Родственники

Гостил в глубокой деревне у дальних родственников. Дом у них деревянный; недавно обновляли проводку, которая ведёт к дому, и, видать, что-то намудрили с подключением. Итог — искра и возгорание.

Когда занялся пожар, меня дома не было. Пришёл я минут через пять и сразу же ринулся в дом спасать свои далеко не дешёвые «игрушки» (я фотограф), благо лежали они на первом этаже. Не тут-то было: дорогу мне перегородил дядя Ваня, набожный мужичонка 54 лет от роду, и сунул в руки икону, которую я, естественно, отбросил в сторону и попытался спасти технику, за что получил тяжёлым кулаком в лобешник и был вытащен из дома. На пороге «дежурила» жена дяди Вани — тётя Света, ещё более набожный человек.

Все мои попытки проникнуть внутрь дома и вытянуть хоть ноутбук закончились безуспешно: подоспели деревенские мужики, которые дружной ватагой не пускали меня, «пособника сатаны», в дом. Зато вынесли все иконы в количестве сорока с лишним штук, псалтыри, Библии и прочую религиозную атрибутику. Пару чуть обуглившихся икон оплакали. Никто из четверых выносивших «бесценные вещи» не подумал захватить мой фотоаппарат или ноутбук. Неужели в XXI веке крашеные доски дороже аппаратуры?

Мой убыток — 250  000 рублей и два проекта, за которые придётся вернуть деньги заказчику.

Добрый день! Под Новый год историй про подарки будет много, позвольте высказаться и мне. Но я бы хотела поговорить не о том, что можно подарить, а о том, как этого не следует делать.

Первым вспоминается случай из моей школьной молодости. Одноклассница, в первый раз приглашённая на мой день рождения, анонсировать подарок начала ещё за неделю.

— Я тебе выбрала такое! Та-а-акое! Тебе так понравится! А если не понравится, это будет означать, что я совсем разучилась выбирать подарки!

Что тут сказать… Увидев это, я поняла, что подружка даже не «разучилась» выбирать подарки, а, скорее всего, никогда и не умела. Мне был преподнесён букет цветов (от девочки девочке, напомним, причём в таком возрасте, когда цветы уже можно ожидать от мальчиков) в вазе, которая была настолько не в моём вкусе, что это должен был понять каждый, кто знает меня дольше пары недель. Вывод: не анонсируйте подарок. Этим вы можете лишить его даже самой сомнительной ценности.

Подарок следующий. Милая родственница побывала в отпуске за границей и привезла нам с мужем несколько сувениров. Традиционные, но приятные мелочи: пара магнитиков, красивая кружка. Порадовались, поблагодарили. Но тут…

— Ну, как подарочки? Понравились? Это у меня в последний день оставалось пять евро, ну, думаю, хоть какую-нибудь ерунду куплю. За эту кружку знаете, сколько просили? Восемь евро! А я им говорю: «Я такую дрянь за восемь не куплю»! Такая фигня за такие деньги! Ну, я нашла лавку, где всё по два еврика было, ещё сторговала…

Дорогая, милая родственница! Ведь нам правда очень понравились ваши подарки! Зачем нам было слышать, что вы считаете эти вещи фигнёй, дрянью и так далее, не стоящей тех денег, которые за них просили? Зачем нам знать, что вам не нравятся вещи, которые вы дарите другим? Отсюда вывод второй: не выражайте своего мнения о том, что вы дарите. Особенно если подарок вам самим не нравится.

Ещё одна ситуация. Приходим в гости к свекрови на юбилей. На столе красуются подарки, преподнесённые коллегами, соседями, друзьями… Свекровь с гордостью демонстрирует подарки, после чего объявляет:

— Ну, эта фигня мне не нужна, а вот эту коробочку я даже не открывала — ну что там может быть нужного? Это вы всё себе заберёте. Глядишь, вам и пригодится.

То, от чего нам удаётся в результате отбрыкаться, дарится нам позже на другие праздники со словами: «Ну, мне это подарили такие-то, но мне-то это не надо, может, хоть вам пригодится».

Вывод третий: многие из нас передаривают вещи, но, пожалуйста, никогда не говорите об этом в открытую! Пусть у человека будет ощущение, что вы хотя бы немного внимания уделили выбору подарка. Поверьте, это гораздо приятнее.

