Сегодня я набрал «02» из-за того, что стая бродячих собак на детской площадке загнала шестерых детей на верх четырёхметрового турника. Собаки рвали вещи, оставленные внизу, сгрызли то ли плеер, то ли телефон какого-то ребёнка. Нет, собак я прогнал. Но позвонил, потому что мне нужно было идти дальше, а собаки могли вернуться. Живу я на другом конце города, оставил в диспетчерской адрес, во дворе которого искомая площадка, свои ФИО, адрес и телефон.
Через пять минут (о, оперативность!) мне на мобильный позвонила моя жена и сказала, что к нам домой приехал наряд ППС, и доблестные полицейские минут десять требовали, чтобы она пустила их в квартиру и назвала породу бродячих собак. Ругались, что она их специально запутала, чтобы потратить время и потрепать нервы.
Минут через двадцать шёл обратно с объекта мимо этой же детской площадки. Детей не было, стая бездомных собак спала в песочнице. Бабуськи, мирно контролирующие общественное спокойствие у подъезда, сказали, что никакой полиции и не было, а дети ушли сразу же после того, как ушёл я.
Нет, собак я прогнал. Но звонить в полицию ещё раз почему-то не стал. Не знаю, чей они там покой берегут, но явно не наш с вами.
Ранним-ранним утром мне на улице встретился подонок, который попытался меня изнасиловать. Ему это не удалось, я просто чудом каким-то смогла вырваться и убежать. Естественно, тут же, размазывая по лицу слёзы-сопли, позвонила в полицию.
Хочу сказать, полиция меня удивила. Приехали они очень быстро, минут через пять, а ещё минут через сорок поймали этого урода. Уродом оказался дважды судимый парень двадцати лет от роду. Видимо, общение с господами полицейскими подействовало на него удручающе, и он написал явку с повинной.
Опер, с которым я общалась, был очень вежлив, объяснил мне некоторые премудрости нашего законодательства, очень внимательно меня выслушал, не нервничая, когда я снова начинала плакать от пережитого страха, и помог правильно написать заявление.
А затем начались чудеса. Оперу кто-то позвонил, он вышел ненадолго из кабинета, вернулся мрачнее тучи и сказал: «Пришла мамаша этого подонка, деньги предлагает». Я сказала, что денег не возьму, даже если это будет миллион.
Ещё часа через три приехал следователь. Беседу со мной он начал со слов: «А нехрен лазить в пять утра!» Если бы я была в нормальном своём состоянии, то наверняка ответила бы, что в нашем городе не вводился комендантский час, когда хочу — тогда и хожу. Но тогда я была не в состоянии огрызаться.
Затем следователь сказал, что мальчику всего двадцать и я сломаю ему жизнь, если посажу его. Он же в итоге ничего не смог со мной сделать. А дело стопроцентно проигрышное — свидетелей-то нет, а мальчик сейчас опомнится, скажет: я не я, лошадь не моя, явку написал в результате психологического давления на меня сотрудниками полиции. Что следствие и суд — процесс весьма неприятный; стоит ли мне тратить на это нервы, раз результата всё равно не будет? Он меня почти убедил, я сказала, что мне нужно подумать. Бедного двадцатилетнего мальчика отпустили.
Я подумала. И поняла, что надо посадить эту гниду. Я не сломаю ему жизнь — там всё сломано до меня. Если его первые две судимости не научили уму-разуму, то ломать там нечего.
Позвонили мне из следственного комитета, сказали прийти. Пришла — и уже гораздо более твёрдым голосом поведала уже другому следователю о своей печали. Он начал ту же песню: свидетелей нет, доказательств нет, опознание не проводили. «Как нет? — удивилась я. — Мы же с другим следователем ездили на место происшествия, он видел, что вот кусты переломанные, вот моя одежда испачканная, вот в углу мои заколка для волос и гарнитура валяются…» — «Да-а-а? — удивился следователь. — А почему этого нет в протоколе осмотра места происшествия?» Откуда я знаю, почему там этого нет?! Видимо, потому, что ваш коллега не хотел работать! Ему дважды судимого преступника жалко стало.
