Недавно один автор высказывался на тему «реальных пацанов». Хочу добавить пару слов от себя. Работаю я на заводе в производственном цеху, где «реальные пацаны» составляют 95% рабочих. Им может быть от 18 до 50 лет, но поведение у пацанов в целом одинаковое.

Во-первых, реальный пацан должен бухать. Очень много бухать. Назвать человека алкашом — это комплимент. Отпуск, прибавление в семье, аванс, получка, день рождения, пятница и прочее — это всё повод нажраться. На следующий день нужно прийти на работу с больной головой, а другие пацаны, которых не было вчера на массовой пьянке, будут понимающе смотреть и жалеть братанов. Опохмелившись где-нибудь подальше от глаз начальства, пацаны соберутся в курилке, где со смаком и во всех красках расскажут, сколько вчера выжрали водки, как впятером разбили морду какому-нибудь лоху и как хреново им было утром. Не грех также вспомнить крепким словцом жену с тёщей, которые пилят пацана за то, что он чуть-чуть расслабился и попутно истратил ползарплаты.

Во-вторых, реальный пацан должен клеить тёлок. Девушки в производственном цеху — не редкость. Табельщицы, методистки, кладовщицы — всем этим занимаются девушки. Стоит только в цеху появиться новенькой девушке, пацаны тут же начинают подкатывать к ней. Наличие жены мало кого смущает. Если девушка умная, то она сразу берёт ситуацию в свои руки и пользуется подобным вниманием на 200%. Один до дома подвезёт, второй шоколадку принесёт. Но чаще бывает так, что одному из пацанов девушка откроется, а он, как говорится, поматросит и бросит (не забываем о наличии законной супруги). Весь цех в ближайшее время узнает, где, когда и в каких позах девушка была «использована». Среди пацанов герой-любовник теперь будет пользоваться уважением и почётом, а девушка просто уволится по понятным причинам.

Работать пацаны не хотят и не любят. Они предпочитают бездельничать. Перекуры на полчаса и обеды на полтора считаются нормой, при этом обязательно нужно возмущаться, что бригадир ругает и лишает премии. Все они хотят большую зарплату, но не готовы ради неё ни на час сверхурочно остаться, ни лишнего болта закрутить.

Быть умным и образованным среди них — моветон. Как-то выделяться — тем более. Тех, кто выделяется, пацаны не любят, потому что «нужно быть как все, а не %@#нёй страдать».

Понимают пацаны только силу. Я предпочитаю улаживать конфликт на словах, умею разговаривать и по-хорошему, и по-плохому, но пацан, как правило, не поймёт, пока в рожу не получит. Впрочем, у пацана всё равно встанет вопрос: мол, на словах, что ли, не мог объяснить?

В итоге я, непьющий, примерный семьянин, работяга, которого начальство ценит, не очень-то вписываюсь в коллектив. Со мной, конечно, считаются, обращаются за советом, помогают, если прошу, но не торопятся дружить. Впрочем, меня устраивает: если тебе кто-то не нравится, лучше свести контакты с ним к минимуму.

А задолбало меня то, что вот из-за таких «реальных пацанов» простых рабочих считают алкоголиками, дураками и быдлом.

Во время учёбы в местном техникуме я встретил одного человека, зовут его Юрцом. За четыре года сильно сдружились. После учёбы он с матерью и сестрой решил переехать в наш город. Активизировав всю свою родню, чтобы помочь другу, через знакомую сестры соседки бабушки нашли Юрцу хатку. Хозяин той хатки во дворе строил двухэтажную недвижимость и на предложение о проживании в старенькой хатке отреагировал положительно. Вроде как и охрана во дворе появляется, да и тем же строителям подсобить. Договорились, в общем. Из коммуналки Юрец платил только за свет.

Только вот жил до Юрца в той хатке нехороший человек. Вроде бы судимый, алкоголик; то ли ножом кого-то пырнул, то ли застрелил. И были у того нехорошего человека «знакомые» собутыльники, которые, видимо, любили собираться на той хате. Какое-то время Юрец объяснял им, что человек тот здесь больше не живёт. Большинство таких «знакомых» понимало и сваливало куда подальше. Большинство… Но одним утром произошла та самая история.

В тот день я сидел за компом, что-то искал в интернете, пил чай. Мою идиллию разрушил звонок от Юрца. На фоне его голоса были какие-то пьяные крики; он орал то в трубку, то на какого-то мужика. Из всего, что смог разобрать, я понял: надо спасать. Благо хата в двух минутах ходьбы от меня, добраться особого труда не составило.

