Когда-то давным-давно, во времена, когда в одной большой стране неустанно повторяли мантру про «загнивающий Запад, где всё плохо», поехали мы как-то в самую на тот момент западную часть этой страны — в Прибалтику.

Первым делом нас поразило, когда в ответ на привычно брошенную нашим земляком обёртку из-под чего-то первый же проходящий местный житель сначала вежливо попросил убрать за собой, а получив ожидаемый ответ, покачал головой, что-то пробурчал себе под нос, а потом собственноручно поднял бумажку и отнёс её в урну. Впервые стало стыдно, что я шёл «вместе с теми».

Вторым делом поразила чистота асфальта: он сверкал на солнце, а по углам не лежали кучи пыли и мусора.

А добили жители многоэтажек, загорающие перед домами на расстеленных на газоне полотенцах. У них на газонах росла трава, не валялись бычки, мусор, собачьи какашки и прочие привычные глазу достопримечательности.

Примерно та же картина была и в Старом городе: да, узкие улочки, старые дома, никакого тебе простора — но, что удивительно, везде было чисто.

Да, у них постоянно убирают. В том числе — убирают за теми, кто ведёт себя как свинья. Да, по мнению местных жителей, убирают недостаточно хорошо, могли бы лучше. И да, это всё-таки не совсем Европа, тем более — не вся Европа, в которую в последнее время приехало слишком много носителей иной культуры.

Но посмотрим на другие города: Амстердам, Копенгаген, Берлин. Что же мы видим? Да ровно то же самое: чистые улицы, брусчатку, на которую можно сесть без риска запачкать штаны глиной или моторным маслом. Как вам вообще идея сесть на асфальт где-нибудь в центре Москвы? Конечно, и в Европе свиней полно, но за ними убирают — и достаточно эффективно.

Кстати, про Москву. Не самый грязный город, между прочим. Прохожие, бросающие бычки в клумбы с цветами, пластиковые бутылки, валяющиеся под стенами, — норма. В провинции ещё хуже, видел неоднократно. Или вот уборка улиц по-московски: по тротуару на Тверской ползёт трактор с цистерной, поливая все на своём пути струями воды. Прохожие идут — пусть отпрыгивают; на скамеечках кто-то сидит — пусть сваливает; витрина зеркальная — забрызгаем её мутной водой на метр, ибо нефиг: идёт уборка!

Вы по-прежнему будете рассказывать, как всё плохо в загнивающей Европе и как все хорошо в России? Может, хватить вешать лапшу на уши тем, кто из заграниц в лучшем случае видел Египет?

Эх, как же тяжело ехать в одной маршрутке с бесконечно орущим ребёнком! Это вполне естественно, что детишки громко плачут и смеются. Но когда они начинают противно визжать с громкостью взлетающего «боинга», вот тогда начинается самый настоящий трындец. Но всё-таки задолбали меня не сами дети, а их родители, которые, наверное, искренне считают громкий визг своего ребёнка каким-то, не знаю, целебным, и на вежливые просьбы успокоить отпрыска начинают хамить и угрожать: мол, как это — не позволять их дитятку верещать на весь автобус!

Я сам-то человек добрый и обладаю почти безграничным терпением. Я долго сидел, мечтая, чтобы они застряли где-нибудь в пробке на личном авто и всё это время наслаждались разрушающими слух воплями. Или, например, чтобы какие-нибудь гопники в больших колонках на полной громкости слушали в три часа ночи блатняк у них за стеной. Так бы и доехали в этом ужасе, но прежде чем эта семейка соизволила свалить из маршрутки, в край задолбавшаяся женщина наконец решила сделать им замечание, дабы они успокоили своё дитятко. Вместо извинений за неудобство мужик лет пятидесяти (наверное, дед орущего ребёнка) повернулся и спросил:

— А тебя не успокоить? Это младенец, в конце концов, потéрпите.

Именно это меня и возмутило. Ребёнок-то ваш, и люди не обязаны портить свой слух из-за его воплей и вашего нежелания «ограничивать в чём-то наше солнышко». Даже через час у меня всё ещё звенело в ушах.

