Бабуле моей в этом году стукнет 83. Чудит. Шторы в комнате всегда задёрнуты: они защищают от лучей, которые пускает в неё недоброжелательная соседка из дома напротив. Ну, а если шторы не помогают, бабуля ставит на балкон лучеотражающий тазик. Её странности не мешают мне любить её и уважать, а ей не мешают оставаться самым добрым человеком из всех, кого я знаю. Но, как известно, где доброта, там и излишняя доверчивость и наивность.
Прихожу как-то раз к бабушке в гости, на столе вижу газетёнку с рекламой обработанной током чудодейственной воды и якобы отзывами пенсионеров, которые с помощью этой воды излечились от язвы, рака, артрита и трёхжопого коклюша. Бабушка воодушевлена отзывами и готова покупать эту воду по 30 рублей за литр. Да, я слышал про эффект самовнушения, но тем не менее считаю, что за такой бизнес этим людям следует давать лютых п#$&юлей, а в качестве лекарства выписывать то, что они пытаются впарить. Взял с бабушки обещание, что покупать она это не будет.
Отец рассказывал, что увидел у неё однажды на кухне коробки с какими-то загадочными чаями. Открыл, а там мусор. Сушёные листья и солома. На коробках нарисованы иероглифы и несколько строк о том, как этот мусор обеспечил всему Востоку здоровье и долголетие. По существу — ничего. Ни состава, ни изготовителя, даже срока годности не было. Был телефон конторы, которая это продаёт. Отец позвонил туда, сказал, что они должны срочно забрать свои коробки и вернуть его матери деньги, либо он выбьет в их офисе окна. Возражали, уверяли, крутились, извивались, но деньги в итоге вернули.
По сути все эти ООО «Здоровье» и их деятельность — ерунда по сравнению с тем, что творят гораздо более сильные структуры. Люди, отнеситесь повнимательнее к тому, что кидают в почтовые ящики или суют в двери вашим родным. Моей бабушке, которой, напомню, уже за 80 перевалило, за последний год раз десять пытались впарить кредит. Предложение интереснейшее: бери, старушка, миллион, поручителей не надо, никого в известность ставить не надо, отдавать можно долго и помаленьку. Казалось бы, что за бред? Зачем банк предлагает миллион нетрудоспособной пенсионерке? А фокус в том, что эта пенсионерка — собственник квартиры, которая на все три лимона потянет. Круто люди работают. Интересно, сколько людей в нашей стране вместе с вестью о кончине своих стариков узнали, что они остались должны, что теперь предстоит суд за наследство, в котором у банка наверняка всё схвачено?
В общем, будьте внимательны и не стесняйтесь говорить этим деятелям всё, что о них думаете. Может, кто-нибудь призадумается о том, что делает.
— Чек нужен? — Да. (Мало ли…) — Сколько тебе товаров вписать? — Как сколько? Все… (Не совсем понимаю, о чём он говорит.) — Тебе краску по 65–70 записать? — Да нет (начинаю понимать, о чём), по 50, как она и есть. За всё 165? — Да. (Протягивает чек.)
Даю деньги, беру чек и краску, иду домой. Задумываюсь. Девять литров краски гораздо легче нести, чем осознание того, что предложение продавца подкреплено многолетним опытом…
Не люблю фамильярность. Не знаю, может быть, это пережиток прошлого, но всё же.
Стук в дверь:
— Ой… Девочка, ты не подскажешь…
Нет, не подскажу — и не потому, что вы мне «тыкнули» и назвали «девочкой» (в свои 26 я без макияжа выгляжу на 18), а потому, что зашли в офис крупной компании, в HR-отдел, в кабинет начальника филиала. С табличкой. И если я сижу за столом, то нужно понимать, что это не просто так.
Дамы старшего возраста после пятиминутного общения со мной поголовно норовят назвать меня «солнышком», «зайчиком», «лапулей», «доченькой». Уважаемые, я же не называю вас «бабушкой». Так вот, уясните: только для самых близких я могу быть «солнышком», «зайчиком» или «лапулей» и только для мамы — доченькой. Мне неприятны «зайчики» и «солнышки» от незнакомых, я не люблю посторонних сю-сю.
