Многие тут рыдают, что названия профессий коверкать любят: то людей не устраивает «глазник», то «компьютерщик», то «граффитист», то ещё к чему прицепятся… Люди, вы зажрались.
Когда-то давно я имела обычный серо-мышиный цвет волос. Как-то раз в моей жизни наступил переломный момент, и я покрасилась в ярко-рыжий. Понятное дело, что отныне у меня нет имени — у меня есть прозвище. Рыжей меня зовут друзья, знакомые, братья, сёстры, даже самые новоиспечённые знакомые со второго дня переходят с имени на погоняло. И вы не поверите — мне это нравится! Я настолько люблю свой новый образ, что вот уже несколько лет радуюсь, как ребёнок, когда слышу своё «второе имя».
С детства я мечтала стать мастером по ремонту компьютеров. Моя стезя — это железо. В программах я ковыряюсь больше по необходимости, чем по желанию, а вот перепаять контакты или проверить южный мост — это запросто. Меня никоим образом не обижает слово «компьютерщик». Ведь от этого определения области моей деятельности я не стала хуже, мои доходы не стали меньше, а отвёртка не начала выпадать из рук от горя. Это просто слово — чем оно вам так мешает? В глубине души я даже немного горжусь тем, что я именно компьютерщик, а не программист — это намного чётче обозначает сферу моей деятельности, ведь и в железе, и в кодах я разбираюсь примерно одинаково, просто с железом работаю с утроенным удовольствием.
Но компьютеры — это всего лишь подработка. Основная моя профессия — врач. Мой диплом говорит о том, что я являюсь стоматологом. Зачастую для людей стоматолог, пародонтолог, челюстно-лицевой хирург и анестезист — это одно и то же. «Зубной», «зубник», «стомат», «челюстник» — это всё о нас. И что? Мы стали хуже от этого работать? Да, возможно, для особо тонко организованных душевно личностей «глазник» звучит намного ужаснее, чем «зубной». И что, дорогие? Клятва Гиппократа дальше имеет право не распространяться? Вы можете по своему усмотрению оказать или не оказать квалифицированную помощь? Мне абсолютно (извините за стоматологический каламбур) наплевать, как меня назовёт пациент — меня волнует состояние его зубов и количество денег на моей зарплатной карточке. Да пусть хоть мишкой на севере назовёт — из вредности пломбу похуже ставить я не буду. Или если человек с производственной травмой в виде торчащей из глаза отвёртки в панике будет метаться по коридору и искать «глазника», вы спрячетесь и от обиды будете плакать? Что это за бред и нюни сопливых девочек?
Возможно, это я такая непробиваемая пофигистка, но я действительно не вижу ничего обидного в жаргонных названиях профессий. В конце концов, как мне кажется, пока проктолога не называют «жопником», можно ни о чём не волноваться.
Я студентка медицинского ссуза. Учусь на фельдшера, попросту — врача скорой помощи. Свою будущую профессию (и науку в целом) обожаю безумно. Когда вижу машину «скорой» с включённой сиреной, сердце моё начинает учащённо биться. На моём курсе учится немало таких же фанатов.
Задолбали меня те представители здравоохранения — медсёстры, врачи, фельдшеры, — которые не имеют и капли милосердия и сострадания. Практическая медицина — это боль, страх, грязь и неблагодарность. Дорогие наши, когда вы поступали в свои университеты, неужели вы не отдавали себе отчёта в том, куда вы идёте и что вас там ждёт? Нельзя так. Вы выбрали одну из самых важных профессий. Когда человек на грани жизни и смерти, когда ему, пусть он и генерал пятидесяти лет, страшно, как маленькому ребёнку, и больно до крика, не надо на него срываться. Не надо орать на тех, кто просит помощи, только потому, что ваш брат остался без работы, а сын — двоечник.
Конечно, я только студентка третьего курса, а практики у меня — пара месяцев санитаром на травматологии. Но за эти пару месяцев иначе как Катюшей меня больные не называли, а врачи при виде моей растрёпанной головы улыбались и называли меня Катрёнкой. Натура у меня далеко не сострадательная: над бедами в Кении я не рыдаю, не рву на голове волосы, видя ребёнка на инвалидной коляске. Но тем, кто попал по воле судьбы в больницу, осознавая, как им неуютно и страшно, я старалась хоть как-то облегчить участь.
Те, кто получили дипломы и не любят свое дело — фиг с вами, это уже ваши проблемы. Я обращаюсь к будущим сынам Гиппократа. Обязательно подумайте, сможете ли вы вытерпеть весь этот ад? Современная российская медицина ничего общего с «Клиникой», «Интернами» и «Хаусом» не имеет! Нет здесь никакого романтизма, смазливых медсестричек и злых врачей-гениев, которые всё равно стоят горой за своих. Есть старые толстые медсёстры, которым на всех и на всё пофиг. На любую просьбу несчастной бабульки они гавкают: «Не ваше дело, идите с вопросами к врачу, вам всё скажут». Врачам в кабинетах до больных тоже частенько дела нет.