Всех с наступающим Новым годом! Пожалуйста, думайте о других и не делайте глупостей.

Я очень люблю чай, причём самый разный: и зелёный, и чёрный, и с сухофруктами, и с травами, и просто настой травок из сада, где самого чая-то только для цвета. Я умею и люблю его заваривать и с удовольствием угощу вас, моих гостей, чем-нибудь необычным — но только в том случае, если вы меня об этом попросите.

Зная о моём пристрастии к чайной церемонии, вчера приятельница подарила мне на прошедший день рождения четыре коробки зелёного чая: хорошего, дорогого, разных сортов и марок, в каждой коробочке — масса пакетиков или чистой заварки. Для меня это стало настоящим счастьем, тем более если учесть, что никто из моих родных зелёный чай не любит — по крайней мере, я так наивно считала до сегодняшнего утра.

Да, мои дорогие, я сделаю вид, что не заметила, что две мои коробочки стоят совсем не там и не так, где стояли весь вечер и ночь, а одна из них явно закрыта не таким макаром, как закрыла накануне её я — ну, мало ли, всякое же бывает; хорошо ещё, что другие две коробки лежат в другом месте. В мусорном ведре обнаруживаются два пакетика, что как бы намекает, что пока я приводила себя в порядок с утра, мой чай кто-то уже начал глушить — а мы же все свои, чего стесняться? Нет, конечно, я клинически тупая и совсем не догадалась об этом, что вы.

Завариваю тот самый не так закрытый чай, тихо матерюсь в душе, потому что сама коробочка уже оказывается надорванной — какой сюрприз! Вежливо спрашиваю у родни, разделит ли кто-нибудь со мной сей чудесный напиток (вроде как не чужие люди, да и скажут ещё потом, что я якобы все себе зажала)? Все, как ожидалось, мотают головами, а бабушка поджимает губы и дословно выдаёт: «А его ведь второй раз не заваришь! Мы уже сегодня с Сашей пили». Абзац, я так и сказала, что даже не буду это комментировать.

Дорогие воровки чая! Я наивно полагала, что сама способна разобраться со своим подарком, и мне непонятно, почему так не считает никто, кроме меня. Я понимаю: захотелось хорошего, качественного чая, да я и сама в одно лицо за месяц всё не выпью, но почему нельзя просто спросить у меня разрешения? Я с удовольствием вас угощу, сама же налью и даже насыплю вам сахара в чашку (кощунство, конечно, но вы ведь иначе его до конца не допьёте), но нет, нужно разворовывать мои вещи у меня за спиной. Я искренне не понимаю, в чём здесь профит — то ли экстрим какой-то, то ли надежда на то, что я всё-таки тупая и ничего не замечу… Да ещё и моя мать нашла «чаёвницам» прекрасное оправдание: я, видите ли, ещё спала, а сестра и бабушка хотели чая вотпрямщас (всё-таки удивительно, что я, встающая в будни самое позднее в половине седьмого, в выходные хочу поваляться до девяти, но, вероятно, это со мной что-то не так).

Чай — это не последняя капля и не самая воруемая у меня вещь, но так происходит абсолютно со всем, что у меня есть, да и делают это одни и те же люди — стар и млад. А потом ещё кто-то удивляется, что свои шоколадки или ещё что я надёжно прячу и делюсь в лучшем случае с матерью. Казалось бы, по какой причине?

Не понравился мой чаёк? Ну и слава богу, пейте свой кофе, я на него даже и не взгляну. А я вот ещё себе чайка налью — надеюсь, теперь-то у меня его довольно, чтобы полностью успокоить нервы. Задолбали!

Была тут история от человека, которого задолбали поиском талантов. Так вот, хотелось бы мне оказаться на его месте!

Не могу точно сказать, когда я увлеклась писательской деятельностью. Помню, корябала что-то в тетради ещё печатными буквами, не зная письменных, которым меня научили в первом классе, куда я пошла в шесть лет. Читать я любила всегда, где-то лет с четырёх-пяти. Попытки создать нечто подобное (какое счастье, что я не помню текстов!) были весьма логичны.