Утро. Стандартная московская пробка до метро. Заскакиваю на ходу… на ползу… на стою… короче, в стоящую мёртво посреди дороги маршрутку в надежде уютненько там разместиться и в тишине и покое почитать книжечку, пока это корыто черепашьим шагом продвигается к пункту назначения.
Ага, не тут-то было! В маршрутке меня встречает мерное бормотание бабушки, держащей на коленях мажорно-розовую внучку и объясняющей этой самой внучке основы мироустройства.
— О, Ксюшенька, посмотри, тётя вошла… Что надо сказать тёте? Тёте надо сказать: «Здравствуй, тётя». Ксюша, поздоровается с тётей, Ксюша хорошая девочка. Ксюша всегда здоровается с девочками, с мальчиками, и если тётя зашла, то и с ней надо тоже поздороваться…
Расплатившись с водителем и состроив безучастной к происходящему Ксюше дежурную улыбку «ах-как-я-вас-всех-люблю-с-утра-в-понедельник», протискиваюсь на свободное место. По дороге не забываю записать бабуленции отдельного «добрячка» за «тётю». Чтоб вы знали, 20-, 30- и даже 45-летним барышням гораздо приятнее слышать о своей персоне «девушка» (даже когда это определение катастрофически грешит против истины) или, на худой конец, «женщина», но уж точно не «тётя». Потому что тётя — это либо сестра твоей матери/отца, либо некое аморфное существо с тяжёлым характером, орущее на тебя из-за прилавка советского гастронома. Третьего не дано. Ну да чёрт с ним. Понедельник же. Чего ещё от понедельника ожидать?
Тем временем бубнящая бабушка не умолкает:
— Смотри, Ксюшенька, тётя идёт садиться, надо тётю пропустить, потому что Ксюшенька сидит — и тёте надо сесть. И тётя поедет, как Ксюшенька, сидя в машинке. Как Ксюшенька едет? Хорошо Ксюшенька едет. Сидит у бабушки на коленках и едет в маршрутке. Вот такая Ксюша…
Раскрываю книжку и пытаюсь погрузиться в чтение. Хрен.
— Ой, Ксюшенька, бибика! (Вот уж действительно невидаль: бибика в московской пробке.) Ксюшеньку напугала бибика? Напугала бибика Ксюшеньку? Какая нехорошая бибика. Ну, ничего, ведь бибика не сильно напугала Ксюшеньку? Не сильно бибика напугала Ксюшеньку. А и правда — что её бояться, бибику-то…
Пардон, мадам, вы не родственница тому самому кэпу?
— А Ксюша у нас что делает? — продолжает вопрошать бабуленция. — Ксюша у нас смотрит в окошко. И тёти смотрят в окошко, и дяди. Все смотрят в окошко, так же, как Ксюша. Смотри, Ксюшенька: и дяди, и тёти — все смотрят в окошко…
Начинаю нервничать, так как читать под этот монолог нет никакой возможности, но уговариваю себя, что бабка, в сущности, молодец: разговаривает с дитём, помогает ему познавать окружающий мир, чего большинство нынешних родителей не делают.
Меж тем девочка решает подать голос. Глядя на пешеходный светофор, изрекает: «Мякока!», на что тут же получает донельзя исчерпывающий ответ:
— Где морковка, Ксюшенька? Нет, это не морковка. Это человечек красненький. Что значит красненький человечек, Ксюшенька? Что надо стоять, а переходить нельзя. А вот человечек зелёненький. Что значит зелёненький человечек?.. Ой, а вот он уже опять красненький. А красненький человечек, Ксюшенька, что значит?..
Чую, что бабка входит в цикл, из которого не будет выхода, но тут ситуацию спасает девушка с соседнего сиденья, доставшая из сумки телефон.
— Ой, Ксюшенька! — радуется бабулька. — Смотри, что это у тётеньки? Это у тётеньки телефон. Тётенька достала телефон, тётенька будет звонить. Тётенька позвонит по телефону, и ей там ответят, и тётенька будет разговаривать по телефону…
На лице девушки с телефоном отражается сомнение: не огреть ли старушку «нокией», как завещал ещё незабвенный Родион Раскольников? Но девушка сдерживается, видимо, подумав о том же, о чём и я: в сущности, старушка занята благоугодным делом — воспитанием подрастающего поколения, и если её сейчас пристукнуть, то кто же выведет это самое поколение из мрака невежества?
