Первый раз меня чуть не угробили банальным аппендицитом. Всё просто: привезли-диагностировали-вырезали. Через неделю отправили домой с температурой 38 — мол, нормальное явление. Через два дня меня привезли обратно с температура под 41. Вскрыли абсцесс в рубце, заштопали заново. Подержали, отправили домой. Через пять дней — правильно, привезли обратно, снова вскрыли… Дальше уже не зашивали; рана зарастала естественным путем.
Второй раз. Восьмой месяц беременности. Внезапно мне становится плохо. Очень плохо. Есть, пить, спать невозможно от постоянной дикой боли и рвоты. Глюкоза внутривенно, чтобы хоть как-то поддержать измученный организм.
Первая «скорая»: «Ой, беременная… Это токсикоз, это пройдёт».
Вторая «скорая»: «Ой, беременная… Ну, мы вам щас укольчик сделаем, а завтра, если не пройдёт, в больничку идите».
Третья «скорая»: «Ой, беременная… Ладно-ладно-ладно, мы вас заберём и отвезём в роддом, там с вами разберутся».
Роддом. Больница. Инфекционная больница. Другая больница. Ещё одна больница. Десять дней меня катают по всему городу, и никто не хочет связываться с глубоко беременной девушкой.
Наконец, поднятые на уши все-все-все родные и знакомые дают телефон заведующей роддомом с другого конца города. Я по гроб жизни благодарна этой женщине за то, что я и мой сын остались живы. Она приехала, пришла посмотреть на меня — а к тому времени от меня остались глаза и живот, — молча повернулась, вышла в коридор и высказала всё тем, кто меня «лечил». Таких слов я не ожидала услышать от интеллигентной женщины за пятьдесят. В тот же день мне сделали кесарево.
Провалявшись еще два месяца в больнице, наконец еду домой. А в выписке у меня написано, если перевести это с медицинского на русский: «У вас печень не работает, а почему — мы так и не поняли».
В третий разу буду умирать дома. Кажется, будет дешевле, быстрее и менее мучительно.
Мне всегда казалось, что медицинская карточка в поликлинике нужна для того, чтобы отслеживать историю болезни пациента, собирать результаты сделанных анализов и прочую информацию, по которой можно узнать, что происходило с организмом. Более того, в карточке участковый врач настоятельно советует отмечать прохождение ежегодной флюорографии. Если она не отмечена, гоняет на исследование еще раз. Наверное, мы с врачом ошибались.
Поликлиника. Утро. Пустой холл, очереди в регистратуру нет. На выдаче карточек сидит женщина — нет, тётка. Сидит и слушает радио. Подхожу, здороваюсь, прошу карточку, чтобы пройти флюорографию. В ответ — сердитое сопение и предложение сделать всё по полису. Что ж, иду, делаю, врач выдаёт бумажку о прохождении обследования и просит вклеить её в карту. Снова иду в регистратуру. Прошу дать карту, чтобы вклеить несчастную бумажку. В ответ — снова сердитое сопение и совет не морочить работающему человеку голову и носить результат обследования с собой. Мне бы так работать…
К сожалению, я пообщалась с ветеринарами достаточно. Несколько историй могу рассказать.
Начал кот кашлять, чесать морду, перед этим отирался около полипропиленового мешка. Сразу мысль: сожрал ленту от мешка, не может ни проглотить, ни, пардон, сблевать. Залезть посмотреть, разумеется, не даёт. Идём к ветеринарам, описываем всё. В горло коту даже не заглянули — сказали, что грипп, и выписали антибиотики. Через некоторое время кота таки стошнило этой ленточкой.
Другой кот, приступ мочекаменной болезни. «Врач» очистил мочевой пузырь шприцом, проколов коту живот. Кот умер. Потом от нескольких других ветеринаров мы узнали, что умер именно от этой процедуры — так делать категорически нельзя.
Полугодовалый котёнок вывалился с балкона и сломал заднюю лапу. Понесли в ветклинику. Кота распластали на спине, вытянули лапы (чему он усиленно сопротивлялся и причинял себе ещё большую боль), сделали рентген. Что мешало «снять» кота, лежащего на животе (в гораздо более комфортной позе), так и осталось непонятным. Посмотрели ветеринары снимки, заполнили историю болезни, прописали лекарств, отправили. Смотрю в записи и вижу, что описание сделано зеркально: снимок смотрели перевёрнутым.
