Меня задолбали суеверия и суеверы. Думаете, «чёрная кошка через дорогу» ушла в прошлое? Фиг вам. Недавно видел, как на дороге с крайне редким движением стоял джип и ждал, пока кто-то пересечёт линию, через которую кошка пробежала.
«Вернулся — посмотрись в зеркало».
«Зеркало с трещиной? Не смотрись!»
«Перед экзаменом стричься-бриться нельзя».
«Птица в окно бьётся — к смерти». К птичьей, что ли?
Про гороскопы и иже с ними только упомяну — всё и так понятно. Блин, XXI век на дворе, а у нас до сих пор чёрные кошки в Овне.
Иногда кажется, что сейчас у всех поголовно высшее медицинское образование. Незачем ходить к врачу, если в очереди можно узнать сотню рецептов на все случаи жизни. Удивляет только, зачем все эти любители советов сидят часами под дверью специалиста, ведь он, в отличие от них, ничего не знает.
Вот, потрясая газетой «ЗОЖ», тётка начинает свою проповедь: «Все болезни — от нервов. И от экологии. И от грехов. Ах, у тебя нет грехов? Значит, за грехи родителей страдаешь. Таблетки пить нельзя. Химия — яд! Американцы специально привозят фургоны подделок. Ну и что, что выписал врач, ему за это платят. Кто платит? Как кто — мафия! Геноцид! Травки надо пить. На даче вышла и собрала. Шоссе рядом? Так отойди подальше, кто ж тебя у обочины-то собирать заставляет?»
Я так подробно описываю весь этот маразм, потому что последний год вынуждена периодически лечиться в стационаре, принимать разные лекарства и посещать самых разных врачей. Чего я только не наслушалась! Антибиотики мне пить ни в коем случае нельзя, обезболивающие нельзя, антидепрессанты — тем более. Врачи, которые выписывают препараты, дипломы получили просто так, а непрошеный советчик всегда умудрён опытом и компетентен во всех вопросах медицины, от гинекологии до неврологии.
Если я раньше была открыта и приветлива, на вопрос: «А что ты такая молодая с нами в очереди сидишь?» рассказывала всё как есть, то сейчас из меня невозможно выудить ни слова, если я не хочу общаться. Можно в шпионы идти. Хоть какая-то польза от советчиков… А вид газеты «ЗОЖ» наводит на меня хтонический ужас.
Сетевой гипермаркет. Стол для упаковки товаров в пакеты совсем небольшой. С одного края суетится уже женщина, с другого края стоит мужчина лет 55–60 и внимательно изучает чек, обложив своими собранными авоськами оставшуюся половину стола. Подхожу с его стороны с полной корзиной, намереваясь переложить всё в пакеты.
— Мужчина, разрешите, я выгружусь?
Молча отодвигается авоська, освобождая местечко ровно на половину корзины. Ставлю её туда, жду. Мужчина продолжает изучать чек. А народу вокруг прибавляется — не тихий час.
— Мужчина, вы ещё долго будете? — А чё? — Ну… Места мало, народ собирается. — И чё? Мне какое дело? Пусть собирается. Мне надо. Я стою, чек проверяю — может, меня обсчитали на 120 рублей? — Проверить можно и в другом месте. Стол освободите, пожалуйста. — Чего? Чё ты мне будешь указывать, что делать? Я сам знаю, что мне делать! Я жизнь пожил, а ты только начинаешь! (Мне, к слову, 26, ребёнку почти два года.)
Было ещё продолжение гневной тирады, но я не расслышала — субъект уже удалялся, забрав авоськи. Молодёжь поганая, а старших нужно уважать — так и запишем.
А я сегодня сама задолбала всеми любимых уличных бабушек. Аж горжусь.
Половина одиннадцатого вечера. К ларьку на остановке подходит девушка в мини-юбке и на каблуках. Бабушки на скамеечке (когда они спят, интересно?) немедленно начинают чесать языками: «Нажрутся, ходют тут…» Девушка выходит из ларька, держа в руках баночку сока с трубочкой, снимает с трубочки плёнку, уже чувствуя, как бабушки приготовились к новой атаке, и… бросает её в урну! Всё, квест пройден. Дар речи бабушки потеряли минут на пять — есть время выйти из зоны слышимости.
