, на какой ягодице у вас тату, я считаю, что табак вреднее марихуаны, мне всё равно, кто кому изменяет и слушает ли человек панк-рок. Я сам люблю ужастики про расчленёнку, вожделенно таращусь в общественном транспорте на шикарные ноги в мини-юбках и от души смеюсь над бытовухой. Но жизнь реального человека — это не то же самое. Здесь не моралфажество, здесь естественная боль за тех, кто ни в чём не виноват и даже не понял, что произошло. И всё ради того, чтобы тысячи ванилек спустя года таяли при чтении очередного высе… творения так называемого гения.

Люди гуманитарного склада ума, вы меня задолбали. Вернее, нет — я вас ненавижу. Ненавижу за вашу извращённую ценностную меру. Почти уверен, что большинство бед в истории спровоцировали именно вы. Среди моих знакомых именно «бездушные, недалёкие» технари и учёные-натуралисты — наиболее гуманные, адекватные и нравственные люди. Это вы, не имея конкретики в мышлении, а мысля только образами и меняя их по своему настроению, создаёте кровопролитные крестовые походы, пропагандируете духовность (не зная, что это такое), требуете уважения к чувствам верующих, призываете к войне с невидимым западным врагом на территории чужой страны за такой же невидимый патриотизм. Это вы готовы вешать реального человека за осквернение святой книги, в котором описана история людей, реальность которых не подтверждена. Это вы верите в солнцеедение, телегонию, в астрал и озарения, ищете лёгких путей, поклоняясь идолам мотивации и «личностного» роста, не понимая, что надо просто честно и много работать, независимо от талантов. Вместо аргументированного спора вы с первых минут применяете правила демагога. Это вы не умеете отличать факты от собственного мнения. Мнение «эксперта» по телевизору и статья в рецензируемом научном журнале для вас одно и то же. Это для вас жизни отдельных людей ничего не значат, а мутное понятие «сильная страна» — превыше всего. И это вы страсть как любите драматизировать, приводя в пример захватывающие дух субъективные творения «гениев», как они перепахивают людей изнутри и меняют их жизни. Ещё бы чувственный саундтрек для фона — и вы были бы счастливы такое рассказывать каждому встречному.

Когда я смотрю в глаза своему двухлетнему сыну и представляю его на месте реального ребёнка, замученного до смерти (косвенно или прямо) из-за какой-то неосязаемой абстракции, от геополитики до вдохновенной писанины какого-то сомнительного индивида, «опередившего своё время», мне хочется, чтобы свою душевную утончённость гуманитарии оставляли при себе. Где-нибудь поглубже.

Позвольте поделиться своей довольно узкоспециализированной, но отчаянной задолбанностью. Дело в том, что я представительница такой малоизвестной профессии, как театральный осветитель. Театральный осветитель в стране Беларусь.

Именно у себя на родине меня от души задолбало отношение к тем, кто делает свет в шоу-бизнесе. Отношение не тех, кто приходит в театр или на концерт отдохнуть и развлечься или вообще понятия не имеет о разнице между художником по свету и электриком. Меня задолбали те, с кем я работаю — артисты, режиссёры, администраторы и организаторы.

Меня задолбало то, что каждый из упомянутых свято уверен, будто все приборы, которые работают на сцене, забиты не в пульт, а непосредственно в твой мозг. Кроме того, в момент вступления в должность у тебя открывается канал телепатической связи с ними, и ты ещё до первого прогона должен не просто знать всю световую партитуру будущего мероприятия, но выставить её — и боже упаси тебя где-то не угадать, куда режиссёр захочет поставить актёра или световой акцент! Объяснять, что направка, подключение и запись приборов требуют времени, бесполезно.

Меня задолбало, что каждый из них кивает головой и через пять секунд орёт: «Почему тут нет точки?! Тут же стоит артист, вы видите, что туда стал артист и он в темноте!» Господи, вы только что впервые поставили артиста на этой сцене в этот угол! Откуда мне знать, что вы его туда поставите?! Режисер кивает, говорит: «А, да, я понимаю, вам нужно направить туда что-то, мы подождём». Следующая сцена, которую только что выставили — и… бинго! «Ну что опять такое со светом, вы что, не видите, куда стали артисты?!»

