Коллеги

А мне на работе приходится подписывать свои вещи. Нет, не считайте меня одной из тех сумасшедших, которые боятся, что их хлам украдут. Дело в тех самых «возрастных коллективах».

На нашем этаже коммунизм. Если у кого-то что-то есть, этим надо поделиться со всеми.

Когда-то давно я имела глупость сказать, что моя зарядка подходит и к другим мобильным. С тех пор зарядку у меня не спрашивают, а просто берут. И ладно бы она перемещалась по одному кабинету — нет, её уносят куда угодно. Разумеется, мои тётушки знать не знают, кто взял зарядку. А потом я хожу по комнатам в поисках. Я нахожу зарядку, прошу обратно… И её не отдают, потому что «мне дала Х., а не ты». Я и прятала в ящики шкафа, и убирала за документы. Находят, не отдают. Пришлось написать лаком своё имя. Потому что таскать в сумке неудобно, а телефон необходим для работы.

Следующим я подписала контейнер с едой. Вроде бы в чём проблема? Каждый сам помнит, чем будет обедать. Ан нет. Есть у нас мужичок, ему всегда складывала еду жена. Найдя мой контейнер (такой же, как у него), коллега ничуть не удивился, отыскав внутри не привычные макароны с сосиской, а шницель. Я пропажу заметила уже тогда, когда мужчина съел половину обеда. Разумеется, признавать ошибку отказался. Только после звонка супруге он отдал мой контейнер. Извинения? Не, не слышал.

Я подписываю зарядку, еду, выцарапываю первую букву имени на качественной замазке, на памятной ручке — подарке клиента, потому что все хотят утянуть, а потом не собираются отдавать. У них коммунизм. А я ощущаю себя параноиком. Мне постоянно кажется, что надо пометить что-нибудь ещё…

С таким коллективом скоро начну метить территорию.

Моё нытьё донельзя банально. Задолбали двойные стандарты.

Да, матушка, вы очень следите за порядком и усердно пилите меня на тему хламовника в моей комнате. Однако вы, неработающая, упорхнув из дома по делам, не находите времени загрузить посуду в посудомойку или хотя бы хлеб убрать в хлебницу.

Да, одноклассница, вон та девчонка из параллельного — ТП, потому что фоткается в зеркале на айфон и репостит ваниль. За собой ты подобных грешков не замечаешь, как же.

Да, сетевой приятель из граммар-наци, грудью бросающийся на амбразуры безграмотности, твоё правое дело достойно уважения. Будет. Когда ты сам научишься запятые ставить и не поленишься поискать в сети правописание сложного слова.

Вы, дорогая учительница, обвиняете нас в отсутствии вкуса. Некоторые из нас действительно сочетают серый костюм с синими кроссовками (бр-р-р, жуть), но и ваши круглые серебряные серьги рядом с прямоугольными очками в золотой оправе тоже смотрятся как-то не очень.

Серьёзно, люди, все мы не без брёвен в глазах. Чем замечать чужие, займитесь лучше саморазвитием. Возможно, так мы придём к утопии.

Чтобы попасть к нам в офис, нужно приложить к считывающему устройству пропуск. Ну, или позвонить в дверь, тогда я нажму кнопочку и впущу вас — мне не трудно. Так было, так есть, так, надеюсь, будет.

Вот бежит сотрудник, выскакивает за дверь… Можно включать видеофон: дальше будет забавно. Поняв, что пропуск остался в офисе, славный товарищ начинает дёргать ручку двери. Не помогает. Тогда он начинает толкать дверь, потом ломиться в неё, потом стучать. Наблюдаю. Минуты через три он звонит, я впускаю, и на меня обрушивается:

— Я стучу-стучу! Что, открыть трудно?!

— Нет. Только чтобы открыть, мне нужно встать, обойти стол, пройти до двери и открыть. А чтобы это получилось быстро, нужно всего лишь позвонить в дверь.

Гневный взгляд, сотрудник уходит.

Это происходит постоянно. Я не могу понять, выключена ли логика у этих людей или каждый день они просыпаются с начисто стёртыми воспоминаниями.