Не догадавшись, какая опасность только что миновала её, бабка продолжает монотонно бухтеть:
— Ксюшенька, а где сейчас мама? Мама сейчас дома, мама смотрит в окошко, так же, как Ксюшенька. Только у Ксюшеньки окошко низко, а у мамы высоко. Мама на высоком этаже сидит, а Ксюшенька сидит в автобусе, Ксюшенька едет в автобусе, а мама осталась дома…
Натужные покерфейсы пассажиров оплывают прямо на глазах, словно восковые свечи. Оно и понятно: я вошла сюда пять минут назад и уже получила бонус в виде начинающейся мигрени, а они, бедолаги, уже минут десять-пятнадцать слушают бабкины излияния и молчат, потому что проорать «Заткнись, сука!» будет как минимум невежливо, а как максимум — травмирует нежную психику розовощёкой Ксюши.
Китайская пытка, однако, не прекращается ни на миг. В дело идут заоконные пейзажи, каждый элемент которых обрисовывается с такой тщательностью, что Айвазовский бы обзавидовался.
— А вот смотри, Ксюшенька: речка. Пока мы не подъехали к речке, но скоро мы подъедем к речке, и Ксюша увидит речку. Речка, наверно, замёрзла, потому что сейчас зима. Знаешь, что такое зима, Ксюшенька? Зима — это когда холодно, снежок и замерзает речка…
Чтоб вы понимали, с какой интенсивностью происходит процесс мозголожства, сообщу, что с момента моей посадки в маршрутку до момента пересечения речки мы проехали около 320 метров (только что измерила по Яндекс-карте). Триста двадцать грёбаных метров! А мозги тринадцати ни в чем не повинных пассажиров пробиты навылет в трёхстах тринадцати местах. А ведь все они, и я вместе с ними, могли спокойно дождаться автобуса, ползущего в каких-нибудь ста шагах позади маршрутки… Но кто же знал?
Мужественно пытаюсь абстрагироваться от бабкиного голоса и всё-таки почитать свою постапокалиптическую книжку, где как раз началась глава о каннибалах. Ага, щаз! Разбежалась.
— А вот смотри, Ксюшенька…
Заоконные пейзажи отличаются разнообразием. Речку проехали с горем пополам, зато теперь перед нами забор! Грех не обсудить с ребёнком такую достопримечательность. А после забора — выезд с автостоянки, вообще отрыв башки и тема для шестнадцати диссертаций.
Пассажиры угрюмо молчат. Покерфейсы, не выдержав нагрузки, трансформировались в гримасы страдания и ненависти. Впереди ещё один светофор. На светофоре — ещё один красный, как морковка, человечек. И второй, сука, зелёный. Как огурец. Оба ехидно посмеиваются над нами: они-то снаружи, им-то бабушку не слышно.
Бросив чтение, размышляю о том, что, наверное, с точки зрения норм общественного поведения не очень прилично выступать в замкнутом пространстве перед публикой, которая выступления не заказывала и, к тому же, лишена возможности сбежать из концертного зала. Но бабушку подобные сомненья не посещают, и сеанс вещания «радионяни» продолжается. Ребёнок, что характерно, молчит. Видимо, бабушкины сказки задолбали Ксюшеньку задолго до посадки в микроавтобус.
Голова, судя по всему, болит не только у меня. Женщина, сидящая напротив, явственно грезит о таблетке анальгина и полном рожке патронов, который она в порыве пацифизма не использует по назначению, а с удовольствием затолкает кое-кому кое-куда (и глотка при этом — не единственно возможный вариант).
И вдруг в гнетущей маршруточной тишине раздаётся ангельское пение. Бабка, на миг сменив пластинку, произносит сакраментальное:
— Остановите на следующей!
И народ замирает, не веря счастью: до «следующей» всего пара десятков метров, а значит, избавление близко! Разверзается дверь, и за целых две остановки до метро выметается бабка, подхватив розовощёкую Ксюшу. В едином порыве облегчённо выдыхают пассажиры. Боясь поверить своему счастью, они переглядываются с затаённой гордостью: «Ну что? Мы же ведь молодцы, да? Ведь вытерпели, не убили! Даже сукой не обозвали, хотя очень хотелось. Плюс 20 пунктов хорошей кармы каждому, согласны? Согла-а-асны!»
