Радует наша гуманитарная интеллигенция: певцы-музыканты (в том числе уличные), второсортные рокеры, учителя музыкальных школ, ресторанные лабухи всех мастей. Им вбили в голову, что они несут народу разумное-доброе-вечное, посему народ на них должен смотреть снизу вверх и всячески ублажать: терпеть, к примеру, многочасовые репетиции в панельных квартирах, где звукоизоляции ноль, и ахать в ответ на заявления: «Я артист».
Проблема, дорогие лабухи, состоит в том, что вся ваша гуманитарно-культурная интеллигенция произошла от королевских и городских шутов. Даже сравнительно недавно Моцарты-Бетховены писали свою нетленку для оркестров какого-нить герцога — и лучше вам об этом не забывать. Человек сначала удовлетворяет свои потребности в еде, питье и сексе, и только потом, сытый и поддатый, изволит слушать ваши опусы. Отличное от этого поведение — извращение.
Ни один представитель технической интеллигенции не позволит себе дома испытывать двигатели или прокатные станы, не принесёт домой вибростенд, чтобы изучать процесс уплотнения суглинистого грунта. Ни один биолог не будет изучать дома брачное поведение павианов. Так какого хрена я должен слушать ваши второсортные завывания и трели? Всех ваших умений — пальцами по пианино шевелить, при этом не всегда обладая музыкальным слухом. Другим тоже есть чем гордиться, причём более обоснованно. Пять лет назад, к примеру, я входил в первую двадцатку людей в мире в вопросе расчёта кратных гравитационных манёвров — а в какой двадцатке в своём деле находитесь вы? Забыли? Чёй-то я Ойстрахов и Паганини на лестничной клетке не встречаю. Но это не мешает вам до десяти вечера пиликать на гармошках и пианино, положив болт на уставших после работы людей, бабулек, прошедших чёрт знает что и заработавших гипертонию, мою матушку, доктора химических наук, которая работает дома после операции, и детей, которым надо спать.
Первый урок бескультурья мы получаем от вас, культурная интеллигенция.
Фламенко я занимаюсь не так давно, поэтому многие знакомые ещё не в курсе. Задолбала реакция тех, кому я об этом говорю.
— А-а-а! Это вот так вот? (Дикое дрыганье ногами и руками.)
— Фламенко? А, знаю-знаю! Пам-пара-пам-пара-па-пам-пара-пам! (Поёт классический пасадобль или деревенскую тарантеллу из рекламы масла фальшивым голоском.)
— О! Я тоже так умею! (Дурной топот в пол.)
Друзья! Я понимаю, что фламенко — это не модерн, не R’n’B и не хип-хоп, поэтому сказать просто «Ух ты, здорово!» вам не позволяет религия. Но это не значит, что нужно стебаться. Дураками-то выглядите вы, а не я. Вы изображаете пьяное чучело, а я выступаю на сцене и участвую в танцевальных программах и шоу.
Меня до крайней степени задолбали посетители Эрмитажа. Да, такое возможно в нашей культурной столице.
Наконец настал долгожданный день экскурсии со знакомым по прежним занятиям и обожаемым сотрудником Эрмитажа по нашумевшей выставке Прадо. Мы очень радовались, что идём в узком кругу знакомых между собой людей, что десяти людям Екатерине Валерьевне будет легче рассказывать — всё же не толпа. Специально ради «камерности» пришлось разделить стоимость экскурсии, одинаковой и для двух, и для двадцати человек, на небольшое количество заинтересованных участников. Мы были готовы платить за собственный комфорт и спокойствие экскурсовода.
Да, они были тут как тут! За считанные минуты мы обросли толпой любителей халявы, в наглую приклеившихся к нашей группе. Подхожу к одной даме, затесавшейся аж в первые ряды: извините, мол, мы не хотели бы, чтобы к нам кто-то присоединялся. Думаете, она смущённо ретировалась? Как бы не так! «А вам что, жалко?!» — был ответ. Ну что тут скажешь? Сталкиваясь с бытовым хамством, я всегда теряюсь. Попросила хотя бы не лезть вперёд тех, кто здесь не прихлебатель.
