Утром зацарапало горло, к обеду я уже «тпру» сказать не могла. Как назло, в аптеку косяком пошли слепые старушки, которые услышали рекламу волшебного препарата, что враз их омолодит, осчастливит, повернёт климакс вспять и вернёт Советский союз.
— Дочка!
Почему я обязательно «дочка»? На титьках висит бейдж, там довольно крупно нарисованы и имя, и должность.
— Дочь! А нету у тебя… Мэ-э-э… Как его там… Да вот третьего дня передавали. Ну, такое… В жёлтой коробочке. От чего? Да от всего!
Минут пятнадцать гадаем на кофейной гуще, перебираем все жёлтые коробочки на полках. Методом тыка устанавливаем, что это «Наш лецитин».
— Сколько стоит? Не-е-е, я сейчас брать не буду! А от чего оно? Ты мне почитай, а то я очки забыла.
Обычно читаю — не сложно. Но сегодня больно. Физически. Скрипучим голосом объясняю: мол, либо иди за очками, либо обратно к Малышевой и ЗОЖу — не чтец я нынче.
У бабки негодование. Как так можно? Какое я имею право болеть?! Да ведь я среди лекарств! Да мне сам Бог велел и Аллах наказывал при первом же чихе антибиотики внутривенно вливать, чтоб уж что-что, а бабке аннотацию всегда могла прочесть с выражением и модуляцией.
Почему, может объяснить кто-нибудь, почему эта же бабка в продуктовом магазине кротка, аки божий агнец, а в аптеке позволяет себе высасывать мозг и варить кровь? Откуда у пожилых людей установка, что в аптеке за прилавком стоит биоробот, у которого в левом глазу УЗИ, в правом рентген, между лопаток томограф, на кончиках пальцев клиническая лаборатория, а в мозге дар ясновидения?
Нам несут результаты анализов: «Расшифруй, дочка!» Нам рассказывают, какого цвета в понедельник была моча, и просят тут же выдать диагноз хвори. Мы обязаны по одной букве (не обязательно заглавной) угадывать название лекарств, за коими больная и наведалась, так как она забыла и бумажку потеряла, но я-то ведь знаю…
Они убеждены, что нам страсть как интересно узнать о том, как мучительно долго умирал от пролежней чей-то там сват, а ему мазали пролежни солидолом, и все пролежни — оп! — и зажили, но сват всё равно умер. Приходят и уходят покупатели, рассказчица отодвигается от прилавка в сторонку, скрестив ладошки на пузе, внимательно прислушивается, что у меня просят, начинает лезть с советами, путает покупателя, начинает уже ему рассказывать про свата и солидол.
Однажды одной бабульке стало дурно, я затащила её в отдел, измерила давление и, испугавшись цифры, равной вольтажу в розетке, вколола той магнезию. И вот уже полгода, приезжая утром на работу, я вижу у закрытых дверей две ожидающие группы: одна — истомившиеся за ночь наркоманы, вторая — три, четыре, иногда пять бабулечек, которые перед завтраком пришли на халяву измерить давление. К вечеру они опять придут — нужно же мониторить свою гипертонию, а как же! А у каждой дома по тонометру, купленному у нас же. Но то ли глаза циферки на аппарате не видят, то ли лыжи не едут…
Задобали старпёры-грамотеи, которые почему-то думают, что могут диктовать мне правила общения с ребёнком.
Пусть ребёнок соседский, а я не мать, а репетитор по английскому. Так я всех детей своих друзей репетирую за символическую плату, а кто беден, тех и за так. Всех своих теперешних учеников я с пелёнок знаю; по младости была им «тётя Света» и на «ты», а уж коли им по 14, так просто «Света». Ежели прежде я им куличики лепила, то теперь учу йоху вертеть и перса в АО или WoW грамотно прокачивать. Им меня «тётей» называть как-то не с руки: я ж для них всё равно, что старшая сестра. Их родаки мне их так и скидывают, покамест самим некогда. Своих-то нет у меня, а «Света плохому не научит, слушайся Свету». Они и рады.
Перед сентябрём взяла двоих поднатаскать по инглишу. Заниматься решили во дворе — там столик и скамейки вкопаны. Лучше на свежем воздухе, пока тепло. Разложили тетради, учебники; переводим, учим, пишем. Вдруг бабка какая-то. Не своя, не соседская, дети её не знают, я тоже.
— Занимаетесь?
Нет, мля, траву курим. А то не видно?