На месте я увидел некое тело, которое ломилось в хату. Тело было пьяное в хлам и, видимо, не осознавало, что дверь открывается наружу. Требовало предъявить старого жителя хаты. Попытки Юрца объяснить телу, что человека того уже нету на месте, были безрезультатны. Попытки выгнать тоже не было, так как немаленькое тело со всей своей пьяной дури толкало дверь в противоположном открыванию направлении.

В конце всё закончилось хорошо: тело поковыляло куда-то по дороге под крики местных бабулек, которые успели повыбегать в процессе вызволения друга. Только вот остался очень неприятный момент. Юрец рассказал мне, что до того, как позвонить мне, он пытался дозвониться в милицию, чтобы они что-то сделали с телом. После третьего безответного звонка в трубку ему сказали в довольно грубой форме: «У нас обед». Обед. На пульте дежурного.

Я понимаю, что далеко не все наши внутренние органы такие. Но один человек испортил всё представление. Если честно, до того момента я думал, что «моя милиция меня бережёт». Но, блин, обед? Это такая сверхпричина? А если у человека действительно проблема? А если бы ваш обед привёл бы к чьей-нибудь гибели? А если бы всё не закончилось так радужно?

Ну, зато дежурный сыт. А остальное не важно.

Хочу рассказать, как меня задолбал культ детей, который активно пропагандируется и культивируется в массах.

Вот открылся в нашем районе новый торговый центр в четыре этажа. Так что же вы думаете? Два из них полностью отдали под детей! Причём один из них — фуд-корт. В итоге такое ощущение, что пришёл не в магазин, а в детский сад: невероятные толпы бегающих, орущих, в чём-то вымазанных детей, родители которых безучастно о чём-то беседуют за соседним столиком, изредка покрикивая что-то типа: «Маша! Маша, @#$! А ну вернись!» Но Маша уже убежала, и родители с чувством выполненного долга («ну, я же пыталась») беседуют дальше. Дети тем временем лезут к посетителям, трогают манекены близлежащих магазинов, лезут за и на стойки кафешек. Всем всё равно! «Это же дети, им же всё интересно». Хорошо, ладно. Я в торговом центре, это место семейного отдыха. Чего я, собственно, хочу?

Встречаю свою жену у метро, идём в ресторан. Все после тяжёлого рабочего дня, хотим отдохнуть в романтической атмосфере тишины и расслабления. Садимся за стол, милая и вежливая хостес приносит нам меню, всё замечательно — и тут дикий детский вопль! Выясняется, что за соседним столиком сидит мамаша с грудным ребёнком, который орёт на весь ресторан! Какая уж тут атмосфера, какое тут расслабление?! Смотрим на персонал заведения — ведут себя как ни в чём не бывало. Если бы в этом же самом заведении стал орать пьяный мужик, то его бы сразу вывела охрана, попросив в доступной форме не мешать людям отдыхать, а тут «это же ребёнок»! А что ребёнок? Детский ор не мешает, что ли? Или как? Молча встаём и уходим, хотя могли бы «наесть» тысяч на семь и оставить хорошие чаевые.

И так везде. Дамочка с коляской в послерабочий час пик в супермаркете проталкивается через километровую очередь с криками: «У меня ребёнок!» Вот и что, что у тебя ребёнок? Ты в другое время сходить не могла? Куда же ты в час пик прёшь? В другое время сходить не могла?

Постоянные картины в метро: заходит мамаша с ребёнком лет семи, окидывает вагон взглядом «я царица, мне все должны», находит жертву — и начинается: «Уступите место! Вы что, не видите, что у меня ребёнок?» Он что, у тебя в семь лет не может десять минут постоять? Он инвалид? Хотя нет, я понимаю, что дети здесь не виноваты. Инвалиды во всех этих случаях — родители, и инвалиды они на голову. Повсеместное пренебрежение контролем своих чад. Полное отсутствие уважения к окружающим людям. Ребёнок воспринимается как право на хамство. Дети, в свою очередь, чувствуют полную вседозволенность и ведут себя под стать родителям.

Уважаемые родители! Не будьте уродами и, пожалуйста, воспитывайте своих детей!

А меня задолбал… онанизм! Нет, я не собираюсь читать морали; меня вообще не интересует, кто и чем занимается в свободное время. Я о том, что в любом сообществе в интернете, где присутствуют молодые парни, обязательно будет куча упоминаний об онанизме.

