Я молодая одинокая девушка, не обременённая парнем, мужем или детьми, живу с мамой. Знаете, что это автоматически означает? Что я последняя в очереди на отпуск.

Из года в год одна и та же картина: все пишут пожелания для графика отпусков, потом кадровички садятся и решают, кто когда. Наученная горьким опытом, я не пишу отпуск в летние месяцы («Ты что! Летом гуляют только детные, потому что у детей каникулы! А ты бездетная, можешь и в другое время пойти»), но каждый раз надеюсь, что хотя бы май и сентябрь мне оставят. Напрасно: в мае одних просто нет, они в садах-огородах, другие с пеной у рта отстаивают своё право слетать на майские распродажи в Европу, пока не пик туристов. В сентябре — почти аналогично: в отпуска ломятся сотрудницы с детьми-дошкольниками, которым полезно солнце «бархатного сезона». А я? Ну что я, я как-нибудь в другой раз. Февраль или ноябрь — прекрасные месяцы для отпуска!

Почему «или»? Потому больше двух недель в году отдохнуть не отпускают. Анна Николаевна уходит на месяц? Ну так она уже заслуженный работник, а ты молодая. И вообще, давай мы тебе вторую половину отпуска оформим, но ты будешь ходить на работу, потому что работать некому, а потом как-нибудь отгулами возьмёшь.

Угадайте, сколько у меня сейчас официальных отгулов? 42 дня. В этом году мне разрешили использовать четыре дня, и то только потому, что больничный закрыли раньше времени, а я была всё ещё полутрупом.

А сегодня в обед сотрудница пришла хвалиться, что удачно сумела достать путёвку на троих на конец сентября — начало октября. Между прочим, это время моего отпуска, и она должна была меня замещать. На мои неудоменные вопросы ответом было пожатие плеч и фраза в духе: «Ты ж без семьи, какая тебе разница, когда дома отдыхать? А, уже купили с подругами путёвки? Ерунда, перепродашь кому-нибудь из знакомых». Попытка добиться чего-то от начальницы и отдела кадров, разрешивших сотруднице отпуск (в счёт следующего года, между прочим), была встречена возмущением и обвинением в том, что я, одинокая и бездетная, не могу войти в положение семейной женщины.

Знаете что? Я у вас проработала четыре года и тоже хочу хоть раз нормально отдохнуть. Так что входите в положение сколько хотите, а я пишу заявление об уходе. Две недели отработки — и пусть у вас голова болит, кому в моём отделе работать, когда из шестерых сотрудников в августе четверо в отпуске, а я увольняюсь.

Замужем давно и, слава Богу, очень счастливо. Муж — умница. В течение шести долгих лет пытались завести ребёнка. В общем, я на седьмом месяце. Долгожданное дитя, трясучка по любому поводу и так далее.

Поликлиника. Регистратура. 7:00. Очереди нет — только я и бабуля. Открывается окошко. Старушка срывается с места и прямым толчком сухонькой ручки пихает меня в живот. Я отлетаю на пару метров и ошалело смотрю на бабулю.

— Доченька, дай мне, пожалуйста, талончик к лору, невропатологу, гинекологу… Ну, к хирургу тоже можно. А то скучно дома сидеть — решила вот здоровьем заняться.

Тётечка лет пятидесяти за окошком даже рот открыла. Всю ситуацию видела.

— Бабуль, вы же вторая стояли. А вот девушка в положении. Как же так? Невежливо это.

Я уже мысленно благодарила тётю, когда услышала гневное:

— Ах вы бл@$и, поо%#$вали все! Я всю жизнь в театре проработала гардеробщицей, культуру людям несла, а вы тут всяким шалавам благоволите! Нагуляла ублюдка и стоит глазками хлопает! Иди на х@# отсюда, прошмандовка!

И уже мило так в окошечко:

— Доченька, дай-ка мне талончики на сегодня.

Дай Бог здоровья женщине из регистратуры! Молча закрыв окно, она вышла и проводила меня до терапевта. А бабуля так и стояла, открыв рот.

Вышла на балкон погоду проверить. Наблюдала бабулек, выползших погреться да посудачить. Говорили в основном, как нонче девки гадко одеваются. Каждая проходящая мимо дама младше тридцати громко обсуждалась в оценивающем ключе. Ах да, я забыла помянуть, что жара стоит 30 градусов, поэтому дело весьма хлебное.