Может, это вопрос времени, и я стану такой же, но изо всех сил я постараюсь хранить верность любимой медицине.
Избранный судьбой для помощи болящим, Спасенья их слабых душ и тел, Я медиком буду настоящим, Тем более что сам того хотел.
Задолбала социальная реклама о необходимости сдавать кровь. Кровь я сдавать совсем не против, но телевизионные увещевания напоминают мне о последнем случае.
Знакомый депутат попросил стать донором для мальчика, чьё лечение он оплачивает. Для этого я привёл в больницу группу товарищей, и нам отказали. Отказали в том, чтобы мы сдали свою кровь.
У моей будущей жены кровь не взяли из-за иногородней прописки. У одного товарища — из-за того, что он забыл военный билет, хоть и принёс паспорт. У другого — из-за того, что он три месяца назад проколол ухо. У меня — из-за близорукости.
Моя мама — врач. Плановый медосмотр. Захожу к хирургу, показываю живот. Посмотрел, даже трогать не стал. «Пиши: грыжа», — говорит медсестре. Я в ступоре. Никогда ничего такого у меня не было!
— Это дочь N. из 24 кабинета, — отвечает медсестра. — А, тогда пиши, что здорова.
Интересно, если бы моя мама не работала в этой больнице, что бы мне пришлось пережить?
Я работаю в медицине более десяти лет, и всё время — в диагностических отделениях больниц, которые оказывают срочную помощь заболевшему населению. Пациенты, разумеется, самые разные. Иногда веселят, иногда огорчают, а иногда и раздражают (хотя это реже всего бывает: люблю я свою работу, чего уж тут скрывать, и по этой простой причине радости гораздо больше, чем негатива).
Я наконец поняла, что меня может раздражать в пациентах. Вот приходит весь такой благообразный мужчинка на исследование, и первое, что он сообщает мне: «Опять будете меня мучить своим облучением? Скоро совсем импотентом стану с этими вашими снимками». Горемычный болеет от того, что пьёт больше, чем может выдержать его организм. Его старательно спасают, чтобы он не помер от какого-нибудь деструктивного панкреатита. Но, блин, оказывается, мы его мучаем тем, что проводим дорогостоящее и безболезненное исследование (бесплатно, разумеется). Он ворчит на медсестёр, которые ставят ему капельницы, ворчит на врачей, которые только и делают, что гоняют его на разные процедуры, ворчит на весь мир, потому что он к нему так несправедлив. Мы его мучаем. Понимаете? Мы виноваты в том, что лечим его от заболевания, которое появилось из-за его же дурости и неумения себя контролировать.
Чтобы не рассусоливать: речь пойдёт о пирсинге. Нет, не о том, что «меня не понимают окружающие» — вы взрослый человек, взвесьте заранее все «за» и «против», сравните концентрацию хамоватых тётенек и патриотичных бабушек с толщиной ваших нервов сразу. Я о другом: о серёжках в ушах. Это, как вы понимаете, самый традиционный вид пирсинга.
Так вот. Мамы! Вы, надо полагать, ни разу не обращались с целью проколоть ушки годовалому чаду в профессиональные пирсинг-салоны. Правильно, зачем идти в этот сомнительный вертеп с пьяными мужиками, увешанными железяками? Тем более что вас эти трезвые решительные дяди и тёти оттуда завернут. Знаете почему? Потому что для пирсеров (не сомнительных в этом отношении косметологов и парикмахеров, а людей с соответствующими образованием и практикой) это основной вид работы, и никому из них в портфолио не нужны некачественные проколы. Дело даже не в причинении боли — это полбеды. Ни в одном пирсинг-салоне вы не найдёте «пистолета». От них бегут, как чёрт от ладана: их невозможно стерилизовать. Гепатит у годовалового ребенка — это уже посерьёзнее боли, не так ли?
Если пронесло с болезнями, то давайте перейдём к заживлению. Стандартный пистолетный «гвоздик» из-за своей формы — прямо-таки контейнер для грязи. Хирургическая сталь? Сюрприз-сюрприз: это не сталь для проколов и имплантаций, это сталь для скальпелей. То есть того, что в организме не будет находиться месяцами, отдавая в кровь токсичный никель. Чёрные точечки на проколах — знакомо?
Вам сказали проворачивать украшение в проколе и промывать спиртом (водкой)? Готовьтесь заживлять ушки несколько месяцев. Украшение беспокоить категорически нельзя, если хотите нормального заживления и отсутствия воспалений. А теперь разрешите посмотреть, как вы будете объяснять годовалому малышу о том, что ушки трогать нельзя, даже если руки отмыты от каши и слюней!
Поставим золотые или серебряные серьги? Не встречались вам девушки, болезненно восприимчивые к этим металлам? Поинтересуйтесь, во сколько лет им прокололи уши. Вы удивитесь. Вдевать в уши драгметаллы сразу же тоже нельзя. Вспомните физику и химию: в золоте 585-й и серебре 525-й пробы золота и серебра 58,5% и 52,5% соответственно. Остальное — примеси. Заодно вспомните слово «диффузия».
