Здравствуйте! Нас зовут Валентина, Галина, Людмила и так далее. Нам 40–90 лет.
Это мы толкаем вас на тротуарах, потому что тут нам пройти намного удобней, и всё равно, что основной поток людей идёт рядом.
Это мы властным голосом указываем нашим мужьям, где им сесть в транспорте. Мы уверены, что всему автобусу интересно, где же сядем мы лично, какая сегодня погода и как мы устали. И мы сядем! Попутно оттаптывая вам ноги (понаставили, пройти негде!), ударим своей котомкой сидящую девочку (проститутку, между прочим: юбка выше колен), умостимся на полтора сиденья, тыкая соседа своей сумкой. Поставить на колени? Нам будет неудобно! А что вам неудобно — ваши проблемы.
Это мы сидим на остановке до последнего и уже под закрывающиеся двери троллейбуса стартуем со скоростью шара для боулинга, разбивая прохожих, как кегли. Почему заранее не подойти к дороге и спокойно не зайти в транспорт? Нам тяжело стоять долго, мы же пожилые!
Это мы выскакиваем на дорогу под последние зелёные сигналы светофора. Мы же не думали изначально, что нашей прыти не хватит дойти и до середины дороги. А вы стойте, поганые! Понапокупали машин, воры проклятые, не опоздаете!
Это именно мы выскакиваем под колёса ваших машин там, где нам захочется. Да, мы видим, что в пятидесяти метрах есть регулируемый пешеходный переход, но до него ведь идти целых полсотни метров! «Я женщина, значит, я права» — мы руководствуемся таким принципом и шагаем не глядя. Экстремальное торможение с прилётом в зад машины, водитель которой не так резв, — сами виноваты, гоняете, как угорелые! Ужас! Весь честной народ попередавите же!
Порой вы задаётесь вопросом: как же мы живём с таким характером и таким мировоззрением, есть ли вообще у нас семьи? Есть, и наши дети/внуки — самые лучшие! Как это так поставили нашему сынулечке тройку по английскому? Он ведь готовился все выходные, пока мы с его отцом уезжали на дачу. Не может связать и трёх слов? Это вы сами некомпетентны. А внучка у нас — вообще загляденье. 80 кило истинной красоты, нежности и элегантности. Умничка: не курит, не пьёт! Как видели её вчера обдолбанной на дискотеке? Сами вы проститутки!
Это мы ломимся в кабинет врача «за талончиком» и сидим там час. Это мы требуем от вас рассказать нам, в какой банк мы платим деньги. Да всех наших заслуг и не припомним даже — такие уж мы…
Стоят возле одного из фонтанов парень с гитарой и девушка со скрипкой. Играют свою музыку. Без пения — просто красивый инструментал. У ног девушки лежит футляр. Они ничего не просят, улыбаются тем, кто кидает мелочь, и играют в своё и окружающих людей удовольствие.
Им все улыбаются. И гопники с «Муркой» не пристают, и мамы с детьми останавливаются слушать, а одна пожилая пара простояла несколько часов и потом очень благодарила за интересную и красивую инструментальную музыку.
Задолбали бабульки. Одинокие, озлобленные на всех и вся, а больше всего на молодёжь.
— Работать идите! — шипит нам божий одуванчик, пиная край скрипичного футляра. Милая бабушка, мы не перегораживали вам проход, вокруг нас примерно пятьдесять метров свободного пространства, по которому можно пройти, выложенного точно такой же плиткой, на которой стоим мы. И да, для нас это выходной. И я, и мой напарник — работающие люди.
— Попрошайки! — шипит другая, окидывая нас презрительным взглядом. У нас даже столь распространённого «шапочника», который бегает с дежурным «подайте музыкантам», нет. Зачем? Мы там не ради денег. Всё, что зарабатываем за «стрит», тратим там же на чай, кофе, пирожки и обратный проезд.
Больше всего «порадовала» одна носительница вековой мудрости. Она схватила скрипачку за руку со смычком, а потом и за смычок, и долго, обстоятельно говорила, какие эти ребята бесполезные, как у них матери-отцы страдают и что путного из них ничего не выйдет.
Скажите про непутёвость и бесполезность очередной подпитой компании, что вечерами сидит возле этого же фонтана, а нас, музыкантов, оставьте в покое.
Ничуть не задолбавшаяся и купившая новый смычок я.
До конца весны осталось немногим больше недели. И который день около метро, на остановках автобусов, троллейбусов и маршруток я наблюдаю окостеневших согбенных седых бабушек, мнущих в своих сморщенных культяпках сирень, черёмуху и ландыши. Это помимо «розочки кудрявые, свежие, двадцать пять рублей штука» и «тюльпанчики, сто пятьдесят рублей букетик».
Скажите, у меня обман зрения или я действительно ни разу не видела, чтобы кто-то покупал у вас зачахнувшие на солнцепеке цветуёчки? Каждый божий день, что ранним-ранним утром (выезжаю по делам раньше среднестатистического горожанина), что тёплым вечером ваши охапки-веники различаются разве что свежестью. Зачем, скажите мне, продавать то, что можно получить, шагнув с асфальтовой дорожки в сторону?