Лапочки мои, я вас люблю, но я не привратник, и каждый раз вскакивать и с поклонами отпирать двери в палаты царские не буду.

Задолбали.

Я студентка, проходящая практику в школе. И я задолбалась.

Нет, речь пойдет не об учениках или учителях-предметниках — с ними мне повезло. Даже групповые методисты, которые сами не знают, чего хотят, не задолбали. Казалось бы, полнейшая идиллия. Но неумолимо приближается необходимость сдавать отчёты. И тут появляются они — мои любимые однокурснички.

Нет, дорогая L., я не собираюсь игнорировать нашего общего методиста только потому, что твоего царского времени не хватает на то, чтобы несколько раз в неделю помелькать в стенах школы. Я хочу отработать практику сейчас, пока есть время и возможность, и позволить себе расслабиться (да, мне тоже это нужно, представляешь?).

Нет, М., я не поделюсь материалом, от которого ты презрительно отмахнулась месяц назад, когда я предлагала помощь. Что, сама не в состоянии найти? А я предупреждала, что контент непопулярен, искать проблематично. Но мы же самые умные… Так что сама, милая, сама. И передай то же самое N.

«1 новое сообщение». О. Вспомнила о моём существовании? С чего бы? А, до тебя к октябрю дошло, что началась практика… Кто твой методист и где найти требования? А что ты делала на конференции? Ах да, как же я забыла: твой гомерический смех аккомпанировал выступлению педагогов. Уж прости, в мои обязанности не входит помнить полный список методистов и прикреплённых к ним студентов. То же относится и к Р. Слушать надо было.

И дело не в том, что я зануда и педант с синдромом отличницы (скорее наоборот, редкий разгильдяй), жмот, эгоистка, неспособная думать о комфорте других. Просто в остальное время для вышеупомянутых людей я — та самая Света, которой нету. Тот факт, что с L. мы общались какое-то время вне университета, не отменяет её судорожных попыток избавиться от моего общества в присутствии однокашников (как же, ведь общение со мной — это потеря статуса!). Я уже молчу о систематически игнорируемых просьбах прикрыть меня и ответе «не знаю» на любой вопрос. Что касается M. и N., за предыдущие несколько лет их высочества не удостоили меня ничем, кроме презрительных взглядов. Общение со мной О. продолжалось ровно до тех пор, пока до неё не дошло, что самоутверждаться за счёт человека с более высоким интеллектом — не лучшая идея. Р. — отдельная тема. Упомянутое «Слушать надо было» использовалось в качестве ответа на каждый мой вопрос все предыдущие годы. И таких примеров предостаточно.

Ребят, я вас разочарую: от внимания ваших царственных особ я не описаюсь кипятком и не побегу на радостях исполнять все ваши прихоти и строчить за вас отчёты. Статус невидимки меня вполне устраивает. Оставьте пустое место в покое.

Меня раздражает явление, называемое «трудовой коллектив». Особенно возрастной. Особенно женский.

В кабинете сидят пять человек. Одной женщине всегда жарко. Нет, не в жару. Ей жарко в +15, +5, −20 градусов на улице, а уж +20 кабинетных — парилка. И она ставит кондиционер на 16 градусов. Так как эта дама — самая крикливая и властная, все мёрзнут, но терпят. Её начальница, сидящая напротив, противиться бабке не может. Договориться с ней невозможно. Я хожу в толстых свитерах с осени, потому что убедить даму не смог, а послать не могу. Я же мужчина.

Есть у нас комнатка, где хранятся счета. Там любят зависать две уборщицы и трепаться о своём. Когда туда заходишь по работе, на тебя смотрят с ненавистью. Ты мешаешь им не работать. И их поддерживают. Дамы говорят: «Дай женщинам отдохнуть, у них труд — не по клавиатуре стучать». Отдыхают женщины с 9 до 12. И они сами согласились на такой труд. В итоге они наболтаются, уйдут, а грязь на полу останется. Но пожаловаться нельзя. Им же и так тяжело живётся.