Девушка в светлом топе с небольшими рукавами и в шортах.

— Ты смотри, Галь, мы трусы длиннее носили, чем она шорты!
— Не говори, все шалавы щас, все шалавы…

Девушка в лёгких брюках и более открытом топе.

— Ты смотри, вона идёт, лямок нет почти!
— Да, вот в наше время, когда у нарядов толще лямки были, всё равно брали и кусок ткани пришивали, чтобы всё закрыть! Такая стыдоба была без ткани-то.
— Дык, вся молодёжь нынче — шалавы да шлюхи. Тьфу!
— То ли дело мы…
— Да, то ли дело…

Дальше в том же духе. Три девчушки в летних платьях длины миди без разговоров были записаны в проститутки за юбки чуть выше колена и шпильки, молодая мамаша в летнем сарафане — туда же, а ребёнок был объявлен невесть от кого нагулянным.

И вот смотрю — идёт она. По последней моде юбка в пол, на плечах изящное лёгкое болеро с длинным рукавом, декольте нет, на ногах сандалии на плоской подошве без намёка на каблук, в аккуратно собранных волосах — цветок. Воплощение невинности и романтики. Я аж дышать стала тише, вся обратилась во внимание: «Ну, что вы на это скажете? Неужели не понравится? Неужели не похвалите? Да монашки развратней одеваются».

Сначала бабки притихли, потом одна говорит:

— Тьфу, ведьма!
— Да, я передачу смотрела, там такие детей ели.
— Так то сектанты были.
— Так она сразу видно — сектантка, глаза пустые совсем.
— Наркоманка ещё, наверное…
— Все щас наркоманки.
— И не говори, то ли дело мы…

Сижу и думаю: что бы такое надеть, чтобы на весь двор не обругали?

Я уже сто раз пожалела, что рассказала родственницам и подругам о своём «интересном» положении. Ей-богу, надо было скрыться на необитаемом острове и не высовывать оттуда носа!

Я беременная. Беременная, а не бездонная! Почему вы вдруг решили, что я голодаю? Ах, ребёнка кормить надо… Ну да, жареные пирожки и селёдка под шубой явно добавят моему будущему малышу сил и здоровья.

Перестаньте строить из себя гениев акушерства и гинекологии. Организм каждой женщины — уникальный и индивидуальный агрегат. Если у вашей тристапятидесятиюродной тетки всё проходило вот так, это не означает, что у меня будет так же. Сомневаетесь? Удалите себе аппендикс. Вашему дедушке ведь его вырезали, у вас точно так же всё будет!

* * *

Приметы… Не делай то, не ешь то, не ходи, не смотри и вообще закопайся в норе. Это отдельный экшн.

— Не стриги волосы — укорачиваешь ребёнку жизнь.

Ну да, я же ему жизненно важные органы обрезаю. Простите, но голова и живот в разных точках моего организма. Не знаю, как у вас.

— Не шей и не вяжи. Зашьёшь путь в этот мир ребёнку.

Простите, чем я шить должна? Каким местом?

— Не ешь рыбы — родится немой.

Ну да, многое объясняет. А ваша мама случаем мозги не ела? Нет? Заметно…

— Не ешь двойных фруктов и фруктов с дольками — двойня будет.

Вот так сюрприз! Ну, где мои мандаринки? Даёшь Виталика и Ванечку!

— Не покупай ничего заранее — ребёнку не понравится, он обидится и не родится.

Ага, и просидит в животе до тех пор, пока я не куплю ему машину и квартиру. Это уж точно ему будет по нраву!

* * *

— Как там твой масик? Утю-тю…

Господи! «Масик»… Назови так лучше член своего мужа.

Не доводите опеку и заботу до маразма. Пожалуйста.

С компьютера удалился важный отчёт. Виноват нажавший кнопку «Удалить» и потом ответивший «Да» на запрос-подтверждение? Не-е-ет! Это компьютер сглючил. Вот раньше, когда всё на бумаге делали, никто не ошибался.

Авария, пассажир с заднего сиденья вылетел в стекло, и его размазало о стену. Его сосед отделался одной шишкой из-за застёгнутого ремня. Виноват сам? Не-е-ет! Виноват производитель машины за то, что только для пристегнувшихся систему безопасности рассчитывает.