Лет в восемь или девять начала писать то, что сейчас называют фанфиками. В одиннадцать — собственные зарисовки с собственными персонажами. Для меня они были почти реальны. Я хорошо представляла каждого из них и знала о них всё: внешности, характеры, биографии… Да, наверное, исполнение было ужасно, но я совершенствовалась.

К четырнадцати годам закончила произведение объёмом примерно в 15 авторских листов (один авторский лист — 40 000 знаков с пробелами). Немногим позже узнала, что некое издательство ищет авторов. Подходило всё: и жанр, и объём. А дальше… Дальше ничего не произошло.

Я даже не попыталась связаться с издательством. И дело было не в возрасте, отнюдь нет. Я не верила — и, признаться, до сих пор не верю, — что это кому-то нужно. Те немногие люди, которым я показывала свои работы (а среди читателей были не только мои ровесники) говорили, что пишу я более чем хорошо, а те из них, кто знал меня под псевдонимом, искренне удивлялись, когда узнавали возраст. Результат нравился даже мне самой. Несмотря на всё это, произведение было погребено в тонне прочих файлов, хранящихся на моем компьютере.

Мне пять лет. «Уйди, не мешай».

Семь лет. «Какие ещё танцы? Не запишу, у тебя всё равно ничего не получится, а мне стыдно будет».

Девять лет. «Ну какой идиоткой надо быть, чтобы получить четвёрку за такую лёгкую контрольную?»

Двенадцать лет. «Никуда ты гулять не пойдёшь, пока всё на пять не выучишь, а то мне на собрании будут за тебя высказывать. У всех дети как дети, а ты простейшие вещи выучить не можешь».

Четырнадцать лет. «Что ты там строчишь?» Быстро сворачиваю текстовый редактор. «Только и можешь с подружками болтать и в игрушки играть, на другое мозгов не хватает». Задумчиво смотрю в сторону шкафа, где лежат дипломы за победы в предметных олимпиадах и похвальные листы за отличные успехи в учёбе. Вздохнув, открываю редактор и продолжаю дописывать последнюю главу того самого произведения.

Да, господа и дамы, все эти слова принадлежали моей маме, с которой я жила, пока не съехала в общежитие при вузе. Отца никогда не знала, как и многие другие жители страны.

Семнадцать лет подряд мне повторяли, что я ни на что не способна. Семнадцать лет я слышала, что ничего не добьюсь. Семнадцать лет я боялась, что маме за меня перед кем-нибудь будет стыдно. Да, впрочем, всё это продолжалось и позже, когда мы с мамой жили за несколько сотен километров. Разве что не в лицо, а по телефону или скайпу.

Когда она нашла мой рисунок, она долго ещё высмеивала его. Хотя творчество своё я ей не показывала с раннего детства — видимо, из-за подобного случая. И я знала, что если издательство откажет, то меня опять будут ждать насмешки и издёвки не от постороннего человека, а от родной матери, что хуже во много раз.

Самый близкий человек никогда не верил в меня и не поддерживал. Она лишь говорила мне, как правильно жить, чтобы быть как «нормальные люди». Те самые нормальные люди, которые встают ни свет ни заря, чтобы через пробки прорваться в офис на купленной в кредит машине, а потом, вернувшись в квартиру, за которую тоже надо платить ипотеку, падают перед телевизором и поглощают огромное количество бесполезной информации. К слову, мать примерно так и делала: работала продавщицей, несмотря на высшее образование, и смотрела российские сериалы. Впрочем, каждому своё.

Я не стала совсем «нормальной», но нахожусь к этому намного ближе, чем хотелось бы. Вечера и выходные провожу в съёмной однушке, коплю на собственную жилплощадь. В свободное время всё ещё пишу — чёрт, как же мне это нравится! — и порою открываю то самое первое серьёзное произведение, о котором упоминала выше. Могу отредактировать пару фраз, но затем закрываю обратно. Всё равно эти действия не имеют смысла: не могу преодолеть психологический барьер, мешающий мне хоть теперь попытаться что-то издать. Ни ту работу, ни новые. Не верю в себя, ведь у меня ничего не получится, а матери будет стыдно.