Я охранник в доме, как я его называю, «широкого профиля»: дом престарелых, дом инвалидов и сумасшедший дом до кучи. Вас раздражает вредная бабка-соседка? У меня их одиннадцать отделений. Работники в таком месте тоже сами шизят только в путь. Смена — 24 часа, иногда 36. Посетители тоже встречаются с заскоками: угрожают, кричат, жалуются, задают тупые вопросы. Стоит ли объяснять, что задолбать здесь могут даже мёртвого?
Говорите, что любите свою работу, несмотря ни на что? Я свою работу ненавижу, но со всеми я вежлив и терпелив, ни разу не позволил себе сорваться. Отнюдь не потому, что у меня железные нервы. Просто я на работе и не имею на это права.
Задолбали пенсионерки. Не все: я не говорю о тех, кто прошёл войну или пахал сорок лет на благо Родины. Я говорю о жёнушках моряков и военнослужащих, бывших партийных работников и сотрудников торговли. Жёнушек тех, кто мог позволить им не работать, а просто быть, как сейчас принято говорить, домохозяйками. Этот замечательный контингент ещё с совковых времён привык, что все вокруг им должны, не иначе.
Войдя в маршрутку, они становятся в проходе поближе к выходу: им тяжело потом выходить. На то, что в конце салона есть свободное место, они внимания не обращают. Им гораздо приятнее, когда их пытаются обойти, вернее, протиснуться к выходу.
Эти люди могут прийти в специализированный магазин и начать доказывать, что «соседка тут на прошлой неделе купила такую штуку». Что именно, объяснить они не могут, а когда продавец понимает, что же требуется, оказывается, что соседка купила вдвое дешевле, и продавец хочет обмануть.
Правил дорожного движения они не знали никогда. Перейти, вернее, переползти с наглым выражением через четырёхрядную дорогу на красный свет — это ежедневный моцион. Ещё интересней перебегать через скоростную магистраль с маленьким внуком.
Выползти на остановке к трамвайным путям в третий ряд нужно, как только трамвай появляется в зоне прямой видимости, и встать не на разделительной полосе, а именно посередине ряда, чтобы закрыть движение. А как же: трамвай же подходит!
Конечно, к кассе в супермаркете они пролазят без очереди, несмотря на то, что право на внеочередное обслуживание имеют только инвалиды и ветераны войны. На просьбу предъявить удостоверение начинают громко хамить и взывать к справедливости.
На мой взгляд, эти люди — вечные бездельники и люмпены, и, несмотря на почтенный возраст, уважения не заслуживают.
— Эй, ты! Да, ты, кобель здоровый! Ну-ка быстренько мне сумку по лестнице подними! — вещает с громкостью мегафона в мой адрес бодренькая бабулька. Прохожу мимо, косплея глухонемого.
— Так, мальчик, а ну-ка подвинься, я тороплюсь. А ты подождёшь, не сахарный небось, — вторит ей нестарая тётка, упорно пытаясь пролезть на моё место в очереди к билетной кассе. На этот раз косплею памятник Ильичу: протягиваю руку, перекрывая проход, и упорно отказываюсь двигаться.
— А ну-ка, молодой человек, поди-ка сюда, ты мне сумку до остановки понесёшь! — пытается по-хозяйски распорядиться ещё одна тётка, выходящая из магазина. Игнорирую. — Ты чё, глухой, что ли? — Не глухой. — А чё встал тогда? Давай-давай, хер в штанах есть — значит, сумку должен носить! — Женщина, несли бы вы свою сумку сами отсюда, пока есть чем хамить, а то хамилка поломается.
— Чё расселся, а ну быстро место уступил! Тут для меня место! Я вообще инвалид! — орёт на тощего пацанёнка лет тринадцати огромная потная бабища в цветастом халате. Ребёнок вскакивает, обнаруживая огромный портфель. Бабища плюхается поверх освободившейся щёлки на узком метрошном диванчике, расталкивая сидящих рядом, и немедленно достаёт откуда-то бутылку «Балтики». Не выдерживаю, вырываю бутылку, выламываю руку, поднимая тушу с места, и выталкиваю агрессоршу на ближайшей станции. За ней отправляется и подорвавшийся с дивана нетрезвый правдолюбец, очевидно, попытавшийся вступиться за родственную душу. Приглашаю ребёнка сесть — соглашается и говорит что-то о том, что ехать ему до конечной.