Тысячи людей вложили в пирамиды всё до последней нитки. Сами отдали деньги? Не-е-ет! Это организаторы пирамид, даже сами предупреждавшие не раз, что возврат денег не гарантирован, негодяи и мошенники!

Мамочка, растящая маленького ребёнка, вычитала где-то, что уринотерапия — средство и профилактика от всех болезней. Виновата? Не-е-ет! Виноваты врачи-шарлатаны, которые не смогли откачать истощённое тело малыша.

Девочка подстроила залёт, чтобы удержать гулящего парня, и теперь растит ребёнка одна. Сама виновата? Не-е-ет! Парень виноват, ибо он бессердечный и вообще плохой.

Несовершеннолетняя девица с ночной дискотеки ушла в гости к компании взрослых мужчин. Её изнасиловали. Сама виновата, что пошла туда? Не-е-ет! Бедная девочка, власти плохие, на улице опасно, время нынче не то.

Мальчики пошли на стройку. Один упал, сломал ноги. Друзья разбежались, взрослым ничего не сказали. Мальчик умер от обезвоживания, выползти сам не смог. Виноваты «друзья», бросившие его? Не-е-ет! Виноваты все вокруг. И ещё посочувствуем его «друзьям» — они-то ужасу натерпелись, когда пятками сверкали.

Машина с пьяным водителем влетает под едущий навстречу грузовик. Не-е-ет, не в коем случае не будем говорить плохо о водителе (кстати, живом). Будем только искренне сочувствовать.

Родственник-алкоголик был уволен за пьянство и прогулы. Сам дурак? Не-е-ет, всё верно — работодатель злой, не ценит его тонкую и ранимую душу.

Люди просто не умеют принимать очевидных вещей. Задолбали защищать и сочувствовать тем, кто сам себе хуже делает!

Я молодая мама. У меня один ребёнок, воспитанием которого я занимаюсь круглосуточно и самостоятельно, не доверяя в этом вопросе тётям и бабушкам. Но меня задолбали вовсе не они, а такие же молодые мамочки, как я.

Выходим на площадку. С собой несу пакет игрушек (кстати, именно пакет игрушек для ребёнка, а не «чуточку игрух для масечки»). Краем глаза замечаю, что по площадке неприкаянно бродит несколько малышей в возрасте двух-трёх лет. Пока я высыпала игрушки и смачивала водой песок в одном уголочке, собралась ребятня. Я только рада, будут вместе играть. Но подождите! Почему игрушки растащены, а мой сидит с одиноким совочком в руках? Потому что я учу делиться (поиграет и отдаст), а мамы других детей не позаботились вынести свои игрушки. Аргумент железный:

— Игрушки так дорого стоят! Он (она) их сейчас испачкает, исцарапает, испортит! Пусть вашими играет.

В песочницу влезают два карапуза. В руках, кроме прутика, отломанного от ближайшего куста, ничего. Делимся игрушками, приглашаем играть. Просто лепить куличики скучно — нужно набрать в формочки песка и высыпать на головы всем, кто в зоне досягаемости. Оглядываюсь в поиске мам замечательных деток. Вон они, сидят на лавочке у подъезда через дорогу. На детей — ноль внимания, заняты разговором.

Уходим кататься на горке. Катаются все — и совсем крохи, и школьники. Я стою внизу, контролирую процесс и отлавливаю своего ребёнка. Нет, мне не трудно поймать внизу вашего ребёнка. Не трудно вытащить самого мелкого из кучи-малы внизу горки. Не трудно дать руку тому малышу, который боится съехать вниз, но отчаянно этого хочет. Но, блин, может, вы, мамаши, тоже поднимете попу со скамейки и обратите внимание на своё дитя?

Пошли на карусель, катаю своего и кучу чужих. Подбегает мальчишка лет трёх. Пытаясь схватить руками карусель, падает и разбивает коленку. Вопли, сопли. Тут же подлетает взбешённая фурия-мамаша: ах, убили драгоценное дитя! Да боже ж ты мой, где ты была раньше, когда твой сын лез прямо под раскрученную карусель? Я при всём желании не могу мгновенно остановить крутящуюся железную махину, нагруженную добрым десятком малолетних детей!

Я не клушка-наседка, и я дам свободу своему ребёнку. Но в три года ещё рано быть самостоятельным. А потому — за-дол-ба-ли!