15 человек жадной толпой рыб-прилипал повисли на нашей группе на все два часа. Ни зачатков совести, ни капли такта. Да, этот лектор подаёт материал просто гениально. Понимаю, заслушаешь — не оторваться! Ну так спроси фамилию и закажи себе экскурсию — это элементарно и совсем не дорого. Я с удовольствием расскажу, как это сделать. Нет, эти дамы преклонного и не очень возраста, напустившие на себя одухотворённый вид, эта интеллигентная девушка в очках, — им и в голову не придёт подслушивать где-то на периферии, не привлекая к себе раздражённого внимания.
Господа, вы не интеллигенция и не жители культурной столицы. Вы нищеброды от культуры и халявщики — и вы задолбали!
Оказалась я в реанимации. Кто там был, меня поймёт: лучше там не оказываться. И не только потому, что здоровым и богатым быть лучше, чем бедным и больным. Отношение там, скажем честно, врагу не пожелаешь. Слава богу, поступила я туда не только находясь в сознании, но и при деньгах, о чём незамедлительно сообщила врачу. Врач безумно обрадовался и пообещал вылечить. Сумму называть не буду, но скажу, что хоть и посильная трата, но только потому, что здоровье важнее денег. Когда тебе больно и страшно, а ты оказываешься полностью зависим от дядей в белых халатах среди облупленных стен нищей больницы, тебе уже всё равно, что с тебя спросят три твоих зарплаты. Собирали по всем родственникам и друзьям, но жизнь-то дороже.
Дальше всё как и в обычной больнице: бельё своё, питание своё, духи-шоколадки медсёстрам. Лекарства и шприцы в большинстве своём оплачивать отдельно не пришлось — и на том спасибо.
То ли мне повезло, то ли что ещё сыграло свою роль, но положили меня в «тихую» палату. Это там, где больные в сознании, охают и стонут, а не кричат криком большую часть времени. Хоть выспаться в перерывах между приступами боли можно. В соседнем зале вой не умолкал практически никогда, и покойников выносили регулярно. Я не медик, так что судить наверняка о том, почему в соседней палате люди мёрли как мухи в жутких мучениях, а из «коммерческой» регулярно выписывались относительно здоровыми, не могу. Может, очень тяжёлые травмы; может, денег у больных с собой не было.
После одного случая я, пожалуй, потеряла последние иллюзии. Поступила к нам в палату мама одного из врачей. Ради этого врач сорвался с дежурства, бросив всех и вся. Сбежались все медсёстры отделения. Суетятся, помогают перенести с каталки на кровать, носят водичку, суют обезболивающее, меряют давление… Всё бы ничего, все мы люди, только вот у тётеньки ни переломов, ни контузии, ни кровотечения, только синяки и ушибы: с лестницы полетела. А прыгают вокруг неё, как будто она после страшнейшего ДТП. Не дай бог, конечно, но контраст меня убил наглухо. В соседней палате обезболивающее из ремней и новокаина состоит, а тут:
— Мамуля, давай морфинчика уколем?
Противно не то, что с тёткой по царски обращались, — это ж здорово! Но вот с остальными пациентами…
— Чего ты орёшь?! Я тебе уже всё обезболила! Больно? Потерпишь!
Это больному, который орёт во время «несложной операции», для которой наркоз, по мнению врачей, не нужен. Конечно же, он воет от того, что решил подёргать врачу нервы, а не потому, что заходится от боли.
— Так, что у нас тут? Атопический дерматит. Иммуноглобулин Е превышен в восемь раз. Почему расчёсы и раны на коже? Ах ты!.. Привязывать будем! Прекрати немедленно!
Кожа отваливалась кусками, процесс сопровождался диким зудом. Пациентка лезла на стену.
— Чего ты ноешь? Потерпи пару недель, потом полегче будет. Скажи спасибо, что жива осталась. Больно? Конечно больно! Что здесь удивительного?