Потом господин следователь дал мой адрес и телефон этому уроду. И урод решил со мной поговорить. Сначала звонил — я трубку не брала, потом пришёл — не стала открывать дверь. Я живу на первом этаже, и мне страшно. Теперь я вообще не выхожу из дома без охраны — со мной постоянно мой парень, отец, брат или кто-то из друзей. Я боюсь. Очень. Потом этот мудак отказался от своей явки с повинной, сказав, что он просто перепутал меня со своей знакомой и решил напугать, то есть просто подошёл и тряханул за воротник. А остальное я сама придумала.
В возбуждении уголовного дела мне отказали. Я отправилась в адвокатскую контору, мне грамотно составили жалобу в суд. Суд откладывался дважды, потому что следователь был в отпуске и не мог передать дело судье. Он там что, один на весь следственный комитет? Больше некому? Перед судом мне тот, первый следователь, позвонил: «Что ж вы, Марья Батьковна, в суд на нас подали? Мы же договорились, что у вас нет претензий». Мы? Договорились? Я ни с кем ни о чём не договаривалась!
Адвокат мой довольно внятно на суде объяснил, кто из нас идиот — я или следователи. Дело отправлено на доследование. Мне пришлось пообщаться аж с заместителем начальника этой следственной шараги, который очень настойчиво меня спрашивал, точно ли я не хочу отказаться от претензий. Точно не хочу. Да, я уверена.
По решению суда за десять дней они должны дело моё пересмотреть. Сегодня восьмой день, мне из следственного комитета не позвонили и не написали. Благо они недалеко от моей работы, схожу к ним в гости. Интересно, что за отмазки будут на этот раз.
Ничего, я тоже могу задолбать. Надеюсь, что задолбаю их окончательно и добьюсь-таки своего.
Май. Парк вдоль набережной. Гуляют мамочки, бабушки, детки. Молодые и не очень люди идут с работы — время к вечеру.
По пешеходной дорожке едет машина. Гудя и бибикая, разгоняет людей с дороги. Кто же там едет? Врачи на экстренный вызов? Нет. Там едут доблестные «господа полицейские» к месту работы — будочке ППС. Почему они едут там, где ходят люди? А так им удобнее. Иначе ведь придётся объехать дом вокруг. Срезать через парк проще.
Молодой человек, идущий с работы, видит это безобразие и встаёт посреди дорожки, напрочь загораживая проезд. Открывается окно, оттуда высовывается морда лейтенанта:
— Ну, ты, мудак! Хочешь проблем?
К молодому человеку присоединяется мужичок лет сорока пяти с коляской.
— А ты куда лезешь, старпёр?
Мужичок вытаскивает из кармана потертых джинсов какие-то корочки, тычет в морду «господину полицаю» и говорит:
— А ну-ка предъявите удостоверение сотрудника, назовите фамилию, звание. Завтра мы с вами будем иметь интересную беседу.
Машину как ветром сдуло.
Вы мне предлагаете следить за собой и в случае чего ждать помощи от наших служб? Ну-ну…
Знаете ли вы, защитники сотрудников полиции, сколько раз я ночевал в отделении? Я уже сбился со счёта. Вы думаете, я хоть раз реально нарушил закон? Напивался, хулиганил, нарушал общественный порядок?
Нет, первый раз я попал туда, когда в студенчестве у меня кончилась регистрация в общаге и я не успел её вовремя продлить. В дальнейшем всё сводилось к «мне твоя рожа не нравится» и профилактическим задержаниям «на три часа» (реально до суток) по мотивам антитеррора (мой облик несколько похож на кавказский, особенно если не побриться вовремя), за попытки фотосъемки на улице, а в последнее время и как предполагаемого участника уличных акций.
Поэтому, находясь в Москве и видя где-то сотрудников полиции, я обхожу их десятой дорогой. Потому что перспектива провести ночь в обезьяннике, быть избитым, отдать сотрудникам полиции все деньги, а то и остальные ценные вещи, а потом быть уволенным (ибо о последнем задержании за нахождение в общественном месте с гитарой доложили на работу и влепили выговор — теперь в этом году ни премии, ни отпуска, а второй выговор — увольнение) не радует. И кто, по вашему, менты?