Когда я был маленьким, мать и бабушка очень любили «баловать малыша оладушками». Всё бы хорошо, но они каждый раз добавляли туда тёртый лук, и из вкусного лакомства оладьи превращались в малосъедобное нечто. Я плевался, упирался, но совладать с двумя взрослыми женщинами не мог.

— Это же вку-у-усно! Поку-у-ушай! — с коровьей интонацией цедила мать, пихая мне в рот очередную оладью.

— Сам просил, какого чёрта не жрёшь? Это же вкусно! Мы и лучку добавили, чтоб вкуснее было! — выходила из себя бабка.

— Не надо добавлять лук! — каждый раз просил я, надеясь хотя бы в этот раз именно полакомиться, но в ответ получал опять груду оладьев с луком и коровьи глаза:

— Как это без лука? Без лука же невкусно! Да что ты понимаешь, дурачок!

Я вырос, женился. Моя жена с пониманием отнеслась к тому, что я не приемлю лук в оладьях. Но меня вывело из себя, когда она стала сыпать в суп упирающемуся сыну укроп, повторяя те же коровьи интонации:

— Как это без укропа суп? Это же вку-у-усно! Да что ты понимаешь, дурачок!

Вот такое чувство, что дети — не люди, и у них никак не может быть собственного вкуса. А тот, что есть — да дурачки ещё, вот вырастут…

Живу в известной с недавних пор Перми. Город наш постоянно облагораживается, строятся новые памятники, открываются выставки и проводятся фестивали. Не так давно построили экстрим-парк, где товарищи на велосипедах, роликах и прочей мелкоколесной технике могут вдоволь накататься, не мешая друг другу. На главной улице города размечены велосипедные дорожки, которые тянутся через много кварталов. Любо-дорого взглянуть! И что тут может задолбать, спросите вы? А я скажу.

В первую очередь экстрим-парк превратился в зону отдыха всего близлежащего района. Несмотря на большое табло с правилами посещения, везде постоянно снуют мамочки с колясками и детками несознательного возраста, а также их папаши с огромными животами и незаменимым атрибутом оных — пивасом. Маленькие дети постоянно норовят залезть на рампу или разгонку в парке. Видел, как велосипедист, выпрыгивающий с трамплина на скорости хорошо за 30 км/ч, чудом увернулся от выбежавшего ребенка лет двух. Парень вылетел из-за руля и чуть не разбил голову, а мамаша поливала его отборным матом — мол, он чуть не убил ее ребеночка! На все возгласы присутствующих о том, что это не место для прогулок с детьми, вступился папаша: «Где, @#$, хотим, там и гуляем!»

Нарисованная на асфальте толстая белая линия и значок велосипеда абсолютно никого не колышут. На велодорожках те же самые мамочки, коляски, дети и пивас. Вот и приходится тащиться со скоростью пешего хода. Проехать иной раз невозможно: очень уж любят компании больше четырех человек растягиваться по всей (прошу заметить, далеко не узкой) дорожке шеренгой и на просьбы пропустить не реагируют вообще.

И после всего этого вы говорите про нормы поведения и штрафы? Для начала бревно из глаза уберите!

Однажды между делом за полуденным чаем с печенюшками я через плечо бросила коллеге Олечке, что, де, так как детей не планирую, о пенсии своей заботиться надо уже сейчас. Тишина, последовавшая за этой фразой, опустилась пологом. Первой неловкую паузу прервала бухгалтер Оксаночка:

— Полинушка, не мелите чушь. В нашем офисе не может быть таких моральных уродов, которые не хотят деток! Мы такого не потерпим.

Дамы вокруг согласно закивали.

— Да постойте же, — растерялась я. — При чём тут вдруг дети?

— А при том, — настаивала Оксаночка, — что женщина, которая не хочет ребёнка, вероятно, психически больна и не может быть полноценным работником в нашей славной фирме.

— Дети — это счастье, — фальцетом выдала Оленька, женившая по пьяному залёту на себе менеджера Пашу, повесив на него не только младенца, но и свою ипотеку с кредитом на машину.

— Конечно, ангелочки от жизни, — басовито подтвердила Любовь Геннадьевна, старший экономист. Женщина, всю жизнь положившая на своих троих отпрысков, не именующая их иначе как «троглодиты-окаянные-когда-же-сдохнете».