Что же, спасибо, что выслушали. А теперь я, пожалуй, пойду спать, ведь завтра рано вставать, чтобы не опоздать на работу. На работу, должность на которой я занимаю весьма престижную — в моём кресле хотели бы быть многие. На работу, на которой я порою задумываюсь о будущем не компании, а мира, находящегося лишь у меня в голове да в файлах на моем компьютере. На работу, которую я с годами так и не смогла полюбить.

И нет, меня задолбали не люди, которым не нравится, что в них кто-то верит. И даже не работа. Задолбали высокоинтеллектуальные представители человечества, выкручивающие лампочку в подъезде, — вот с ними действительно хочется сделать что-нибудь плохое. А с остальным я уже свыклась.

Все знают, что у детей существует возраст почемучки, когда они только и делают, что спрашивают: «почему?», «зачем?», «как?», «что это?». Это нормально. Ненормально, когда синдромом почемучки страдают взрослые, не давая покоя своим детям. И совсем уж ненормально, когда ответы на свои вопросы они не принимают или причины считают недостаточно весомыми.

Представляю вам яркого представителя этой категории — мою маму.

---

— Ты сегодня после работы домой?

— Нет.

— А куда?

— В магазин.

— А зачем?

— За продуктами.

— Зачем? Дома же всё есть.

— Хочу к чаю что-нибудь выбрать вкусное.

— Вот тебе делать нечего! Деньги только тратишь.

«Хочется чего-то особенного» — это не причина идти в магазин, конечно.

---

Приношу домой пакет из магазина одежды.

— Ой, а что там?

— Кофта.

— Зачем тебе? У тебя их сотни, сносила бы, что есть, а потом покупала.

«Просто понравилась» или «как раз такого цвета у меня ни одной вещи нет» — это не причины тратить деньги. Мои собственные, между прочим, деньги. Мне давно уже за двадцать пять, зарабатываю я сама.

---

— Ты куда?

— За подарком подруге.

— А что будешь покупать?

— Красный тостер.

— Зачем?

— Она ремонт дома сделала и хочет под цвет кухни бытовую технику.

— А-а-а, да что это за подарок такой! Лучше бы косметику подарила.

Ну откуда ты знаешь, что кому лучше или хуже? Почему инициатива других у тебя в голове не укладывается?

---

— Ты в субботу дома будешь?

— Нет, пойдем с друзьями танцевать.

— Зачем?

Вот честно, в тот момент не нашлась, что ответить. Дорогая мама, я в общей сложности десять лет отдала танцам, до сих пор это люблю и периодически нахожу себе «кружок по интересам». Благо муж тоже танцор, так что ходим вместе. Как тебе в голову приходит спросить, зачем я хожу на танцы? Разве не очевидно, что это просто моё хобби, я хожу туда ради удовольствия. Можно подумать, что я ответила: «Пойду в СИЗО на пару часов потусоваться».

Сейчас на меня налетят коршуны, говоря, что мама волнуется, поэтому спрашивает, где я, с кем, надолго ли ушла, когда вернусь и т. д. Это я всё понимаю. Я готова ей отвечать подробно, но ей же этого недостаточно. Почему нельзя просто получить ответ в духе: «Я ушла в кафе с друзьями, буду часов в одиннадцать» и принять к сведению просто как информацию?

Раньше меня всё это дико задалбывало, сейчас чуть меньше, потому что я стала взрослее и могу отвечать в лоб так, чтобы больше меня допросом не донимали. Так что я теперь в магазин хожу исключительно за прокладками, а пакеты домой приношу исключительно с трусами. Как ни странно, эти ответы маму вполне удовлетворяют, и дальнейших расспросов не следует.

А знаете, что задолбало меня? То что многие человеки не могут элементарно ответить адекватно на чьи-то действия. Нет, я вовсе не Шварц, никаких особых мускулов. Так, среднестатистический мужчина, ношу очки.

Вот девушка жалуется: мол, «королева» толкает её тележкой у кассы. А слабо прямо сказать, что она вас за… задолбала? Прямым русским текстом. Если сильно хочется, можно толкнуть оную тележку в сторону «королевы», да посильнее (не от всей души, конечно, но внушительно). И не думайте о том, что она будет блажить на весь магазин. Поверьте, если вы её случайно зацепите — столько о себе узнаете!