Добавлю, что когда меня однажды по дороге домой остановили пять молодчиков из числа «борцов за чистоту русского народа» и основательно избили, это всё происходило на глазах у сотрудников милиции, сидевших в машине метрах в пятидесяти. Они не пошевелились. Вернее, пошевелились — потом. Меня тут же задержали и обвинили в том, что я учинил драку. В реанимацию меня увозили из камеры.
Славный город Котлас, маршрутка-межгород. Еду в гости. За спиной судачат о жизни девушка и мальчик, оба лет шестнадцати. Разговор идёт о том, что мальчик этот, будучи в стельку пьяным, попался в руки полицейских. Дали штраф. Итог: менты — козлы. «Судье коробку конфет куплю, мне ничего не будет».
Девушка соглашается и рассказывает, что не так давно у неё умер дядя, и она с другом, пьяные после поминок, поехали кататься на машине и куда-то врезались. Ей дали штраф пять тысяч. И что вы думаете? Менты — козлы. По мнению этих маленьких дегенератов, они были правы, а полицейские к ним придирались. Неприятный осадок остался до сих пор.
Друг ругает полицейских за то, что посадили его на сутки, поймав его пьяного, лишённого водительских прав, заехавшего на детскую площадку. Мол, они ответят за свои действия. Мне стыдно теперь называть его другом.
Родственник будет усираться и орать, но не пристёгнется ремнем безопасности, будет спорить с постовыми до потери пульса, принципиально не оплачивать квитанции и прочее.
Люди! Если вы не соблюдаете законы и правила, не просите помощи у служб — вам не место в нашем обществе. Не пишите заявление, если вас ограбят или изобьют. Следите за собой.
Большинство из нас проводит время в метрополитене по дороге на работу или с неё. Небольшая часть людей работает в самом метрополитене: персонал, охрана, продавцы. Но есть и «постояльцы», которые каждый день спускаются под землю лишь для того, чтобы опустошить ваши карманы.
Красная ветка, метро «Вокзальная». Уже с семи утра неприметные граждане в кепочках и с сумочками наперевес у вас в карманах. Постоянный наплыв людей — раздолье для карманников. Люди прессуются и утрамбовываются в вагон. В группе работает от двух до семи человек, а то и больше. Есть и сборщик краденого — он стоит между платформами, по мере накопления выходит наверх и передаёт добро дальше по цепочке. Чаще всего ведут жертву до следующей станции «Университет» и выходят на обратный нелёгкий путь к «Вокзальной», но уже с добычей. «Работают» на платформах и в вагонах метро, в толпе и буквально в пустых вагонах.
Опустошители карманов зазевавшихся пассажиров иногда пропадают, но не волнуйтесь: это всего лишь для смены ветки метрополитена или основной станции.
И поверьте, им абсолютно всё равно, у кого они отобрали добро: у мужчины, который приехал на электричке, у студента, которому и так не хватает на обед, у молоденькой девушки, у бабушки, у ученика, да хоть у грудного ребёнка конфетку — абсолютно начхать они хотели, что и у кого.
«А где же стражи правосудия?» — спросите вы. А они никуда и не уходили. Стоять и считать лампочки в плафонах — это их излюбленное занятие, когда нас потрошат. Но что я вижу? Столкнувшийся лицом к лицу с карманником бог в погонах вместо того, чтобы надеть на жулика наручники и увести в участок, жмёт ему руку! Да-да, и не такое можно увидеть — понаблюдайте на станции. Отличный сюжет для телепередачи. Блеск.
Простым гражданам, которые летают в облаках, когда их тело едет в вагоне метро, будет информация для размышления. В тот самый момент, когда человек забывает, что у него есть что-то ценное, он предмета лишается. Вас не били по голове разбойники в кепках на улице, но осадок остался на душе. И эти глаза, полные отчаяния и надежды: «Может, он выпал где-то?» — в них невыносимо смотреть. Каждое утро, каждый день. Уже долгие годы.