Собака, весьма пожилая. Требуется операция по удалению опухоли. Перед операцией разговариваем с хирургом о том, что если всё плачевно и у собаки нет шансов, операцию не заканчивают, из наркоза не выводят, дабы и животное не мучать, и самим не мучаться и не тратить деньги. Идёт операция. Выходит из операционной «ассистент» и спрашивает: «Ну как, что дальше?» Странный вопрос, учитывая, что никаких данных он нам не выдал. Мы знаем только, что собаку оперируют, а как и что — не в курсе. Пытаемся добиться от него информации, он говорит, что шансы у собаки есть. Значит, доделываем операцию. Собака очухивается. Потом пару недель возим её на осмотры и капельницы на другой конец города, оставляя в клинике каждый раз весьма заметную сумму денег. Собака умирает. Звоним врачу. Он выдаёт замечательную фразу: «А что ж вы хотели — поликистоз почек! У неё не было ни одного шанса».
Не повезло мне пока встретить нормального ветеринара. А видела я их достаточно — выше описано совсем не всё из того, что есть рассказать. Профессия врача или ветеринара благородна тогда, когда человек владеет своей профессией и лечит, а не деньги зарабатывает, талантливо избегая своих обязанностей.
Привет, горячечный и наивный (может, просто юный?) искатель гадов и защитник поруганной медицины! Я — некогда профессиональный больной.
Я провёл в больницах все детские годы. Мне ставили диагнозы почти на все буквы русского алфавита. Спасали меня неоднократно, вот только официальная медицина старалась этим заниматься очень уж осторожно. Судите сами: может ли, к примеру, жить ребёнок, у которого температура тела понизилась до 35 °С? Нет, медицинская наука однозначно вам ответит, что организм уже не имеет собственных сил и занялся процессом умирания, отступив перед болезнью, следовательно, спасать уже некого.
Зато в других ситуациях медицина не стеснялась. Например, задним числом, лет через 25, мне неожиданно стал понятен истинный смысл рискованных процедур вроде ***скопии, на которые так авторитетно и не один раз подбивали моих родителей люди в белых халатах. Я даже узнал фамилию будущего доцента, для диссертации которого и собирался материал.
В пору мятежной юности я стал регулярным посетителем травмпункта: и шили, и гипсовали. В эту пору я уже не только накапливал наблюдения, но и успевал делать выводы. Например, первый: я окончательно перестал уважать любых медиков, кроме Хирургов. Именно к Хирургу тебя приносят, когда ты над собою не властен, и он берёт за тебя ответственность. К сожалению, был и второй вывод: даже хирурги — и те не все с большой буквы. Например, усилия хирургов из блатной поликлиники мне довели конечность до такого состояния, что знакомая врач, зайдя проведать, пришла в ужас. К слову, она патологоанатом. Что интересно, ошибки этих пафосных, величавых и гордых «хирургов для своих» исправила скромненькая, серенькая, тихая женщина из затрапезной студенческой поликлиники. Спасала меня эта женщина не совсем признанными официальной медициной методами, зато некроз ушёл быстро и связки срослись хорошо.
Через некоторое время я стал востребован медицинской системой как сотрудник. Успел познакомиться и с главврачами, и со специалистами от окулиста до дерматолога. Пообщался и с теми, кто их учит: глядел в микроскоп в учебных классах «анатомки», даже ходил на доклады к ректору большого медвуза. Знаете, перестал я уважать медицинскую систему. Напрочь. Зато начал верить в отдельных и, увы, очень редких людей. Хотелось бы верить, что между ними есть некая преемственность, но на это сил уже нет.
Я не стал медиком — я айтишник. А ещё почти профессионально научился выздоравливать, потому что позволить себе болеть я не могу.
Прихожу я к врачу — в платную, кстати, поликлинику. Прошу записать к терапевту.
— Что такое, на что жалуемся? — Сильные головные боли. Уже несколько месяцев, практически без перерыва, даже во сне. Не падала, не ушибалась, не пью — что это может быть?
Ожидаю, наивная, анализов и направления на рентген.
— Де-е-евушка, а сходите в лавру, поставьте свечку, очень хорошо помогает. Вы крещёная? Нет? Ну вот голова и болит!