Любители поговорить, пожалуйста, думайте не только о себе, но и об окружающих.
Тут уже жаловались на дарёных коней. Меня они тоже задолбали.
Дочке на днях исполнился год. Всей родне и знакомым на вопросы, что дарить, была высказана единственная просьба: не дарить ничего.
Что имеем? Железную юлу, которая не крутится, стоимостью 500 рублей. Пелерину из искусственного меха ядрёного розового цвета с приклеенными местами ракушками, ленточками и бусинками. 700 рублей. Синий медведь с жёлтыми ногами из клеёнки и распоротой по шву спиной. Бесценный. Есть ещё ворох некрасивой дешёвой одежды, поношенные сапоги и много другого добра. Это подарки от стариков.
Не знаю, что думают они сами, но мне очень жалко их пенсию и непонятно, что делать с этим барахлом, которое и дома держать неприятно, и выбрасывать стыдно.
Всем нам иногда надо сделать что-нибудь шумное. Неважно, повесить ли полку или пригласить друзей на вечеринку. На одном из собраний жильцов нашего дома была предложена разумная с виду мысль: вешать в подъезде объявления с предупреждением о шумных мероприятиях. Аргументация была проста: ближайшие соседи, если они дома в это время, смогут запланировать выездное мероприятие или тоже пошуметь, чтоб уж все вместе, а в совсем уж нештатных ситуациях можно будет договориться о переносе работ. Большинство согласилось. Под давлением молодых мам большинство согласилось даже не планировать такие вещи на обеденное время, когда дети спят. Но всё, как всегда, пошло не так хорошо, как ожидалось.
Фиг бы с теми, кто объявлений не вешает. В конце концов, нет такого закона. Тем, кто вешает, а потом внезапно меняет планы, хочется послать лучи поноса, но это тоже не очень большая беда. Хуже всего те, кто их читает.
На первом же повешенном объявлении через два часа появилась подпись от старушки-пенсионерки: «Я не разрешаю». На нескольких следующих — такая же. После третьего устроенного бабулей скандала пришлось долго объяснять ей, что её никто не спрашивает, а просто предупреждает. Сама мысль, что её можно о чём-то не спросить, явно не вписывалась в её картину мира.
Другая старушка просто приходит к шумящим, долбит в двери и требует немедленно заткнуться. Всех предупреждали? Время рабочих и материалы оплачены? Просто какой-то срочный ремонт, без которого жить невозможно? Неважно. Ей мешает, значит, все должны заткнуться.
Молодые мамы, несмотря ни на какие предупреждения, не могут вовремя увести детей гулять, например. И ещё обижаются, что работать начали ровно по графику, а не с опозданием минут на сорок. Она же не успела уйти, все должны были об этом догадаться, а теперь ребёнок перевозбудится и не уснёт.
С нормальной претензией ко мне пришли ровно один раз, когда я собирался менять окна. Сосед сверху сказал, что он в тот день придёт с суток, и спросил, не могу ли я это дело перенести. Не потребовал, а именно спросил. Разумеется, я при нём же позвонил установщикам и всё разрулил, и мы разошлись, довольные друг другом. Остальные — задолбали!
Многих, и меня в том числе, задалбывают бдительные пенсионеры, вопрошающие: «А куда это вы идёте? Что-то вас давно не видно было». Да, это не их дело. Да, это дело исключительно моё.
Когда беременная сестра на даче потеряла сознание, именно бдительная, сующая во всё свой нос, страдающая бессонницей старушка соседка заметила, что у той горит в окнах свет в три часа ночи, хотя раньше никогда в это время не горел. Ах, она следила за соседями, кто когда спать ложится! Прибрела, а когда не достучалась, разбудила такого же неугомонного старика мужа, и он топором поддел замок. Вызвали скорую. Три дня кормили брошенного кота и открывали парники. К счастью, и сестра, и её теперь уже годовалый ребёнок в полном порядке.