Тётки-хабалки! Лично мне, «здоровому кобелю», вы жить не мешаете. Мне без разницы, по каким именно причинам вы считаете своими рабами всех молодо и интеллигентно выглядящих людей и что конкретно вызывает вашу лютую ненависть ко всем лицам мужского пола возрастом младше двухсот лет. У вас руки коротки мне по-настоящему напакостить, а игнорирую я вас лишь потому, что усовестить вас всё равно не получится, а мараться о вас брезгливо. Но бойтесь срываться на детей! Я выгляжу очень интеллигентно и не люблю лезть в конфликты, но я не слабак, не трус и не возвышенный рыцарь из тех, что не поднимут руку на женщину, будь она хоть Шарлоттой Баксон. А ради ребёнка можно и поразмяться. Подумайте, стоит ли минутное самоутверждение на беззащитном и слабом многомесячного лечения, скажем, сломанной кисти?
Вы никогда не провожали бабушку жены на поезд Санкт-Петербург — Мариуполь? У-у-у… Это экшн чистой воды.
До вокзала езды две минуты. Просят приехать за час, иначе бабушка начнёт волноваться. Хорошо, приеду. За час до поезда бабушка со всеми сумками уже во дворе, в панике. Улыбаешься, выслушивая её причитания: «Опоздаем, опоздаем, опоздаем!»
Загрузились, поехали, приехали, выгрузили, донесли. До поезда 50 минут. Можно попить кофе, посидеть на скамеечке. Нет, нельзя! Надо перетащить вещи ко входу в вагон. На увещевания, что спешить не надо, бабушка молча начинает подтаскивать чемоданы самостоятельно. Ладно, несу. Кстати, там уже очередь: ещё несколько бабулек включились в эту гонку и теперь стоят на низком старте, вывалив горы вещей у двери.
Начинается посадка. Бабушки, как с цепи сорвавшись, подбадривая провожающих детей и внуков криками: «Давай, давай!», бросаются к проводнику. Опа — надо билеты и паспорт показывать. Начинаются поиски наперегонки. Находим. Шумной ватагой, толкаясь и наступая друг на друга, вваливаемся в вагон. Кто-то везёт с собой дерево — небольшое, но всё же. Кто-то уже переодевается, заслонившись провожающими.
Загрузили баулы, вырвались наружу, вздохнули. Рано! Оставшиеся 20 минут бабушка будет судорожно вспоминать, что она забыла, периодически бегая в вагон и перетряхивая чемоданы. Терпим. Тронувшийся поезд вызывает самые тёплые чувства.
Я бы понял, если бы бабушку так колбасило по причине редких поездок. Но она в год приезжает раза по три — и каждый раз вся родня несколько суток на ушах, а сборы чемодана начинаются за неделю. Кришна, дай мне терпения…
Я — начальница отделения ЖЭКа в своем районе. Вы знаете, я тихо радуюсь, что все обязанности по прямому общению с клиентами возложены не на мои плечи.
Как правило, в нашу организацию табунами ходят только бабульки, которым нечем заняться. Да, исключения бывают: грозные мужчины и истеричные женщины на деле оказываются вполне контактными, вменяемыми людьми, которые способны решить проблему без криков. Но вот бабульки…
Старушки знают в лицо и по имени всех работников, с которыми общались лично. Здесь я и начинаю радоваться тому, что в мои обязанности не входит общение с клиентами, потому что наш район словно сошёл с ума. За прошедшую неделю на улице к трём нашим работницам приставали бабульки, думая, что те на улице разговорчивее, чем на работе. Бабка хватала женщину за руку, вереща, что её убивают, утаскивала за угол и начинала просить, чтобы ей включили отопление. На все уверения, что мы действительно не держим на работе тумблер с фамилиями плательщиков, чтобы по личному знакомству включать отопление в конкретной квартире, бабка начинала сходить с ума и вопить, что мы, ироды проклятые, все деньги у населения повытягивали.
Люди, прислушайтесь! Мы действительно мало на что можем влиять. С отвёртками и разводными ключами по подвалам бегаю не я и даже не моя секретарша, а всего лишь сантехники. От нас не зависит дата включения горячего отопления, мы не можем нагреть батареи в одной квартире на этаже только потому, что там живёт моя двоюродная племянница. И да, мы бы и рады греться у себя в квартирах, но, как правильно сказала коллега, зачастую мы мёрзнем вместе с вами: службы не забывают напоминать нам, что мы должны быть ближе к людям. Будьте участливее, не считайте нас врагами.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li