Когда я предложила альтернативное использование свечки, на меня почему-то обиделись.
После многих лет общения, как желаемого, так и вынужденного, с представителями прекрасного пола всех возрастов мне уже кажется, что сейчас я выдам человечеству самую страшную тайну. Милая моя, если ты весишь при росте в метр пятьдесят примерно как маленький бегемотик, то это вовсе не потому, что на тебя наложили сглаз или попортили твою чакру. Дорогая, ты просто много жрёшь. Не ешь — именно жрёшь. Если люди едят, а не нажираются, они весят нормально.
Однажды, во время нервного срыва на почве адски сложной первой сессии, я поправилась аж на восемь кило. Я не ходила к шарлатанам, не сидела на идиотских диетах. Кстати, для образования: «диета» в переводе с греческого — «образ жизни». Ни о каких трёх днях на рисовых зёрнышках тут и речи не идет — надо не гробить свой организм, а ухаживать за ним. Я перестала есть после шести и записалась в фитнес. За два месяца я похудела на 15 килограммов, став ещё стройнее, чем была вначале. Естественно, тут же мне стали задавать один и тот же идиотский вопрос: «Как?»
Женщины, хватит себя обманывать! Нет волшебной таблеточки и магических заговоров, которые уберут ваши телеса. Чаёк для похудания, на который вы радостно тратите огромные деньги, просто обладает слабительным действием, но ни к какому результату не приводит. Я не верю, что вы настолько глупы, что не знаете правильного ответа, задавая вопрос: «А как ты похудела?» Миллион раз по всему миру все диетологи и повара повторяли: «Ты то, что ты ешь», но вы не слушали их. Зато стоит какому-нибудь идиоту сказать полушутя, что поправляются люди от фруктов, а худеют от фисташек, и вы радостно забываете про полезные яблоки и нападаете на орехи.
Хотите худеть — худейте, а не морочьте себе голову и не обогащайте чужие кошельки. Поймите, что вы не похудеете от торта, но если позволите себе маленький кусочек с чайком раз в неделю, ничего страшного не случится. Впрочем, «Доширак», майонез, чипсы, сухарики и газировки — ваши враги. Ещё скажите спасибо, что вы боретесь после них с излишним весом, а не с болезнями похуже. Не бросайтесь в крайности, худейте ради здоровья и не задалбывайте ближних идиотскими вопросами.
Я охранник в доме, как я его называю, «широкого профиля»: дом престарелых, дом инвалидов и сумасшедший дом до кучи. Вас раздражает вредная бабка-соседка? У меня их одиннадцать отделений. Работники в таком месте тоже сами шизят только в путь. Смена — 24 часа, иногда 36. Посетители тоже встречаются с заскоками: угрожают, кричат, жалуются, задают тупые вопросы. Стоит ли объяснять, что задолбать здесь могут даже мёртвого?
Говорите, что любите свою работу, несмотря ни на что? Я свою работу ненавижу, но со всеми я вежлив и терпелив, ни разу не позволил себе сорваться. Отнюдь не потому, что у меня железные нервы. Просто я на работе и не имею на это права.
Я не могу говорить. Да, бывает такое. Интернет стал для меня настоящим спасением: можно спокойно общаться с кем угодно, заводить друзей, делиться своими мыслями с общественностью, учиться и работать — если повезёт отвязаться от личной встречи.
Работа по удалёнке. Свободная, подходящая мне вакансия.
— Приезжайте завтра в офис, обговорим детали. — Я бы хотела обойтись без личной встречи. — Это правило нашей фирмы: личная встреча обязательна. — В таком случае вынуждена предупредить, что не могу говорить. Общаться всё равно придётся письменно. — Ой, правда? (Нет, пошутила!) Извините, но вы нам не подходите. Такие нам не нужны.
Скажите, пожалуйста, какие «такие»? Тысячи людей обговаривают детали работы по аське и по почте, в жизни не встречаясь с работодателем, но проблем ни у кого не бывает. Чем я вдруг не угодила? Чего испугались?
С некоторыми виртуальными знакомыми тоже не всё слава богу.
— Давай встретимся в реале, поговорим. — Я смогу приехать, но поговорить получится разве что письменно: я не разговариваю. — Принципиально? — Физически. Я не могу говорить. — Да? Жалко… А казалась такой умной, общительной девушкой.