Накупил себе карандашей, ручек, всë фирменное и дорогое. Ну, не нравится мне ручка за десять рублей. Да, я люблю качество. Дамы надо мной посмеялись: дескать, потратил две тысячи на ерунду.

Ушёл в отпуск. Вернулся. Ни ручек, ни карандашей. Спросил — никто не знает. Понятно, что их не своровали специально — просто взяли на минутку и забыли вернуть. Но кто ж признается?

Не выдержал, устроил скандал. Сказали: «Вот ненормальный. Из-за ручки орёт».

Нашёл одну у той тётки, которой жарко. Попытался указать на это. «Это моя!» — вскричала она. Ручку отбирать не стал. Пусть забирает.

И так во всём. Они женщины, они старше, они опытнее, им труднее. А я наглый выскочка с высшим образованием, желающий работать, а не мёрзнуть, пить чаи и оберегать ручки.

Ваше тело — ваш капитал? Как же вы, уважаемая, ошибаетесь…

Наше правительство решило о нас позаботиться и приняло закон об обязательной диспансеризации населения. Многие конторы, как, в частности, и наша, решили блеснуть законопослушностью и объявили: все, как один, сотрудники должны эту самую диспансеризацию пройти.

Список врачей и исследований оказался неожиданно большим. В него попали как вполне логичные исследования (та же ЭКГ, к примеру), так и посещение «мужских» и «женских» врачей. О том, что по закону о диспансеризации можно отказаться от каких-то исследований, организаторы этой акции не слышали. Иначе как объяснить, что в приказе о диспансеризации прямым и открытым текстом написано: «Отказ от обследования ведёт к отстранению от работы»?

Но главная прелесть даже не в этом, а в том, что информация о результатах диспансеризации становится всеобщим достоянием. Конечно, отделам кадров и охраны труда нужно располагать этой информацией: есть множество профессиональных заболеваний и просто болезней, при которых нельзя работать на определённых должностях. Но какого же, простите, чёрта лысого по зданию то и дело слышны разговоры:

— Ой, а у Васи-то Пупкина вон чего в лёгких… А у Димы Имярек с головой непорядок… А у Маши Тяпкиной в п#$%& вообще целый зоопарк нашли!

Не хочу обсуждать ни «облико морале» этих сотрудников, ни интерес работодателя к тем органам, которые никоим образом не используются в работе. Хотя — как знать, может, нас ждут перемены, и у нас появятся новые должностные обязанности очень интересного свойства?

В общем, будьте готовы к тому, что ваше тело — теперь уже не ваш капитал, а собственность вашего работодателя и попутно — проходной двор с вечным днём открытых дверей. Так и знайте.

Что на работе, что дома меня задолбало удивлённое поднимание бровей и старательное изображение удивления в ответ на уточнение.

— Ноутбук на месте?

— А где же ему ещё быть?

Вам перечислить, где именно он был только за последний год, когда он был нужен? Кто-то сказал, что забирает ноутбук хоть раз? Во-о-от! Так какого чёрта вы мне тут делаете удивлённое лицо?

— Мама, где большая кастрюля?

— Ты что, не знаешь?

Знаю, где она была две недели назад, когда последний раз была мне нужна. Судя по тому, что теперь там рис и макароны, ты опять придумала, как лучше всё организовать, пока я была на работе. Может, ты лучше скажешь, куда её запихнула?

Вот реально задолбало наблюдать все эти обезьяньи гримасы в ответ на простой и абсолютно естественный вопрос. Это, блин, нормально — спросить у человека, который раз или два в неделю как минимум на полдня отлучается из офиса по делам, спросить, будет ли он завтра утром! Конечно будет? Примерно один шанс из пяти, что именно завтра и именно утром его не будет. Это нормально — спросить у человека, который меняет планы по семь раз за день, будут ли у нас на выходных в гостях его друзья или всё уже переиграли раз семь.