Да, девочки (и мальчики) из салонов красоты достали, сил нет. Да, я тоже раньше пытался отвечать корректно. Потом стал вежливо посылать, потом невежливо. Сейчас, едва услышав название салона, посылаю на три советских и вешаю трубку. Оттуда потом или долго не беспокоят, или звонят разбираться, почему я хамло такое беспардонное. А задолбали вы, ей-богу. Вам было сказано в первый самый раз: мне ничего не нужно. Какого архангела звонить? Получайте, утирайтесь.

Жалуется мне знакомый: типа, на нём родственники ездят без зазрения совести, а он не может отказать. Боится испортить отношения. Да посылай всех таких «родственников» дремучим лесом и не обращай внимание на их «ай-ай-ай»! Твой брат вспомнил о тебе только тогда, когда понадобилась крупная сумма денег в долг. Тётка всю жизнь тебя помоила, но как только ты купил машину, ты стал другом №  1. Или извозчиком — выбирай сам. Даже твой дед, прости господи, не удосуживается позвонить спросить, как дела. А вот если ему что-то нужно — он оборвёт все телефоны. Итог: мозги вкручены на место, родственники бронируют места в чащах, знакомый счастлив: столько времени и денег освободилось!

На прошлой работе на меня пытались свалить часть обязанностей других сотрудников (любимчиков директрисы) плюс навесить задачи не по моему профилю. Раз сказал, два сказал — а потом на очередной планёрке просто высказал всё. Что выполнять обязанности, которых нет в должностной инструкции, я не намерен. Остаться сверхурочно или выйти в выходной? Легко, только оплачивайте в соответствии с ТК РФ. Не хотите? Уволите? А по какой причине? Работу выполняю на отлично, косяков нет. Заменить меня можно, конечно. Только, пока новенький вникнет во все нюансы, ваша фирма триста раз развалится. Да и я доставлю вам немало проблем (спасибо юридическим тренингам). Да, я знаю, я тут пять лет отпахал. И ничего, ещё пару лет спокойно проработал и уволился с отличной рекомендацией.

На лучшую подругу в нашем детстве накинулись трое ушлёпков из параллельного класса. Они были кряжистые, мускулистые, страшные. Юбку задирали, отбирали вещи, говорили гадости. Я был единственным, кто попёр против них троих. Да, проехался им по роже. Да, огрёб по роже сам. И вы таки не поверите, они ретировались. Потому что увидели, что я буду стоять за подругу до конца, даже если они меня втроём будут мутузить. Ну, ещё сыграло то, что в таких ситуациях у меня становятся бешеные глаза.

Послесловия не будет. Сами выберите свой путь.

Мой папа смотрит телевизор… Вот так банально начинается эта история.

Мой папа смотрит телевизор вечером в будни и утром в выходные. Я живу отдельно, и каждый раз, приезжая, вижу одно и то же.

По будням это российские «остросюжетные» сериалы. Из острого, правда, в них только изредка встречающиеся кухонные ножи. Мне, с детства зачитывающейся классическими детективами, это просто поперёк горла. Тупая уголовщина, лица, не отмеченные интеллектом, простейшие дела. Атрофирующийся мозг…

На выходных ещё веселей. На «Хрен-ТВ» начинаются передачки про авто. Рассказывать о новинках? Нет, лучше покажем все смертельные аварии за неделю.

Особенно круто стало, когда у меня родилась дочь. Отец совершенно не понимает, что ребёнок видит всё происходящее. Видеть тупых оперов, всё время выглядящих как с похмелья, и кучи трупов в разбитых машинах — отличный досуг для ребёночка, ага.

Поговорить? Говорила неоднократно. Телевизор выключается, но на следующий день всё по-старому.

Я шарюсь по фильмам-сериалам, нахожу — вот, и люди интересные, и сюжет запутанный, и обстановка красивая, супер! Но вновь интересный фильм смотрим мы с мамой, когда отца нет дома…

А знаете, что задолбало на самом деле? Не вся эта грязь и тупость, которая идёт по ТВ. Задолбало то, что отец считает себя интеллектуалом, раздаёт советы, крутится по долгу службы в интересных кругах, а в интересах у него, к сожалению, только хрень с Хрен-ТВ…

Потеря авторитета перед лицом начальства — вещь не из приятных. Но разве можно сравнить её с потерей авторитета перед лицом семьи и друзей?