Узнал обо мне один-единственный новый факт — и я сразу стала глупой и замкнутой?
* * *
Люблю ходить в супермаркеты. Взяла корзинку, насобирала в неё всё, что душеньке угодно, помотала головой на вопрос кассира о наличии карточки и нужности пакета, расплатилась. Но бывает, что нужно сходить за единственным хлебным «кирпичиком» или пакетом молока, и выстаивать ради него вечерние очереди совсем не хочется. Что ж, на помощь придёт маленький магазинчик через дорогу — продавщицы меня знают, не шарахаются, не хамят, чего не скажешь о людях из очереди.
— Девушка, а не подскажете, сколько во-он тот чай стоит? Я без очков не вижу.
Молча мотаю головой, пожимаю плечами: извините, мол, не могу.
— Ах ты сучка рыжая! Тебя по-хорошему просят, а ты!
— А чего это за секретные шифры, а? Ты проверяльщица, что ли? Хочешь по блату чего купить?
Признаюсь, долго тупила, прежде чем поняла: за «шифры» дамочка приняла мои корявые буковки в блокноте. Я всегда заранее пишу реплики, которые мне могут понадобиться в магазине.
— Ой, девушка, я куплю тут быстренько, пропустите…
Продавщицы считают своим долгом пристыдить молодого человека, влезшего без очереди.
— А чего вы мне говорите? Если ей не нравится — сама скажет, не немая!
Продавщицы с торжеством заявляют: таки да, немая.
— Ой, девушка, я не знал… А вы правда не разговариваете? А что, жестами общаетесь? А скажите мне что-нибудь на языке жестов!
Ага, вот щас брошу сумку с покупками и начну руками размахивать.
* * *
Гулять по городу я уже привыкла в наушниках. Музыка в них не играет, но человек с чёрными проводками, тянущимися из ушей, словно накрыт прозрачным куполом. К нему никто не пристаёт с вопросами и опросами. Когда ходила без наушников, искренне считала, что для нервов безопаснее круглыми сутками сидеть дома.
* * *
Бывали и приятные моменты. Воспоминание об одном дне греет меня до сих пор. Молодой человек подошёл ко мне что-то спросить. Я поведала ему о своем состоянии, дав прочитать первую страницу своего блокнота — этим жестом обычно начинаются мои деловые разговоры и кончаются случайные знакомства. Но парень не ушёл — извинился за бестактность, подарил «рафаэлку», предположил, что я обладаю какими-нибудь талантами в сфере искусства, раз уж природа обделила меня голосом. В этот момент к нам подошёл приятель моего невольного собеседника.
— А, знакомься. Это самая настоящая русалка. Она отдала колдунье свой чудесный голос, чтобы мы получили возможность наблюдать её неземную красоту и не нырять ради этого в море.
Молодой человек, спасибо вам большое! Не знаю, встретились ли вы уже со своей принцессой, но я от всей души желаю вам самого сказочного счастья. Кони нынче не в моде, но принцы, как оказалось, всё ещё встречаются.
Ненавижу, когда смешивают с грязью докторов и ветеринаров. Сначала сами доведут собственный организм до ручки или скормят животному иголку по неосмотрительности, допрокрастинируют ситуацию до крайней черты, притащат в полуживом состоянии — нате, спасайте! А потом валят, валят всё на врачей: и невнимательные они, и не старательные, и малоквалифицированные.
Гады безответственные, но с претензиями! Вы попробуйте сами поучиться пять лет, потом вкусить интернатуры, ординатуры, покопаться в испражнениях тяжёлых больных, пройти горнило ночных дежурств, послушать вопли возмущённых родственников, овуляшек с пафосными рожами и прочих «благодарных клиентов».
А если уж родственничка или кошечку, сиганувшую из окна, не уберегли, то это не мы расп#$дяи, это вы, медицинский персонал, не владеете техникой воскрешения мёртвых, не можете сделать три пасса руками с завыванием: «Абра, швабра, кадабра!» И вот уже к лихому автолюбителю приросли обратно ноги, собрался обратно в черепушку ликвор и серое вещество, а он сам встал, отряхнулся и пошёл в ресторан. На кол, на костёр врачей-убивцев! У-у-у, повбывав бы таких кликуш.
Я ни разу не медик, а вполне себе айтишник. Но профессия врача благородная — прочь от неё немытые лапы.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li