Меня задолбало, что каждый, абсолютно каждый артист на сцене знает, как выполнять твою работу, лучше тебя. Каждый из них считает своим долго сказать тебе гадость, устроить истерику на тему «слепит!» или «темно!» и будет доказывать, что записанная тобой программа вчера светила не так, как сегодня. Доказывать, что ты ничего не менял и на артиста светят те же приборы в том же проценте — бесполезно.

Меня задолбало, что осветитель по умолчанию — враг и вредитель. Откуда-то в умах тех, с кем ты работаешь, заложено железобетонное убеждение, что осветитель — это лентяй и злодей, который только и думает, как сделать работу помедленнее, попроще и как можно сильнее испортить постановку. Причём в итоге неважно, действительно ты работаешь левой задней или заморачиваешься смысловой нагрузкой каждого перехода и оттенка, выравнивая направку чуть ли не с мерной лентой.

Меня задолбало то, что осветитель может несколько суток не спать, жить в театре, чтобы поставить свет вовремя, но в лучшем случае ему не скажут ничего. Про «спасибо» речь вообще не идёт. Зато претензий, «ну, могло быть и хуже, конечно…» — этого в избытке.

Отдельно меня задолбало отношение к женщине-осветителю. Чего только я не наслушалась-насмотрелась за свою непродолжительную пока карьеру! Меня стращали байками про бесплодие, презрительно фыркали, один из коллег принципиально подставлял и «валил» меня, не гнушаясь откровенных подлостей, лишь бы дать окружающим понять, что самка по определению не может что-либо уметь в этой профессии.

Я люблю свою работу. Искренне люблю, с удовольствием учусь новому, стараюсь работать самоотверженно и на совесть, пусть даже за копейки, но иногда после подобного хочется либо бросить её, либо бросить эту страну, либо стать одним из тех сотрудников, которые отрабатывают свои часы лишь бы как, требуют повышения зарплат и устраивают скандалы за переработки. Вероятно, именно такие световики полностью совпадают с понятием работников белорусских театров о мировой гармонии, но я хочу любить свою работу и делать её качественно, и меня это отношение задолбало до нервного тика.

Мне семь, и я с восторгом читаю сказки Оскара Уайльда. Краем уха слышу, как знакомый знакомых, застав это, шипит маме: «Как?! Они же не детские! И потом, он же этот!»

Мне двенадцать, и я, открыв рот, рассматриваю репродукции Ван Гога. На меня неодобрительно косится тётенька из школьной администрации: «А ты знаешь, что он ни одной картины при жизни не продал? И вообще того был?»

Мне пятнадцать, и я упоённо читаю «Мастера и Маргариту». «Я вот, — восклицает преподавательница, глядя мне в руки, — не могу его читать после того, как узнала, что он делал аборт собственной жене!»

Мне шестнадцать, я слушаю незамысловатые, но интересные песенки барда, известного под именем Веня Д’ркин. Знакомый, морщась, сообщает, что музыкант отсидел в психушке.

Мне восемнадцать, я открыла для себя Элтона Джона. Близкий друг, которому я скидываю несколько песен, реагирует однозначно: «Удали, я не стану слушать этого пидора!»

Мне девятнадцать, и я вместе со всей группой смотрю сериал «Теория Большого взрыва». Мы с удовольствием обсуждаем эпизоды и перешучиваем шутки. Вдруг одногруппница заявляет: «Нет, я это больше не смотрю с тех пор, как узнала, что Шелдон — гей!»

Мне двадцать один, и я, когда тяжко, вытягиваю с книжной полки томик Цветаевой, подаренный подругой. С неё началась моя любовь к стихам, её творчество поддержало меня в трудную минуту — и не один раз, эти стихи вдохновляют меня. «Заморила дочь голодом, эгоистичная стерва!» — долетает до меня.

Знаете, вы задолбали. Гении — отнюдь не подарки судьбы. Посмотрите на Климта, Гойю, Маяковского, Толстого, Достоевского, Джобса. Гениальные люди ценны не своими душевными качествами — кроме, быть может, Марии Терезы. Они ценны тем, что их творчество приносит в жизнь других. Вы взлетали на метле вместе с Маргаритой, крича: «Невидима и свободна!»? Вы застывали перед картинами Рафаэля? В вашей голове раздавался набатный ритм стихов Маяковского? Уносились вы в далёкое далёко на волнах музыки Чайковского?

Ну вот и не вякайте. Научитесь отделять котлеты от мух.