Кто-то, оказывается, считает, что можно. Можно расписывать друзьям и родственникам своё всемогущество на работе:

— Да я в кабинет директора дверь ногой открываю! Да я только брови сдвину, как все под столы прячутся! Да я только мизинцем шевельну, и отдел кадров возьмёт на работу того, кого я скажу!

И можно потом терять свой авторитет, когда попавший в тяжёлую ситуацию друг-родственник просит шевельнуть тем самым мизинцем и принять его на работу.

Тут же выясняется, что ваш мизинец никому не интересен, и просящему надо ехать через весь город, где необходимо пройти собеседование и показать себя лучше остальных 45 кандидатов. При этом кандидаты имеют и профильное образование, и солидный стаж работы по специальности. Ну, а коль скоро друг-родственник оказывается в заведомо проигрышном положении — ни на какое собеседование он ехать и не обязан.

Не явившийся кандидат ставит вас в неловкое положение перед начальством? Поздравляю, вы квиты.

У меня большая семья, я их очень люблю. В малых дозах. Потому что когда мы собираемся вместе за столом, начинается ад. Мы всё время орём.

Дед по отцу не умеет пить. Он не алкоголик, но его доза — рюмки три. Потом его уже «несёт». Он это знает, но пить только три ему обидно, поэтому он чуть ли не насильно вливает в себя. Это всё сопровождается попытками насильно напоить меня с коронным: «Ты что, старших не уважаешь?». И это меньшее из зол. Главная особенность деда — он говорит часами. Громко, без остановок и на тему, интересную только ему. Он может полтора часа подряд рассказывать, как чинил холодильник, потом перейдёт на историю Киевской Руси и какую-то бывшую любовницу. Вставить слово невозможно, превратить монолог в диалог — тоже. Заставить его закруглиться — тем более.

Бабка по отцу с дедом давно разведена, но не упускает случая на него прикрикнуть. Так они и будут общаться: он, не слыша никого, будет что-то рассказывать про Святослава и какую-то брюнетку, а она будет кричать: «Заткнись! Сколько можно! Заткнись! Дай посидеть спокойно!» И он в ответ: «Да дай договорить! Я же рассказываю!» — тоже криком.

Тем временем дед по матери схлестнётся с моим папой на политической почве. Они давние оппоненты. Папа долго будет молчать, но потом взорвётся, и начнётся словесная перепалка с поминанием Ленина, Сталина и всех святых.

Бабка по матери больна. Она не притворяется и не играет — у неё есть диагностированные проблемы. Когда её нервируют и кричат рядом с ней, у неё начинаются головные боли. Она будет пытаться утихомирить своего мужа тихо, а потом начнёт кричать на него: «Хватит уже! У меня болит голова!» Он будет кричать в ответ: «Можно подумать! Пить меньше надо!»

Вот так и пройдёт вечер: дед по отцу что-то громко декламирует сам себе, бабка по отцу кричит ему: «Заткнись!», дед по матери орёт про СССР, папа орёт в ответ, бабка по матери кричит, что ей плохо, а мама делает вид, что она где-то в другом месте. Потом у бабки по матери начнётся приступ, ей накапают капли, а мама раздаст всем трындюлей за то, что довели бабушку. При этом дед по отцу вообще не поймёт, за что ему досталось, бабка по отцу посчитает, что вела себя лучше всех, папа — что его спровоцировали, а дед по матери, который привык к приступам жены — что ничего особенного не произошло.

И всё это повторится точь-в-точь через месяц, когда мы опять соберёмся на очередной праздник. Дед по отцу опять будет кричать, что от лишней рюмки ему ничего не будет, а потом устроит спектакль имени себя. Его бывшая жена будет орать на него как резаная. Папа с дедом по матери посадят себе глотки в праведном гневе, а бабка по матери будет в конце вечера пить капли. Мама будет плакать. Я весь вечер просижу, уткнувшись в телефон. Под конец вечера я даже не буду помнить, чей день рождения мы отмечаем.

Знаете, мы даже включаем телевизор, но его не слышно. Просто не слышно.