К сожалению, вставить своё веское слово мне не удалось, поскольку подошла их остановка. Поэтому, дед лет пятидесяти, который ехал 29 августа примерно в два часа дня на 395-й московской маршрутке до Балашихи, если произойдёт чудо, и ты это увидишь, то прими, пожалуйста, к сведению.

А пока, родители, не желающие успокаивать своих орущих отпрысков, сообщаю вам: их крики никак не целебные, а потому задолбали.

Как же меня задолбали пенсионеры, которые свято верят в то, что без них вся работа тут же загнётся, и поэтому они, так и быть, останутся тут работать и после!

«Тут» — это в бюджетной организации. Уже за три года до пенсии они начинают трястись: «Ой, мне доработать надо до пенсии!», но делать при этом уже ничего не хотят. Зачем напрягаться, пора расслабляться: пенсия близко! Как только наступает час «икс», в руках у них оказывается вожделенная приятная книжечка, дающая к тому же социальные льготы. Всё, можно тушить свет на пенсионерских рабочих местах и ставить оградки.

Места же, напомню, бюджетные. И вроде в организации штаты укомплектованы, и все рабочие места заняты, но вот толку от этих юных пенсионеров… Но при этом они ужасно дорожат своими рабочими местами, любят свою зарплату, которая так приятно оттеняет пенсию. Но вот учиться и повышать квалификацию — нет, не будут, а если вы будете давить, то мы уволимся (мы же свободные от необходимости работать пенсионерские кадры), и всё тут у вас рухнет (потому что никто-никто больше не знает, что надо делать).

Начальник (начальница), как правило, из того же стада юных и не очень пенсионеров, сразу начинает бояться: да, правда ведь всё рухнет, кто работать-то будет? Им и в голову не приходит, что работать будут молодые и энергичные люди не глупее их. Да что там знает молодёжь — они только в компе сидят! И делают работу качественно и быстро, успевают всё и идут вперёд, развиваются. Нет, нельзя, ведь пенсионерам надо поднимать внуков и помогать детям. Боже мой, так помогите детям, не обязательно своим, — освободите рабочие места. Пусть будет толк наконец от бюджетных рассадников! А то задолбали пить чай весь день да считать, сколько вам пенсии добавили.

Еду в маршрутном такси. Хочу уточнить у водителя маршрут, чтобы решить, выходить мне на следующей остановке или через одну. Спрашиваю:

— Вы сейчас прямо поедете?

Молчит. Ну, мало ли, может, не расслышал. Немного повысив голос, задаю уточняющий вопрос:

— Или повернёте?

И тут водитель отвечает:

— Ну, если да, значит, нет!

До сих пор пытаюсь понять, что бы это значило. Пришлось выходить сразу — от греха подальше.

Живу в Амурской области. В наш райцентр свезли 700 эвакуированных из затопленных сёл. Разместили в детских садах. Кормят четыре раза в день, одевают-обувают, обеспечивают средствами гигиены. Баню (которая с апреля не работала) запустили ради них.

Я корреспондент, пошла узнать, как им живётся. Жалуются, что на пункте раздачи вещей, куда со всего посёлка несут пожертвованную одежду, одна рухлядь. Мол, ничего себе не могли подобрать. Между тем на сортировке грудами лежит всё, от шуб до колготок. Все вещи чистые, целые, многие с этикетками. Да что таить — я б сама там покопалась с удовольствием при моей-то зарплате… Эвакуированные сидят на здоровых баулах, которые выносили в первые дни оттуда по два-три раза в день, а сейчас носы воротят!

Детсады, в которых их разместили, превращаются в свинарники, ободранные стены, порванный линолеум. А ведь ремонт был сделан на деньги родителей, которым сейчас не с кем оставить детей. Когда садики начнут работать — неизвестно.

Компенсацию, которую выплачивают пострадавшим, они сразу пропивают. И это при том, что в районе введён сухой закон. Самогонщики навариваются. Было несколько драк. Полиция дежурит круглосуточно, но толку мало. В больнице двадцать коек занято алкашами, которых откапывают от отравлений.

Знаю, что вроде их пожалеть надо, но не могу. Задолбали.