Именно бабушки на лавочке заметили постороннюю тётку, пришедшую в наш двор покормить кошечек. Тётку прогнали, остатки еды выбросили. Кошки, успевшие съесть объедки, умерли в судорогах в тот же день. Сколько владельцев собак должно сказать спасибо бдительным старушкам?
Бабушка — божий одуванчик не прошла мимо твоего сына, окружённого сверстниками, потому что они не из нашего двора. Подошла и спросила, всё ли в порядке и не пора ли ему домой. Пацан с радостью пошёл с ней, потому что ровеснички вымогали у него мобильник.
Увидев твою дочку с незнакомым мужиком, который ей в отцы годится, позвавшим «котят у него дома посмотреть», они тоже подойдут. И тебе донесут во всех подробностях. Хорошо, если вовремя успеют.
У любого лекарства есть побочный эффект. Важно лишь определить его соотношение с приносимой пользой.
Меня задолбали адепты секты «передай привет». Большинство нормальных людей, кажется, этой ерундой не страдают. Есть другой тип — тоже адекватные товарищи, для которых «передавай привет N.» — это такая фигура речи. Но вы…
Чаще всего этим болеют люди, с которыми я вынуждена — не по своей воле, не по долгу службы или чего-то подобного, но вынуждена — сталкиваться: люди пожилого возраста. «Передавай привет N.» — невинная фраза, вот только на следующий день, встретив и N., и меня, нужно уточнить, передала ли я привет. Узнав, что не передала — да кому тепло или холодно от этого вашего привета? — нужно обязательно начать разливаться о невнимании и неуважении. И самой N., и едва ли не любому другому человеку просто плевать на этот привет, но, конечно, им всем нанесено тягчайшее оскорбление.
Иногда мне кажется, что при выходе на пенсию некоторым избранным женщинам в обязательном порядке дают квест: накормить как можно больше бездомных кошек. Бездомных. Не обязательно рядом со своим домом. Квест даётся не менее чем на пять лет, но желательно до самой смерти; выполняется ежедневно и считается проваленным, если хоть одна зажравшаяся тварь отойдёт от миски голодной.
Утро. Идём гулять на пустырь за домом с собакой. Собака на поводке, идёт рядом. Прямо на тропинке за домом расположилось аж трое «квестовиков». Внушительная кастрюля с варевом, литровый черпак и десять мисок в ряд. Вокруг бегают и орут штук двадцать откормленных бездомных кошек. Одна, с двумя взрослыми котятами, вдруг решает, что моя собака, идущая в десяти метрах от неё, собирается сожрать её котят. Бросается на собаку с намереньем вцепится ей в морду. Получает хороший пинок, отлетает в сторону и атакует снова. Ещё один пинок. С шипением отползает.
Кто виноват, по мнению трёх милых женщин с черпаками? Я! «А нечего тут с собаками ходить, они везде гадят». На резонное возражение, что нечего кормить кошек посреди дороги, следует ответ: «А им так удобнее».
Через неделю похолодало, и кошки переместились поближе к подвалам. Их поклонницы и кормительницы расставляют миски прямо под окнами. Кормят их в районе шести утра и восьми вечера. Дикий ор, мяв, драки за самую вкусную тухлую рыбину. Доброе утро, жители первого этажа!
Кошки живут и размножаются под окнами. Круглогодично они орут и дерутся за территорию и самок. Когда их кто-то травит, по округу стоит вой. Бабки носятся с трупиками, причитая: у кого ж рука-то поднялась беззащитную животину потравить!
Обитанию кошкам под окнами придумываются самые невероятные оправдания:
— Они никому не мешают.
Все кошатницы живут на этажах выше третьего, им-то ни запахи, ни вопли точно не мешают.
— Они ловят крыс.
Лично видела здоровенного пасюка, дожирающего кашу из миски, оставленную «охотницам».
— Они имеют право на нормальную жизнь!
Я, живущая на первом этаже, видимо, такого права не имею.
— Все эти кошки кем-то выброшены, и мы должны помогать существам, пострадавшим от людей.
Бабки кормят этих тварей уже не первый год, и всех котят, трансформировавшихся во взрослых кошаков, знают лично.
Знаете, тётеньки, выполняющие квест, вы задолбали.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li