Я не знаю, зачем вы гримасничаете. Может, вам кажется, что я почувствую себя глупо; может, вы искренне не понимаете, почему я спрашиваю. Я могу сказать только одно: от этого складывается впечатление, что окружающие меня люди, которые казались отнюдь не тупыми, — просто хорошо замаскированные идиоты с какими-то нарушениями в работе мозга.

Я девушка, мне 20. На работе я сижу в одной комнате с женщиной старше меня на 40 лет.

— Аня, получай высшее образование! Без образования сейчас никуда! Ну и что, что у тебя среднее специальное? Нужно высшее! Особенно девочке. Иди куда угодно, главное — получить «вышку», — говорит мне она.

Дорогая моя Марья Ивановна! Вы же сами с техникумом сидите! Сапожник без сапог, да? И вместо того, чтобы меня учить, лучше своего 25-летнего сына на учёбу наконец-то отправьте. Или на работу. Вот уже два года, как с вами сижу, я только и слышу ваше нытьё о том, что Димочка у вас деньги клянчит на подарки своим девушкам. А насчёт меня не волнуйтесь: получу я высшее. И пойду не «куда угодно», а туда, куда душа ляжет.

— Хорошо тебе, Аня! Папа тебе завтраки с утра готовит! А я в пять утра встаю и ещё обед своим мужикам успеваю сварить, — говорит она, глядя на мой контейнер с обедом.

Мой папа сам встаёт в пять часов, потому что ему на работу рано уходить. И ему совсем не сложно налить две чашки кофе вместо одной, сделать четыре бутерброда, а не два. Да и вообще — меня папа любит. А вас ваши мужики, судя по всему, только используют. Будучи безработными (25-летний парень и 60-летний дед), зная, что матери на работу надо, дрыхнут до полудня. Могли бы и сами приготовить себе еду. Но нет, вам же самой так нравится корчить из себя мученицу!

— Петь ты не умеешь, рисовать и танцевать тоже, на инструментах не играешь, шить-вязать тоже не умеешь! Что же ты делаешь? — удивлённо восклицает она.

Я пишу великолепные рассказы, которые многим нравятся. Я дрессирую своих собак. Я хорошо фотографирую, учусь снимать видео… Что? Это ерунда? Все фигня? Ну, знаете ли, вам не угодишь! Выкиньте свой «Домострой», XXI век на дворе.

— Ты едешь на работу две остановки на автобусе, а я восемь остановок на метро, да ещё на троллейбусе четыре! — упрекает она меня.

Марьиванна! А что вам мешает сменить работу? Найдите себе ту, что через дорогу будет, и ходите себе пешочком. Я вам ещё завидовать буду, со своим-то автобусом. Что? Не хотите менять? Не возьмут больше никуда? Ну так сидите и молчите в тряпочку, пока и отсюда не погнали.

— Я получаю 15 тысяч, а новая девочка, которая к нам пришла — все 35 с надбавками! Где справедливость? — снова кричит она.

Всё правильно. Девочка после института, стажировалась в Германии. Много чего знает, молодая и перспективная. А вы даже с компьютером обращаться не можете — одним пальцем печатаете. Да и работа у вас какая? Почту разносить? И это для вас много? Ну, знаете ли, это ещё не так много, если вы на работе цветы пересадить успеваете и штаны себе подшить. А вообще — идите к начальнику, требуйте у него повышение. Зачем на девочке злость свою вымещать?

— Аня! У меня в твоём возрасте был муж, ребёнок, институт и работа! Я спала по часу ночью! А у тебя ничего нет, ты живёшь, как королева! — с обидой в голосе говорит она.

Ой, да вы мне завидуете, Марья Ивановна! То, что было у вас в моем возрасте — это ваш выбор. Вы захотели — так стало. А в моем возрасте Сирша Ронан и Дакота Фэннинг — известные актрисы. Мне тоже завидно. Но се ля ви, как говорится.

— У, надорвала спину на даче в огороде! А на работе приходится ходить — почта сама не разнесётся. А ты небось никогда в огороде не работала и спина у тебя никогда не болела! — ноет она.

Нет, спина не болела. Нога болела. Она считается? Возьмите больничный, раз так плохо. И не смотрите на меня волком: я вас в огород не тащила.