— Вот и молодцы! Ну, занимайтесь, занимайтесь…
Ну спасибо, позволила! А сама стоит и смотрит. Будто не понимает, что при постороннем с детьми работать нельзя: психуют и мнутся. Но ничего, я продолжаю. Один из ребят говорит:
— Свет, я тут не понимаю, объясни…
Бабка пихает меня в бочину:
— Твои? — Нет, соседские, — отвечаю честно. — А я так, репетитор. — Репетитор — это воспитательша, значит? — Ну, наверное, да…
Пожевав губами, бабка начинает горланить:
— Так что ж ты их, девка, распустила? Ведь ты старше йих, а они тебе «ты» говорят! Позор!
Ребятам стало обидно, как бабка меня при них «девкой» величает. Один, что побойче, не стерпел:
— Света не девка, она наш друг!
Может, что неприличное про слово «девка» подумал… Бабка разохалась:
— Ах ты! Ах ты! Сопля, а туда же! Со старшими спорит! Ты бы и мне «ты» сказал, а?
Мальчишка ответил честно:
— Вам не сказал бы. Вы чужая. На «ты» только родных зовут.
С аханьями и оханьями бабка удалилась. Но дети были возбуждены, а урок скомкан. Мы тебя просили нас поучать, старая? Какое тебе дело? Задолбали такие.
Я работаю в нелюбимом многими «зелёном» банке. Я именно та «тупая дура» (с двумя высшими образованиями), которая «получает миллионы» (узнав реальную мою зарплату, 80% очень удивились бы, а остальные 20%, может, и пожалели бы).
Забегает существо породы «я самый крутой».
— Девушка, я там вставил уже, а мне не дали!
Конечно, по этой строчке я должна понять, что свою карту ты запихнул в щель купюроприёмника, и теперь твой кусок пластика внутри терминала. Естественно, тебе «не дали»!
* * *
— У меня не работает клиент-банк, сделайте что-нибудь! — Скажите, вы физическое или юридическое лицо? — Тебе какая разница? Я же говорю: не работает клиент-банк! — Хорошо. Вам нужно пройти в то отделение, где вы заключали договор, и подать соответствующее заявление. — Ты что, дура? Какое заявление? Какой договор? — На обслуживание программы. — У меня такого нет и никогда не было. Мне раньше так все говорили, что сделать. — Может, вы всё-таки имете в виду систему «Банк-онлайн»? Тогда, конечно же, я вас проконсультирую. — Понабрали тут идиотов! Не знаете, что сказать — молчите!
* * *
— Девушка, у меня украли карту! — Скажите, какая была карта, и мы сейчас её заблокируем. — Как это какая? Банкоматовская! — «Виза», «Мастеркард», «Маэстро»? — Да-да, визамастеркард! — Хорошо, понятно. Что было изображено на карте? — Не знаю. — Какого она была цвета? — Не помню. — Когда последний раз пользовались картой? — Не помню! — Сколько денег должно быть сейчас на карте? — Не знаю! Не знаю я ничего! Зачем вы у меня всё это спрашиваете? Хотите мои деньги украсть?
* * *
— Девушка, пенсию дали? — Назовите последние семь цифр счёта, сейчас посмотрим. — 1234567. — Нет, на данный момент перечислений не было. — А почему?! — Этот вопрос вы можете задать в Пенсионном фонде, у нас такой информации нет. — А на х#ра вы тут тогда сидите?
* * *
Я не требую, чтобы вы разбирались в продуктах банка. Для этого здесь я. Но говорить-то можно по-русски?
С некоторых пор я перестала уступать место в автобусе. А встать на этот скользкий путь мне помог этот случай.
Час пик. Автобусы забиты задолбавшимися работниками компа, станка и прочих механизмов. Удалось сесть на освободившееся место. Рядом со мной спит, прислонившись к окошку, мальчик-студент. Входят в автобус две бабушки, мило просят уступить им место. Даже студента растолкали ради такого. Садятся. И одна из них выдаёт:
— Ну, вот, видишь, сейчас до остановки Х доедем, потом обратно пересядем — и до Y, а там и по домам можно. Или к Валентине на чай. Я же говорила — день незаметно пролетит!
Моя челюсть не упала на пол лишь по причине отсутствия свободного пространства в автобусе. Что ж, у меня тоже день незаметно пролетел в беготне по офисам и сборах отчётов.
Бабушки такие примелькались мне уже. Лучше уж я буду неблагодарной молодёжью, уткнувшейся в наушники, но проводите, пожалуйста, свой день за чаем с Валентиной, а не в автобусе.
От метро до работы нас возит автобус. Обычный автобус с большой табличкой «Tехнополис». Очень часто на месте его остановки тусуются и посторонние люди.