Работаю секретарём следственного отдела. Делю неадекватов на жалобщиков, плутальщиков, клинических идиотов и особо одарённых коллег. Почему? Смотрите сами.
Жалобщиков всё и вся не устраивает, и они не то хотят меня запугать, не то искренне верят, что есть некая высшая несправедливость, обязанная покарать ментов, секретарей и лично меня.
Старушка лет 70–80 заходит в приёмную.
— На моего сына завели дело, будут судить. Что нужно сделать, чтоб мне дали это дело почитать?
Объясняю, что если её сын совершеннолетний (сильно сомневаюсь, что иначе), знакомиться с делом может только он сам лично или его адвокат. Захотят — покажут маме. Она, конечно, может написать ходатайство, но это ничего не изменит. Старушка негодует:
— Нуяжемать! Я имею право! Не дадите почитать — я на вас жаловаться буду!
Или:
— Дайте мне мобильный вашего начальника! Где он вообще? — Его нет на месте. Телефон я не имею права давать. — Вы его прячете! Я на вас жаловаться буду в прокуратуру!
Ради бога. Вы не первый и, к несчастью, не последний.
* * *
Следствие находится за квартал от здания отдела. Чтобы люди не путали, каждый следователь каждому потерпевшему, жулику и свидетелю отдельно объясняет адрес и способ доехать. Тем не менее, чуть не каждую неделю происходит одно и то же.
Звонок.
— Я приехал к вам в следствие, не могу найти. — Вам следователь объяснил, что подъезжать нужно не в отдел? — Да-да, у меня записано. Я так и приехал, на Писателя, 86.
Наш адрес — Учёного, 41; к слову, это другой конец района.
Или:
— Я приехал к вам, а меня не пускают к следователю. Скажите у себя на проходной, чтоб меня пропустили! — На какой проходной?
Судорожно пытаюсь сообразить, куда человек притащился, потому что у нас на входе только фанерные дверки.
— Ну, там, где мент в окошке за решёткой сидит…
Дежурная часть. Человек пришёл в отдел, куда ему говорили не приходить.
Или:
— Я пришёл сначала не к вам, а в сам отдел полиции, мне сказали идти по Учёного прямо. Только вы трубку не кладите, я пока вас не увижу, буду думать, что заблудился!
* * *
Клинические идиоты — самые интересные люди. Звонок. Не очень трезвый мужской голос в трубке:
— Скажите, у какого следователя моё дело? — Вы потерпевший или… — Жулик я!
Очень самокритично. Спрашиваю номер дела — не помнит, естественно. Спрашиваю фамилию, смотрю журнал обвиняемых за 2012 год — нет такого. На всякий случай просматриваю и 2011-й с тем же результатом.
— Простите, а когда на вас дело завели? — Да в 2006-м, я уже освободился, у меня документы при деле, вернуть бы…
Всё уже давным-давно в архиве суда.
* * *
Наконец, самое печальное: коллеги.
Экономическое дело средней тяжести, неизвестно почему не переданное в город. 76 томов — на одной машине в прокуратуру не увезёшь. Звоню бывшей секретарше отдела, ушедшей в городское управление, спросить, как в таких случаях поступала она. Объясняю ситуацию. На заднем плане чей-то голос:
— У них чё, мужиков нет? Сами бы и принесли.
Так и вижу, как единственный мужик, начальник, в несколько приемов тащит 76 томов дела по 250 листов каждый в прокуратуру за пару кварталов. Спасибо, блин…
Звонок в воскресенье.
— У нас трубу прорвало, срочно приезжай на работу!
Так и не поняла, сантехник я или уборщица. Точно не просто секретарша.
Задержалась на полчаса после рабочего дня, междугородний звонок. Кто же это может быть? Конечно, москвичи: у нас на три часа больше.
— Мы вам две недели назад отправляли поручение, ответа до сих пор нет.