— Я ухаживаю за парализованной мамой уже восемь лет. У меня нет выходных, все деньги уходят на лекарства. Тебе это тоже предстоит, — и нетерпеливо поглядывает на меня.

Да не дай Бог! Что ты мне пророчишь? Твоей матери 90 лет, а моей всего 40. Тебе просто не нравится, что мне легко живётся, вот ты и хочешь, чтобы я мучилась, как и ты: не спала ночами, готовила на всю семью, совмещала работу и учёбу, тратила на дорогу по два часа в один конец.

Ох, это только малая часть из того, что моя соседка говорила. У неё на всё найдётся обидка.

Хочется сказать всем таким вот Марьям Ивановнам: вам следует не на работе работать, а на пенсию выходить (тем более возраст позволяет) и внуков нянчить. Или добро пожаловать на лавочки — остальные сплетницы вас там как родную встретят. Это надо же, какую моду взяли — завидовать молодым свободным девчонкам!

Пока нам 20, мы можем позволить себе всё что угодно. А вот стукнет нам 60 — у нас будет всё, что так отчаянно желает нам Марья Ивановна: и больная спина, и неблагодарные дети, и маленькая зарплата… Всему своё время, Марья Ивановна!

Хотя нет. Всё у нас будет по-другому. Потому что у нас своя жизнь, и мы сами её строим. Всё у нас будет так, как мы сами того захотим. Но тс-с! Не говорите об этом Марье Ивановне, не расстраивайте бедную женщину.

Вы когда-нибудь наблюдали чайка-менеджмент в действии? Это поистине завораживающее зрелище (для зрителя, понятное дело). Жертва ещё ни о чём не подозревает, сидит, прильнув к экрану монитора, как вдруг…

— А где бумаги, которые я попросила распечатать месяц назад? — с ноткой истерики набрасывается на неё начальница.

Жертва, ещё не осознавая беды, отрывается от компьютера:

— Я месяц назад распечатала и оставила на столе…

Не давая закончить предложение, чайка начинает махать крыльями и трясти перьями. Что? На столе? Где любой может их увидеть? (К слову, документы нисколько не конфиденциальны, на них даже названия компании нет, не говоря уже о полезности информации.)

Жертва втягивает шею и смотрит на чайку, как суслик на удава: остекленевший взгляд, дрожащие конечности, в голове — ни единой мысли. В начале она ещё пытается возражать, но потом понимает, что это бесполезно.

— Люся, а Люся, я с тобой разговариваю, Люся, куда ты положила документы?

— Я же говорю, на стол…

— Люся, что ты творишь, Люся, как ты можешь бросать клиентские документы у всех на виду, Люся, у тебя что, совсем головы нет?

— Но я же говорю…

— Что ты говоришь? Что ты их оставила на столе? Да, это я уже поняла. Что ты совершенно безответственно относишься к работе, Люся. Что ты разбрасываешься конфиденциальной информацией. За столько лет работы ты до сих пор не усвоила простейших правил? Люся, а Люся, почему ты молчишь, Люся?

— Пытаюсь сказать, что…

— Я уже поняла, что ты пытаешься сказать. Ты бросила документы на столе, а сейчас их нет, значит, их кто-то забрал и уже вовсю читает!

Жертва наконец собирается с силам и скороговоркой выпаливает:

— Нет, я хочу всего лишь сказать, что я положила документы на стол, а затем, понимая, что вы в отпуске, попросила Ваню положить их в сейф, где они сейчас и лежат!

Чайка-менеджер на секунду замирает в полёте.

— А. А что, сразу сказать не могла?

И, нагадив, чайка улетает в поисках другой жертвы, которую попросила забрать злосчастные документы из сейфа.

Может быть, прав был Чехов, убив в своей одноимённой пьесе чайку? Давно пора?

Пожалуй, начну свою историю с конца: задолбали.

Мне восемнадцать. Первый курс колледжа, идём с одногруппницами отмечать знакомство и получение зачёток. Сентябрь, тепло, садимся в недорогом уличном кафе и заказываем пиво. Вроде бы неплохо проводим вечер, в лёгком опьянении уже не стесняемся друг друга и весело шутим.