Эта фраза была обращена к девушке после страшнейшей аварии: переломаны рёбра, разорвана печень, удалена селезёнка, содрана кожа на спине, ушибы, ссадины, гематомы, отёки.
Если вы попали в реанимацию, приготовьтесь терпеть. Подумаешь, больно — мелочи-то какие! Потерпишь. Будет ещё врач заботиться об обезболивании или о том, как можно заменить процедуру на менее болезненную, но столь же действенную. Он спать хочет, устал, ты у него уже фиг знает какой по счёту пациент за последние -надцать лет, не близкий и не родной человек. Так что потерпите, господа и дамы.
Некогда я работал в небольшой верстально-дизайнерской фирмочке. Стены конторы были увешаны натюрмортами моего авторства, но не на продажу, а токмо ради украшения, о чём я и извещал покупателей.
— Рисунки ваши? — Да, мои, они для украшения висят. — Но вы в принципе можете такое нарисовать? — Такое — да, но я на заказ не рисую. — Но у меня есть парень, я хочу подарить ему портрет вот в этом стиле!
Девушка указывает на чёрно-синюю акварельку. Я наглядно представляю получившегося зомби, хихикаю про себя.
— Я не рисую портреты, не умею ещё. — Но… но… Нарисуйте его, пожалуйста!..
Слово за слово, и мне были представлены фотографии оного парня — на природе с пивом, конечно. Девушка просто слёзно умоляла нарисовать свет её очей, не слушая возражений. Самое же прекрасное началось, когда я сдался:
— Ладно, с натуры могу рискнуть попробовать. — Нет! Это будет сюрприз! — Тогда фотографию в фас. — Нет! Это будет сюрприз! И вообще, — глаза девушки становятся мечтательными, а поток сознания окончательно выходит из-под контроля, — ты не находишь, что ему пошла бы форма? Нарисуй его в форме, как в «Адмирале»! И на троне, в короне…
Собрались с семьёй на выставку любимого художника в филиале одного из главных музеев Москвы. Экспириенс напрочь отбил желание повторять такого рода вылазки в будущем.
Покупаем билеты, с ними проходим от кассы ко входу в первый зал, где их проверяют. На нас верхняя одежда, и тётенька грудью закрывает дверь с таким лицом, будто защищает Минас Тирит от назгулов:
— В верхней одежде нельзя!
Ладно, сходим в гардероб, не облезем, хотя надобность этой меры не до конца ясна. Ни в одном заграничном музее я не встречала принудительных раздевалок. Зачастую в музеях гардеробов вообще нет — и это в городах, в которых зимой температура падает ниже нуля. В Вене же, где погода аналогична московской, гардеробы везде, но сдавать туда пальто никто не заставляет. В отчаянный мороз сам захочешь избавиться от тулупа, чтобы не мешал при долгом осмотре. Но тут — какая-никакая весна уже, да и мы закалённые, в лёгком. Что же мы, микроклимат нарушим своими плащами? Так лучше бы уж бахилы выдавали — Москва, известно, город слякотный, обувь хотя бы объективно может быть грязной.
Впрочем, окей. Разделись, номерки получили. Возвращаемся ко входу. Нас четверо, один студент и три взрослых человека, и на кассе нам выдали две бумажки: тройной взрослый билет и отдельный студенческий. Папа отдаёт билеты уже знакомой тётеньке и проходит вместе с моим молодым человеком вперёд. Мы с мамой тоже двигаемся к двери, на что тётя сразу разряжается на нас:
— Девушки, вы куда это? Он только два билета дал! Ваши где?
Нет, я, конечно, допускаю, что нам в это субботнее утро выпал шанс первыми испробовать новую систему оформления билетов. Но, казалось бы, сотрудники должны быть пуще — и раньше! — нашего осведомлены о том, сколько у них человек в одну бумажку записывают. И прежде чем начинать голосом работника столовой нас отчитывать, можно хотя бы попробовать прочитать надпись на билете.