Всё ещё смутно? Тогда наиболее для таких мам важный эстетический момент. Ни один пирсер не будет колоть ушки маленькому ребенку. На этот раз вспомните биологию и периоды интенсивного роста. Уши тоже растут. В 90% случаев уже к школе будет хороша заметна асимметрия проколов.
Это как не надо. А теперь — как надо. Проколы должны делаться (что вам, что вашему подросшему дитю) человеком в перчатках на предварительно простерилизованном участке кожи одноразовой иглой, вскрытой при вас, по предварительным разметкам, сделанным специальным маркером. Это не больнее пистолета. В прокол должно вставляться украшение из титана, имплантиума или биопласта. Форму, которая облегчит заживление, посоветует пирсер: выбор есть. Украшение не вертеть, не дёргать и не трогать, промывать аккуратно неспиртосодержащими средствами, например, всем знакомым хлоргексидином. Только так вы с гарантией получите то, что хотели: ровные, хорошо зажившие и беспроблемные проколы под красивые золотые фамильные серьги сложной формы, которые вы вденете спустя месяц. Любите своих девочек, не портьте им здоровье и внешний вид. Успехов!
А меня задолбали натуралы. Нет, это не о сексуальной ориентации, а о психиатрическом диагнозе. При натуралии человек искренне убежден, что всё натуральное исключительно полезно и не способно принести вреда.
Приходишь в гости, а тебе суют чаёк. Пробуешь — явно что-то не то. Спрашиваешь, что там, а в ответ вытаращенные глаза и брызги слюны до потолка:
— Там травки! Натуральные, это так полезно. — А что за травки? — Полезные.
На столе непонятная бурда буро-зелёного цвета с запахом то ли сена, то ли силоса. Ешьте, гости дорогие. Полезное, натуральное.
Стоит заболеть — так начинают пичкать всем, от заваренных листьев, оборванных с цветка на окне, до корня мандрагоры, выкопанного девственницей в полнолуние, когда солнце в четвёртом доме. А уж стоит заикнуться о походе в аптеку, как начинается конец света: «Это химия, это опасно, посмотри на список побочных эффектов». К простуде добавляется ещё и головная боль.
Слово «химия» даже в качестве названия школьного учебника на больных натуралией действует, как озверин на кота Леопольда. Они напрочь теряют способность слышать. Разумеется, самой химии натуралы не знают и блещут умозаключениями вроде «хлор — боевое отравляющее вещество, натрий — активный металл, следовательно, поваренная соль смертельно опасна».
Желаю натуралам питаться бледными поганками и мухоморами, запивая их чайком из цикуты и белены, в качестве домашнего животного завести кобру, а спать со львом или крокодилом. Опасно? Ядовито? Но ведь на сто процентов натурально!
Понадобилось мне этой весной пойти в больницу. Поскольку терпеть безразличие и хамство в свой адрес не хотелось, я выбрала самую современную и дорогую из местных клиник в надежде, что там-то точно отнесутся с должным вниманием. В целом ожидания оправдались, но в семье, как водится, не без урода.
Отправили меня на УЗИ яичников. Захожу в кабинет — встречает меня врач лет под 60. Всю процедуру пересказывать не буду, но вот кое-что из его реплик:
— Оральные контрацептивы принимала? — Да. — (ехидно) Подружки насоветовали или в интернете прочла? — Подруга посоветовала... — Ой, ты знаешь, эти подружки — та-а-акие сучки! Насоветуют всякую дрянь, а потом ржут за спиной. Поверь мне, я в гинекологии уже 25 лет работаю!
Спрашивается, когда он успел побыть женщиной и завести подруг? Или он превращается в невидимку и подслушивает женские разговоры?
— Ты догадываешься, через какое место мы такие вещи смотрим? — Догадываюсь. — Тогда раздевайся.
Раздеваюсь, ложусь. Если кто не знает, УЗИ яичников делают с помощью длинного щупа, который вводят во влагалище. Процесс и так малоприятный, а врач ещё и вертит щупом во все стороны. Замечает, что я морщусь от неприятных ощущений, и выдаёт:
— Ну что ты так вздыхаешь? Он же в пять раз тоньше письки!
Получив результаты УЗИ, выхожу в коридор, где меня ждёт мой молодой человек. Вместе с ним читаем результаты. Наш опытный врач, проходя мимо, замечает это и зовёт меня к себе в кабинет.
— Ты зачем в больницу с друзьями ходишь?! Ещё и результаты показываешь! Не надо им знать об этом! — Это не друг, это будущий муж. — О, тем более! Это он сегодня муж, а завтра нет. И вообще, зачем ему знать?
В полном шоке от такого бреда я вышла из кабинета. Потом мне сказали, что этот врач всегда себя так ведёт. До сих пор недоумеваю — как он умудрился проработать в этой сфере 25 лет? Или хамство — это уже профессиональный навык?
— С чем пришли? — Живот болит. — Где? — Э-э-эм... Где-то примерно тут. — Группа крови? — Первая. — Даже смотреть ничего не надо. У вас наверняка язва, дорогая. Или будет. Обязательно.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li