Думаю, что многим встречались коллеги, которым душно, дует, слишком шумно или слишком тихо. К сожалению, и меня не обошла стороной такая участь. Моей коллеге темно. Ей темно в любое время суток, даже когда на улице солнце стоит в зените. Она с особым рвением включает в кабинете полную иллюминацию — а это, на секундочку, 12 люминисцентных ламп на 7 квадратных метров.

К сожалению, в кабинете мебель стоит таким образом, что переставить её иначе просто физически невозможно — слишком мало места. Я сижу спиной к окну, у меня яркий монитор и над головой 4 люминисцентные лампы. И мне крайне некомфортно, когда в светлое время суток горит свет. У меня страшно болят глаза.

Казалось бы, можно всегда найти компромисс. Коллеге была предложена настольная лампа, более яркий монитор, перемена места. Монитор был с обидой отвергнут, лампа — не принята, а перемена места проигнорирована. Она приходит в свой «тёмный уголок» и включает свет, а я сижу с красными слезящимися глазами. Тёмные очки не спасли положения, а только его усугубили, а начальник запретил снимать лампы, которые расположены непосредственно у меня над головой. Сколько я ещё так выдержу — не знаю, но писать заявление по собственному из-за освещения очень глупо.

Дико задолбали упрямые люди, не желающие идти ни на какие компромиссы из-за собственного упрямства и самодурства. А ещё — моя собственная неконфликтность.

Я родилась больным ребёнком. Сколько себя помню, почти всё моё детство прошло в больницах и в походах по врачам. К средним классам школы всё более-менее стало получше, и тут моя мама обрадовалась. Обрадовалась, нагрузив меня учёбой, при этом не обращая внимания на мои реальные возможности.

Я плохо ходила, но «надо тренироваться», и походы в школу за четыре остановки мне были гарантированы на протяжении десяти лет, в то время как мои более здоровые сверстники садились на трамвай или автобус и ехали. Нет, в школу поближе нельзя — слишком хорошая школа, почти гимназия.

После тяжёлой для меня физической нагрузки я с трудом воспринимала материал на уроках. И нет, это не «ребёнку не по силам», а «ребёнок ленится». После школы я, одуревшая от усталости, должна была делать уроки. Если я делала уроки плохо, то получала нагоняй от мамы.

С трудом окончив школу, я встала перед фактом — институт. Разумеется, не «шарашкина контора», а серьёзный. И специальность серьёзная, чтобы я могла работать не кем-нибудь, а хорошим специалистом и получать серьёзные деньги…

Только мама не учла, что моя справка об инвалидности не просто розовая бумажка, а свидетельство о плохом здоровье. Об очень плохом здоровье. А я знала. К восемнадцати годам я прекрасно понимала, что чтобы дожить до вечера и сделать необходимое количество дел, я должна, во-первых, планировать в три раза меньше, нежели здоровый человек, а во-вторых, делать это медленно, растягивая процесс и экономя силы. Это моя мама бегала в магазин каждый день после работы, и у неё ещё оставались силы на домашние дела. Я же после школы могла либо сходить в магазин, и тогда у меня не оставалось сил ни на уроки, ни на элементарную помощь по дому, ни на просмотр телевизора; либо я могла сесть за уроки и выслушать нотации по поводу лени. Был ещё вариант — пошуршать по хозяйству, но тогда ни уроки ни шли, ни до магазина я уже не могла доползти.

Я знала, что мне не будет по силам вставать за два часа до начала пар, потому что институт был не в четырёх остановках, а в полутора часах езды. Я знала, что даже полчаса дороги вымотают меня так, что мир будет плыть перед глазами, язык сбиваться со слов, и уже на второй паре я не буду, не то что понимать преподавателя, я слышать его не буду. И даже простое «посидеть пятнадцать минут и отдохнуть» для меня не будет иметь смысла.

Я с ужасом представляла, что после института мне надо будет идти работать. И не с восьми до двух, как в школе, — а до шести. И что нельзя будет поспать на задней парте, отрешившись от реальности, а надо будет серьёзно выполнять свои обязанности.

И я отказалась.

Мне тридцать пять. Я совершенно неуспешный человек — у меня нет квартиры, нет машины и хорошей зарплаты. Я живу на пенсию и аренду с квартиры умершей бабушки. Я тщательно высчитываю каждую копейку своего бюджета, одеваюсь в секонд-хенде и на китайском рынке. У меня нет плазменного телевизора, старенький ноутбук уже давно просится на свалку, стиральная машина — одна из самых дешёвых. У меня нет мужа, нет детей.

И мне хорошо. Мне до одури прекрасно. Прекрасно, что я могу проснуться не по будильнику, могу не пытаться полчаса оторваться от подушки. Мне не нужно никуда ползти по заснеженной улице в потёмках, выполнять никому не нужную деятельность и, измотавшись, тащиться домой.

Мне глубоко фиолетово на «активный отдых» — я человек города. Я не люблю природу — природа для меня не «прекрасный лес, запахи и серебряная речка», а комары, аллергия на траву, жара, давление, грязь и невозможность расслабиться. А по прибытии домой — стирка грязной одежды.

Я не езжу по гипермаркетам, забивая тележки продуктами. Во-первых, все они далеко, во-вторых, я много не подниму. Раз в неделю я посещаю магазинчик за углом, где могу купить всё необходимое, и раз в полгода выделяю два дня для похода на рынок за износившимся бельём или одеждой.