Сегодня там было человек тридцать пенсионеров. Они тоже ждали свой автобус. Стояли мы все вперемешку, так как места не особо много. Важно отметить, что процентов 80 работающих в нашем бизнес-центре ещё не добрались до 35 лет. Пенсионеры эти резко выделялись на нашем фоне. Или мы на их, что скорее.
Подъезжает наш автобус. Начинается что-то странное. Бабульки-дедульки ломятся вперёд, активно работают локтями и бегут навстречу свободным автобусным сидениям. Понятно, что ошиблись: старые люди, всякое бывает. Но они же, как стадо танков, вломились в наш автобус, уселись там и недовольно зыркали вокруг, когда мы наконец-то смогли пробиться к дверям и начали заходить. Их гид с трудом смогла докричаться: автобус, мол, вовсе не ваш, выходите давайте обратно! Пенсионеры замешкались: они же только что с боем отобрали свои законные места у молодёжи, а тут выходить — беда-то какая! В общем, выползали они намного медленнее, чем забегали в автобус. Видимо, вспомнили, что у них ноги болят, спину ломит, и вообще в их возрасте надо как-то по-другому себя вести.
Я честно признаюсь, что терпеть не могу пенсионеров. Не бабушек и дедушек — тихих, спокойных и вежливых людей, — а именно пенсионеров, которым все мы что-то должны по умолчанию.
Работаю инженером в компании, занимающейся ремонтом и установкой домофонов. В час ночи звонит бабуля:
— Здравствуйте! Скажите, пожалуйста, а вы нам трубку в квартиру можете поставить? — Конечно можем! А какой у вас домофон? — А у нас нет домофона, но вы нам трубку проведите так, чтоб нам из квартиры всё слышно было.
* * *
— Здравствуйте, а вы домофоны ремонтируете? — Да. — А сколько это будет стоить? — Что у вас сломалось? — Нет, вы скажите сначала, сколько это будет стоить, а я подумаю, ремонтировать это или нет.
День Победы. Город-герой Ленинград, ныне Санкт-Петербург. В кофейню очень известной сети заходит дедушка. На дедушке пиджак, который полностью увешан орденами и медалями. Подходит к стойке, где мило воркуют четыре молоденькие официантки.
— Доченьки, можно мне кофейку?
Одна из девушек, явно недовольная, что её оторвали от важного рассказа о предстоящей поездке на дачу со всеми вытекающими:
— Вам какой, дедушка? — Ой, мне бы что подешевле. Кружечку самого простого. — Самый дешёвый стоит 99 рублей. Будете брать? — Да, пожалуйста. Только мне побыстрей, я здесь за стойкой быстренько попью и пойду. — Хорошо, присаживайтесь.
Пока делают кофе, дедушка достаёт из кармана пиджака горсть мелочи и начинает пересчитывать. У девушек за стойкой гримаса презрения приобретает вселенский масштаб.
— Девочки, у меня тут три рубля не хватает, ничего страшного?
На стойку плюхается чашка кофе:
— Дед, кофе стоит 99 рублей, а не 96. Ищи!
Дедушка сначала опешил, а потом поник. Засобирался уходить. Девушка, что поставила кофе, выдала:
— Ну вот, только зря делала.
По щеке дедушки покатилась слеза, но девушки её не увидели — он уже стоял спиной. Я не выдержал, молча положил на стол сотню, взял дедушку под руку и вывел на улицу. Мы зашли в ресторанчик за углом, где я угостил его чашкой кофе и лёгким завтраком. К чести этого ресторанчика, они сделали скидку 50% в честь праздника.
Выводы вы сделаете сами. А этим девушкам хочется пожелать только одного: будьте первыми испытателями изобрётенной машины времени, и пусть там стоят такие установки: «1943, Ленинград».
Стою возле ноутов, приглядываюсь. В магазине предновогодний ажиотаж. Краем глаза замечаю бабульку, поедающую глазами эти чудеса техники. Консультант не выдерживает и подходит:
— Вам что-то подсказать? — Да вот, внучку хочу кампутер купить… — Вам нужна моя помощь? На какой ценовой сегмент вы ориентируетесь? — Ну, тысяч десять… — Вот хороший ноутбук, полностью оправдывает свою цену. — Скажи, сынок, а из него лучи большие?
Чувствую выпученные глаза консультанта.
— Э-э… Простите, какие лучи? — Ну, они ведь что-то излучают… — Не бойтесь: современные компьютеры абсолютно безвредны. — А можете посмотреть по спутникам, сколько этот кампутер излучает? — По каким спутникам? — Ну что из меня тут дурочку делаете?! Я же знаю, что вы по своему интернету можете подключиться к спутникам ЦРУ и посмотреть! Я в телевизоре смотрела!
Ну, раз в телевизоре смотрела… Куда против такого аргумента?
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li