Кто-то запостил в паблик фотку красивой девушки? В комментариях обязательно найдутся фразы типа:

— Спасибо, подрочил.

— Фап-тайм!

— Отдрочено, следующая!

Куча картинок-мемов с изображением эрекции или даже печально-притворное: «Ну вот, опять придётся фапать». А также «тонкий» юмор, где на фразы о сексе собеседнику вбрасывают картинку с ладонью, как бы намекая сами знаете на что. Часто на очередную фразу о том, что кто-то собирается заняться онанизмом, глядя на нарисованные трусы аниме-девочки, гифку с трясущимися сиськами или 3D-модель женского персонажа из какой-то игры, так и охота спросить: неужели этот человек и правда собирается это сделать прямо сейчас, оповестив перед этим важным действием несколько десятков (а то и сотен) человек? Не знаю, как происходит в реальности, действительно ли парни мастурбируют так часто и все ли из них это вообще делают, но у меня сложилось стойкое ощущение, что если парень хотя бы один раз в день не займётся онанизмом, то для него день прожит зря. Наверное, многие считают такие фразы смешными и естественными, но на самом деле такое поведение выглядит отвратительно и лично у меня (и не только) вызывает стойкое ощущение брезгливости.

Я бы очень хотела думать, что такое поведение свойственно только школьникам в пубертатный период, но, к сожалению, знаю взрослых парней 20–25 лет, которые, ничуть не стесняясь, пишут про то, как хорошо подрочили сегодня утром на фотку Эммы Уотсон. Парни, ну вы же не пишете о том, как хорошо сегодня поссали или о том, как замечательно сходили по-большому! Контролируйте, пожалуйста, что вы пишете, ведь не только вы читаете эти паблики со смешными картинками, эротическими гифками, кошечками и аниме-девочками.

Долгое время я наивно полагала, что в нашем маленьком провинциальном городе люди никуда не торопятся. Тихий и размеренный образ жизни, за час можно добраться до центра даже из глубокого пригорода, встречи назначаются на «когда-нибудь после обеда» — совсем не мегаполис. А потом я забеременела и поняла, как жестоко общество ко всем, выпадающим из общего ритма.

Я совсем не инвалид, но анемия, огромный живот и неудобная зимняя одежда, не по размеру огромная из-за гигантского живота, делают своё дело — хожу с совершенно старушачьей скоростью и пингвиньей грацией. Столько злого шипения я не слышала никогда в жизни.

Например, я очень медленно двигаюсь и занимаю всеми своими жирными частями тела всю заснеженную тропинку с сугробами по обоим краям. Очень я её неудачно выбрала для неспешных прогулок, злонамеренно отказавшись двигать чуть быстрее всеми вышеназванными частями. И весь этот ушат помоев — вместо просьбы посторониться.

Возле крупного перекрёстка жду окончания зелёного сигнала, потом красного и приступаю к движению с первыми секундами нового зелёного. Но всё равно не успеваю перейти и получаю в свою сторону громкий гудок и злую физиономию водителя, который из-за меня вынужден ещё несколько мгновений провести у светофора.

В супермаркет выдвигаюсь в максимально «мёртвые» часы, зная, что буду долго тупить перед витриной, соотнося свои хотелки с прописанной диетой и ограниченной грузоподъёмностью или сравнивая продукты по составу и энергетической ценности. Но всё равно находятся люди, для которых я — непреодолимая преграда, сродни глухой стене. Любые просьбы бессмысленны, а попытки обогнуть будут мною же и пресекаться. Я же предумышленно тяну время и мешаю нормальным людям. Особый шик — начать обсуждать с подругой, как разные жирдяи помешаны на глупых диетах, а ведь нужно просто меньше жрать. Это девочки из местных «бутиков» пошли на обед, я не их покупатель и не заслуживаю корпоративной улыбки.

Волшебным образом я перестаю мешаться кому бы то ни было, если со мною рядом муж. Люди вспоминают слова «извините» и «позвольте», самостоятельно обходят, а то и вообще перестают куда-то спешить.

И конечно, никто мне не хамит, если видит, что я не толстая, а беременная. Но разве это что-то меняет? Чем другие заслужили такую дискриминацию? Как вообще живут больные, малоподвижные, а от этого более тучные люди? Я не так уж много времени провела в их шкуре, но уже не хочу без особой надобности выходить из дома одна. Куда ж вы так торопитесь, здоровые и красивые люди?