Начинается учёба. В течение осени собираемся ещё несколько раз. Большинство одногруппниц курит, пьёт пиво, многие в первом же семестре демонстрируют своё умение учиться через пень-колоду. Я решаю, что такая компания не для меня, всерьёз берусь за учёбу. Ни с кем не ссорюсь, общаюсь дружелюбно, просто отказываюсь от тусовок под разными предлогами, в перерывах между парами не хожу на крыльцо курить (на тот момент не курила и не хотела начинать). К концу первого курса я не существую ни для кого, к окончанию учёбы становлюсь изгоем. Свой красный диплом получаю под недобрыми взглядами.

Первое рабочее место, женский коллектив в госорганизации. В коллективе принято пить чай утром, собираться вместе в обед, а также чаёвничать за час до конца рабочего дня. Естественно, молча никто чай не пьёт — дамы обсуждают мужей, детей, парней. Как примерная девочка, приношу к чаю вкусняшки и посещаю все чаепития. Любопытные женщины расспрашивают меня обо всём: где училась, есть ли парень. О чём-то рассказываю, что-то умалчиваю, если очень личное. Стесняюсь.

Проходит некоторое время. Дамы обсуждают, какие козлы у них мужья, ничего не делают по дому, как не хочется после работы домой, потому что на руках повиснут дети, муж будет требовать ужина, а свекровь — пилить. Я незамужняя девушка, которой, к счастью, нечего добавить в подобные разговоры. В коллективе меня не слишком любят: неоткровенная, стеснительная, разговоров «мужики — козлы» не поддерживает. Я перестаю ходить на совместные обеды, вскоре увольняюсь, потому что работа скучная, а коллектив — не очень. Жалеть не о чем.

Вот мне 23 года. Я только что сменила работу — устроилась в крупную коммерческую компанию. Вокруг, естественно, куча незнакомых людей. Новые коллеги — люди разных возрастов и интересов, но есть и ровесники. В почёте пафос, дорогие автомобили, крутые рестораны. Коллеги смотрят оценивающе и критически, изображают крутых, искушённых во всём, на нечастые вопросы по работе и внутреннему трудовому распорядку сочувственно улыбаются. Мне интересно работать, но я стесняюсь коллег и никогда не хожу ни с кем на перерывы. Хватило одного совместного обеда в кафе — я не знала меню и местных порядков и, видимо, оставила о себе впечатление недалёкой дуры. Большинство коллектива меня игнорирует, слова цедятся сквозь зубы, приветствия (даже дежурные) отсутствуют. В работе требуется тесное взаимодействие. Не выдерживаю почти через год.

Ещё одна работа, которой предшествовал продолжительный поиск (а значит, и нехватка денег). В коллективе нужно постоянно сдавать деньги кому-нибудь на подарок, скидываться на совместные поедаловки и пьянки. Ни с кем не хочу портить отношения, но денег просто нет, и 300–500 рублей на тот момент могли пробить существенную дыру в бюджете. Коллеги могли бы понять, но нет: «Она жадная, она необщительная, ей западло с нами пить».

Для сравнения — сейчас я работаю на сменной работе. У нас огромный коллектив; на перерыв отпускают по индивидуальному графику, смены у всех заканчиваются в разное время. Конечно, есть друзья-подруги, которые тусят вместе вне работы и дожидаются друг друга после смен, но при этом никто никого не выживает за необщительность, какая бы причина за этой необщительностью ни скрывалась. У нас есть очень коммуникабельные и весёлые люди, есть нелюдимы, есть те, кому всё равно — могут одинаково хорошо работать и с кем-то, и в одиночку. И — надо же! — никто из коллектива не считает, что на него «плюют», и никто не плюёт в ответ. Мы просто работаем. У нас нет времени на интриги.

Дорогие мои, хорошие социальные животные! Вы всё больше напоминаете мне стаю волков. И вам, похоже, на работе совсем нечем заняться.