Наконец проходим внутрь. Смотрим выставку. Музей почти пустой, висит гробовая тишина, смотрительницы сидят на стульчиках, притаившись, ожидая подвоха. Мы хотим сфотографировать одну из картин. Ястребом налетает очередная тётенька: мол, нельзя даже без вспышки. Ну ладно, можно понять: на выставке сплошь работы из частных коллекций, владельцы картин могут быть против. Переходим в зал постоянной экспозиции. Снова хочется сделать снимок. Лезу за телефоном — нет, всё равно нельзя! Можно ли за деньги, тоже непонятно, потому что смотрительница настроена на скандал, а не на конструктивный диалог, а мы, известно, злейшие враги культуры и злые гоблины.
Я прекрасно понимаю, что от вспышек картины портятся. Музеи — обожаю, и когда путешествую, в каждом новом городе сразу бегу во все, куда успею, и снимаю всё, что понравится, на память, чтобы потом рассмотреть ещё раз, вспомнить имя малоизвестного понравившегося художника или просто вдохновиться. Однажды в Стокгольме смотрительница мягко поинтересовалась, не для коммерческих ли целей я снимаю — больно уж много щёлкала. Я улыбнулась, сказала: «Просто красиво у вас», — и всё, конфликт погашен. А тут — легче рогом упереться. И ведь что самое интересное, в российских музеях практически не бывает внятных каталогов, которые бы собственные снимки заменили. Видимо, всё нацелено на тренировку фотографической памяти.
После третьего эпизода хамства у нас сдали нервы, и мы сбежали из музея, как оплёванные. Потому что совок. Уважать правила храма искусства приятно и несложно. Но когда они нигде толком не прописаны, аргументируются идиосинкратическими соображениями служителей и сопровождаются таким количествам хамства, наслаждаться прекрасным совсем пропадает желание. Мне искренне жаль, что у этих тётенек, по всей видимости, мизерная зарплата и довольно скучная работа. Но их коллеги в отчественных музеях естественнонаучного направления почему-то степенно сидят и почитывают книжки. Кости динозавров успокаивающе действуют, наверное.
— Молодая, незамужняя, красивая. Ой, подцепишь себе Педро! (Ну да, Испания, Италия — какая нам тут в Васюках разница?) Ну ты что — молодые девочки в Европу только на поб#ядки ездят. Хочешь мужа-иностранца отхватить, как пить дать!
Первое время пыталась объяснять что-то про Ренессанс, огромное культурное значение страны, радость для глаз и прочее. Люди оставились глухи. Поэтому я начала отвечать коротко:
— Меня интересуют только три итальянца-мужчины: Джотто, Донателло и Микеланджело.
Слёзы умиления навернулись на глаза, когда один из знакомых сказал:
Вам никогда не приходилось встречаться с «шедеврами» вроде такого?
Кафка в малиннике Кетчупом мажет ягоды. Ягодицы дрожат От твоей бледной кожи, Натянутой на Вавилон Мироздания
Как вы думаете, над чем человек думал, что чувствовал, чтобы написать это? Наобщавшись вдоволь с «творцами», могу сказать, что подавляющее большинство — ни черта. Ну, разве кроме желания выделиться и прослыть умным и начитанным. Это хуже, в разы хуже, чем в миллионный раз услышать от вдохновлённой девочки: «Я вас любила, я ангел без крыльев».
«Деятели искусства»! Я понимаю, всем хочется славы — и в провинции, и в Москвах и Питерах. Но сколько, чёрт подери, мозгов вы уже запудрили людям, которые ещё не могут отличить интересный, новый образ от банального желания сделать «покрасивее»! Если вам нужды восхищённые отзывы народа, то вряд ли вы их добьётесь — народу «Шаганэ ты моя, Шаганэ» и «Мурку» подавай. Люди с чувством прекрасного — не ваша аудитория. А действительно начитанные будут долго смеяться и тыкать вас мордочкой в сотню-другую авторов, которые ещё полвека назад использовали эти приёмы — разумеется, куда более чутко и осознанно. Если хотите творить — творите, а не мусорите. Пожалуйста!
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li