Проверяю журнал входящих — нет никакого поручения. Переспрашиваю — нет, номер отдела совпадает, отправляли в следствие. Я пытаюсь объяснить, что мимо меня поручение бы точно не прошло; мне не верят. Разговор переходит на повышенные тона.
— Погодите, а вы в Новодебильске? — А вы куда звоните? — Ну, мы в Новоидиотск посылали, извините, номера рядом записаны.
Смотрю на часы. Рабочий день полтора часа как закончился. Поговорили…
Потеряла паспорт. Как водится, написала заявление в ментовку, получила новый — и через год начала носиться по инстанциям, доказывая, что я не коза. За это время в МТС подключили 37 симок, в «Мегафоне» — 15, в «Билайне» — 69. Все с задолженностью.
Прихожу в полицию. Молодой ментик:
— Ага, а вы шо, деньги не заплатили?
Пытаюсь объяснить, что я паспорт потеряла, заявление у них есть. И вообще, я примерно знаю, кто к третьей части этого точно причастен.
— А, этот? — смеётся полицай. — Знаем таких, знаем. — А почему не берёте? — возмущаюсь я. — Девушка, да кому он нужен? Заплатите — и нет проблем.
К слову, накапало около 39 тысяч российских.
Написала заявление на мошенничество, использование чужих паспортных данных и т. п. Через десять дней ответ: «Отказано за отсутствием состава преступления».
Люди, блин, я работаю в месте, где сотни людей оставляют мне паспорта! Пойду брать кредиты и шопинговать, что ли. Мошенничество и использование чужих паспортных данных не считается противозаконным!
Случалось ли вам, проходя мимо мен… э-э-э, нижайше прошу прощения, сотрудника полиции, нервно одёргиваться и как бы осматривать себя со стороны: с собой ли паспорт? не слишком ли я подозрительно выгляжу? не станет ли двухдневная небритость причиной в подозрении совершения особо тяжкого преступления?
О чём это я? Если этот вопрос у вас возник, искренне радуюсь: значит, что-то меняется в общественном сознании.
Я закоренелый уголовник. Именно это можно понять из моего личного дела. Да-да. Вор. Я бы даже сказал, ворюга. Ага, вам уже не хочется видеть меня в качестве соседа по даче или, скажем, коллеги по работе? Ну так вот, не судите однобоко. Наша Фемида может запросто сломать жизнь любого в угоду очередным «хорошим» отчётам и звездочкам на погонах.
Моя история глупа, смешна и трагична одновременно. Когда я рассказываю, за что отбывал наказание, многие думают, что это хохма, и так не бывает. Ан нет, ещё как бывает. Мало того, из-за судимости я не могу устроиться на нормальную работу и содержать семью. Работаю грузчиком, в свободное время бомблю.
В далёкие нулевые, приехав с вахтовой работы, я прикупил по случаю дорогую кожаную куртку. Тем же вечером мы с друзьями решили немного расслабиться и отправились в бар, будь он неладен. К алкоголю, надо сказать, я непривычен, и меня разморило после третьей рюмки беленькой (это, кстати, был последний раз, когда я выпивал). Я поспешно засобирался домой. В тёмном гардеробе нащупал куртку и отправился восвояси. Лишь утром сообразил, что схватил вместо своего камзола какой-то обносок из кожи молодого дермантина. Пошарив по карманам, обнаружил удостоверение сотрудника милиции. Вот удача — ведь моя куртка наверняка у него!
Придя в отдел с широкой улыбкой и протягивая найденные корочки, я понял, какую глупость совершил. На меня завели уголовное дело. Я стащил куртку сотрудника МВД, имея тайный умысел использовать удостоверение в корыстных целях. По крайней мере, так декламировал обвинитель в суде.
Честно говоря, я сам до последнего не верил в то, что со мной происходит. Всё выглядело, как какой-то фарс. Поверил через три с половиной года, выйдя из мест не столь отдалённых. Поверил, потеряв там восемнадцать килограмм и восемь зубов. Поверил, оставив там надежду на справедливость.
Господа полицейские, будьте прежде всего товарищами простого народа, и тогда вы будете носить гордое звание «товарищ милиционер».
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li