Я бы, конечно, хотела закончить этот рассказ пафосной фразой: «Всё! Я объявляю бойкот! Вы меня больше не увидите!» Но нет. Конечно увидят. Потому что семья — это самое ценное, что у меня есть. И все они меня любят.

Но как же задолбало, если бы вы знали!

Девочка идёт в первый класс. Первая оценка — четвёрка.

— Света, ты принесла домой четвёрку? Кошмар! Ужас! Ты просто поленилась! Нет, это никуда не годится! Гулять не идёшь! Сидишь дома и учишь!

Выучено. Вызубрено. Со слезами. На следующий день из школы приносится пятёрка.

— Мама! Папа! У меня пятёрка!

— Ну, пятёрка, и что? Это нормальная оценка. Ты что думаешь, мы тут хороводы вокруг тебя за это водить будем? Ты её получила только потому, что мы заставили выучить. В конечном счёте это не ты, это мы получили пятёрку. А тебе ещё надо доказать, что ты можешь учиться сама. Вот тогда будешь молодец.

Девочка учит сама. Девочка получает хорошие оценки. Девочка всё равно не молодец.

Четвёрка? Плохо!

День без оценок? Плохо!

Выучено всё? А почему не сверх программы? Осталось время — сядь и делай следующие упражнения. И что, что «не задали»? Гулять тебе в школе тоже не задавали!

Какие-то предметы идут лучше, какие-то — хуже. И это тоже плохо.

— Что ты мне тычешь в нос своими пятёрками по русскому и природоведению? А математика как? У тебя по русскому пять сама собой получается. Это не труд, это тебе от нас такой талант перешёл. Вот если б ты по математике пятёрки носила — это был бы труд!

Годовая контрольная по математике. Девочка пишет на пять. Радуется, что наконец-то её похвалят.

— А как остальной класс написал? — интересуются родители.

— Без троек! Четвёрки и пятёрки, четвёрок больше… — щебечет не подозревающая подвоха девочка.

— А-а-а, — разочарованно тянут родители, — так контрольная-то лёгкая была…

В пятом классе девочку перевели в другую школу в связи с переездом в райцентр. И к отсутствию мотивации дома добавилось отношение учителей. Что ни говори, а приятно, читая в коридоре, слышать разговор стоящих в пяти шагах училок:

— А эта девочка из какого класса? Из «Б»? Из «Г»? Не помню её в четвёртом…

— Так он не из нашей, она из района.

— О-о-о, опять колхозница. Сочувствую, Марья Васильевна! Они там как колоды тупые. Мне попадались в прошлом году. Идиоты! Читают по слогам, слово «собака» с четырьмя ошибками пишут… А какие угрюмые!

— Да-да, Елена Петровна, эта девочка вроде по успеваемости ничего, но молчунья, класса сторонится, друзей не заводит, не играет, всё в книжке, в книжке…

Особо радовало, что «колхозницей» обозвала учительница русского. С любимым предметом в новой школе тоже не заладилось. Только напиши предложение без ошибок — придерётся: подсказали, спасала, сама бы ты так не сообразила! Садись, два. Литературу вела она же. Девочка два раза блеснула знаниями на фоне «умных городских» учеников, за что получила пожизненную ненависть училки. На свою первую олимпиаду по литературе девочка пошла в десятом классе, когда «любимую» русичку наконец проводили на пенсию.

Переубеждать вслед за родителями ещё и учителей девочка не стала. Махнула рукой, перестала учиться по «нелюбимым предметам» и ходила в школу с накрепко приклеившимся ярлыком «тупая и угрюмая». Да, друзей в школе у неё до старших классов не было. Да, училась она более чем посредственно при хороших способностях и данных. Да, любимые предметы теперь изучались самостоятельно, дома, когда никто не видит. В школе девочка была тише воды и ниже травы: сесть за последнюю парту, сгорбиться, взгляд — в столешницу.

Правда, потом был институт. Был второй курс, когда девочка чётко отделила нужные ей предметы от ненужных и имела по первым предметам «отлично», а по вторым «хорошо». Когда девочка получала повышенную стипендию, гранты, приглашения на конференции. Когда родители нарадоваться не могли, а учителя «вдруг» стали узнавать на улицах и с гордостью вспоминать о «школьных годах чудесных». Но это уже совсем другая история.