У меня минимум вещей — как мебели, так и одежды. Всё тщательно подобрано, чтобы требовало минимальных усилий при уборке. Нет мягкой мебели, ковров. Старенький пылесос включается раз в неделю, чтобы собрать пыль по углам.

Да, я нищий инвалид, не добившийся ничего в жизни — ни в карьере, ни в «исполнении предназначения женщины». Но я не хочу «рвать жилы» и гробить своё здоровье, которого и так совершенно немного, на то, чтобы соответствовать каким-то ожиданиям и требованиям. Я не хочу быть похожа на свою бабушку, которая имела похожие проблемы со здоровьем, но при этом действовала иначе. К пятидесяти годам она превратилась в желчную старуху, ненавидящую всё на свете, даже собственную дочь. Старуху, у которой не было в жизни ни единой радости — она с ненавистью готовила, с ненавистью убирала, вязала никому не нужные шарфы, с остервенением впихивая их мне и маме, разражаясь руганью и проклятиями на попытки возразить. Даже несчастному коту она выдавала порцию корма, сопровождая её брызгами слюны и парой пинков.

Не хочу!

Моя задолбашка наверняка знакома многим фрилансерам. И касается она самых близких, родных и любимых людей, которые по каким-то космическим причинам не хотят/не могут понять, что я тоже работаю. Так же, как и они все. Только не в офисе, куда кровь из носу надо прийти вовремя, а дома, в максимально комфортных для себя условиях.

Да, дорогие родители, у меня тоже есть график, может, не такой строгий, как у вас, но он есть. Поэтому я не сделала генеральную уборку и не успела приготовить ужин из пяти блюд, как вы просили с формулировкой «тыжедома».

Нет, подруга, я не посижу с твоим пятилетним пацаном, потому что «яжедома», а тебе надо срочно убежать по делам. Я люблю его и рада пообщаться, но не в своё рабочее время.

Да, любимый, представь себе, я устала. Потому что не «бездельничала за компьютером весь день», а работала. И если ты ещё раз пристанешь ко мне со своим «тыжедома», убью на фиг!

Я вас всех очень люблю, но давайте вы всё-таки будете принимать мой выбор и мою работу. А пока — без обид, но задолбали!

Попалось мне сегодня в известном паблике одно сообщение. Отвечать всем в интернете глупо, но здесь прямо особый случай.

Писала некая дева о том, что в их доме с высоты упал человек. Прям на козырёк подъезда. Отец автора вызвал скорую и поехал в ближайшую поликлинику звать врачей. И ни один, нет не так, ни один врач не пошёл оказывать помощь. К тому времени, как подъехала скорая, человек умер.

А ведь правда, господа, куда ж мы катимся? Как это в пословице, «устами младенца — кобыле легче»? Нет, не так. Ну неважно, тут не вечер пословиц. Правду-матку режет дева. Отец, конечно, герой, орёл. И врачи, конечно, грязные свиньи. Дерматолог свинья, и уролог, и терапевт. А главный козлина — окулист. Ему бы бросить приём, схватить таблицу для проверки зрения и бежать на помощь, роняя тапки. Ведь прилетевшей по вызову бригаде скорой помощи не справиться без такого ценного помощника под (ногами) рукой. Так нет, отсиделся в тёплом кабинете, под защитой бабушек.

Подскажу, если слишком тонко. Если вы видите врача — гения общей практики, универсального хирурга, лаборанта, на всём подряд игреца и просто няшечку — значит, вы смотрите сериал. В реальной жизни каждый врач делает своё дело. Называется — специализация.

А вообще, есть предложение, господа. Давайте свои личные фантазии о том, кто, что и кому должен на работе, проверять хотя бы малость. Подтвердились — пишите обличительные письма, хоть целый воз. Не подтвердилось — помолчите, не плодите фейспалм в народе.

А моя задолбашка будет ответом голодной девушке из истории о завтраке и всем, поддержавшим её.

Меня поражают люди, которые не в состоянии о себе подумать.

Вы попали в чужой дом (да-да, у свекрови — это тоже чужой дом), остались там ночевать, обременяя этим хозяев (вам нужно выделить спальное место, постельное бельё, которое потом придётся стирать, полотенца и тапочки), а утром вы требуете завтрак или ноете, что вас не покормили. Хотя это, на минуточку, не гостиница с включённым завтраком, а чужой дом, где вам никто ничем не обязан.

Что мешало подумать заранее, что на вас попросту не рассчитывали? Зашли бы в магазин, купили, что любите, той же овсянки с молоком. Не понадобится — оставьте в этом доме или заберите с собой, если такое не едят.

И такие есть везде! В поезде едут без еды. Возвращаются домой ночью без денег на такси. Иногда рассчитывают, что их заберут друзья, а у тех (внезапно) свои дела. Зимой приезжают в гостиницы без фена, предварительно не уточнив, есть ли он в номере, и будет ли возможность высушить длинные волосы. И так далее.

Ну неужели жизнь не учит людей, что рассчитывать можно только на себя? Или на проверенных друзей, правда, желательно всё равно подстраховаться. Но нет же, все упорно ходят по любимым граблям и ноют.