— Позвольте, позвольте, — я совсем начала терять почву под ногами, и страх потерять столь чудесных коллег и столь приятный оклад начал затапливать моё сознание. — Это я, может, сейчас не хочу, а скоро уже захочу…

Договорить мне не дала Светушка, руководитель рабочей группы, известная своей любовью к детям, но своих не заводящая. То от стеснённых жилищных условий (трёхкомнатная квартира в центре города), то от отсутствия приличного мужчины, чтобы родить. Верный муж Игнат, проживший со Светушкой десять лет в браке, в расчёт не брался.

— Полиночка, вы во многом человек положительных качеств, но ваше нежелание иметь детей свидетельствует о халатности, безалаберности и глупости. Пойду-ка я проверю ваши отчёты…

Женсовет закончился, более меня пить чай в тот день не звали. Проворочавшись ночь без сна, я прибежала в офис за час до начала рабочего дня и кинулась в ноги к гендиректору Павлу Леонидовичу:

— Заставляют… — хныкала я, размазанная и униженная. — Давят авторитетом и беременными животами! Вгоняют, так сказать, в положение…

Павел Леонидович, человек многих достоинств, откровенно трусил перед женсоветом, в особенности перед могущественной Любовью Геннадьевной. Однако терять меня как специалиста ему тоже не хотелось:

— Ну что же, Полина Арсеньевна, даю вам день выходной, сходите-ка в больницу, анализы посдавайте, а вдруг что… — и заговорщицки подмигнул.

Следующий день был трауром по всем моим нерождённым детям. Плавали навзрыд Оксаночка и Оленька, Светушка на объёмной груди Любови Геннадьевны, даже сам Павел Леонидович промокал цветным платком глаза. Из положения недоженщины меня быстро переквалифицировали в жертву глютамата натрия, обречённую на жизнь без счастья. Мне начали приносить шоколадки и присылать в «Вконтакте» статьи о лечении бесплодия клизмами с кислотой. Жизнь потихоньку начала возвращаться в нормальное русло. Меня вновь допустили в элитный клуб чая с печеньками, а во время очередного разговора о мужиках и детях Оленька выдала:

— Столько хлопот, забот, на себя ни минуты! Муж изводит, ребёнок орёт. Вот сидит счастливая Полинка… Ой, да что я говорю? Несчастная, хотела сказать, конечно, несчастная…

В восемь лет нас с братом сбила машина. Итог — перекошенный череп, изуродованное лицо, постоянные боли в спине. Я часто болею и моментально устаю от любой нагрузки. Моему старшему брату «повезло» ещё больше: ему ампутировали ногу, а на руке кости срослись неправильно. Родители у нас были не самые лучшие, а после той аварии вообще ушли в конкретный запой, в итоге мы попали в детдом.

Брат мой после выхода во взрослую жизнь сам спился, я даже не знаю, где он и жив ли сейчас. Я же успел отсидеть два года ни за что. Ни о какой учёбе не могло быть и речи, а с моим «милым» лицом и не менее «милым» послужным списком никто даже не хотел и разговаривать о какой-либо работе. Кое-как устроился сторожем. Хватает на еду да на съёмную комнату. Чудом я скопил на банальные для большинства вещи — телефон и нетбук. Надо ли рассказывать о моих отношениях с девушками? И машины у меня тоже нет. А если бы и была, водить мне нельзя. Турция, Египет, Мальдивы? Я даже за пределами своей области никогда не бывал. Если бы не интернет, я бы сунул шею в петлю, потому что это не жизнь, а жалкое существование.

А знаете, почему все так сложилось? Потому что я лентяй, бездарь, лоботряс, потому что не хочу учиться. Я эгоист и нахлебник, потому что ваши налоги идут на мою копеечную пенсию. Я нытик, слабак, я не мужик, потому что не могу обеспечить ни себя, ни кого-либо другого. Я неряха, безвкусная серая масса, потому что не одеваюсь в бутиках.

Меня задолбало это лицемерие. Кто там кричит, что всего добился сам, что всё в жизни надо заслужить? Нет, я не желаю тебе оказаться в моей шкуре, такого не желают и врагу. Но если судьба предоставила тебе возможность прожить жизнь красиво, не забывай, что у кого-то другого она эту возможность отняла с концами.