У меня нет аллергии на пыльцу, поэтому мне вы причиняете меньше дискомфорта. Цветы я очень люблю. А вас, гадкие старые существа, — нет, потому что в своей прагматичности вы пытаетесь выжать копейку из воздуха.
Больше всего поразила меня моя собственная бабушка. Вместо того чтобы волочь груду цветов в людные места продавать, она приносит несколько аккуратных веточек сирени или черёмухи. В доме стоит приятный душистый запах, у всех приподнятое настроение, глаз радуется, глядя на этакую красоту. Но сегодня…
— Ландыши видела?
Я в ужасе поднимаю взгляд и действительно замечаю белые шарики на зелёных стебельках.
— Бабушка, зачем ты их сорвала, их же и так мало? — Их много, — отмахивается бабуля и заботливо поправляет чуть увядшие листики. — Их мало! Они в Красную книгу занесены уже лет семь как, если не больше! — Пусть! — спокойно отвечает мудрая женщина.
У меня от такой непоколебимой невозмутимости холодеют скулы.
— Их очень мало, скоро нечего рвать будет! — Их много, — однообразно, в духе обычной уверенности в своей правоте отвечает бабушка.
«Звездец…» — думаю я и ругаюсь сквозь зубы. И эта женщина учит меня уму-разуму по любому поводу, подумать только! Почему она думает о сохранности и красоте природы куда меньше, чем по логике вещей должна? Такой диссонанс… Настолько больно и обидно, ведь пожилой человек должен быть мудрым и сознательным. И ведь с таким отношением действительно леса и парки обеднеют, не приведи боги.
Утренний приём в поликлинике. Молодая, в меру симпатичная девушка:
— Доктор, можно мне удалить вот эту штуку на руке? Правда, я очень боюсь, поэтому можно мне общий наркоз? Она у меня уже пять лет, но мне её надо убрать срочно сегодня. Да, и у вас же это бесплатно? И самое главное: мне нужен косметический шов. А перевязки можно делать самой, мне завтра в поход.
* * *
Бабушка:
— У меня вот тут на пальцах стопы красное что-то уже где-то семь дней уже, я вот уже все эти дни мочу прикладываю, а она не помогает. Пришла к вам.
У меня остался невысказанный вопрос: «Что, моча кончилась?»
Бабушка и дедушка — ветераны войны, вдобавок они всю свою жизнь проработали на заводе авиационных двигателей и теперь инвалиды по слуху.
Повезла я их в далёкую поликлинику на приём по записи. Они оба — ребята скромные, никогда никого не пихают в общественных местах, место уступить не просят, не тыкают удостоверениями, сели на лавочку и ждут очереди. Не выдержала моя душа, постучалась я в кабинет к чудо-доктору, говорю: старичков, мол, своих по записи на приём привезла. Получила удивительный ответ:
— Это они у вас ветераны войны по месту жительства, а тут пусть со всеми сидят в очереди, тут все по записи!
Дежурство в отделении экстренной хирургии. Сидим в ординаторской, работаем (четыре врача, ординатор и примкнувшие три студента). Девять вечера. Стук в дверь. Входит бабушка — божий одуванчик:
— Вы тут, говорят, чай пьёте?
Переглядываемся.
— Ну да, бабуль, бывает такое, мы же тоже люди.
Бабушка извлекает из-под полы цветастого халатика 300-граммовый пакетик имбирных пряников и суёт в руки нашему ординатору. Оно нам, конечно, не надо, но обижать бабулю не хочется. Благодарим. Бабушка разворачивается на выход и бросает ещё одну гениальную фразу:
— Это вам, чтобы не спали!
Так хором и представили себе, как всю ночь мы ввосьмером уплетаем 300 граммов пряников, только чтобы не уснуть…
Не знаю, у кого там какие клиенты, но я уже второй год работаю в пункте приёма мобильных платежей. Каждый день что-то новенькое. Вчера бабулечка одна в знак благодарности, что я ей её номер телефона на бумажечке написала, угостила меня двумя лимонами. Наверное, лицо у меня было довольное до безобразия.
Шла однажды по улице. Вижу: лежит дама пожилого возраста ногами кверху и машет рукой: мол, помоги, я упала. Я, хрупкая девушка небольших размеров, подхожу и пытаюсь её поднять. Рядом проходят два молодых человека и видят, как я корячусь. Думала, пройдут мимо, но один из них подошёл и поднял бабулю.
Я хочу вдогонку женщине за сорок сказать, что мне вообще не нравится, как люди позволяют себе отзываться о тех, кто попадает в другую возрастную категорию.
Если ты существенно моложе автора истории — ты сопляк, школота, мóлодежь. Автор никогда не был подростком. А если был, то это было давно и неправда. Хотя нет, правда был, но он был ого-го, а вот современная молодёжь — вся неправильная. А даже если был и не ого-го, а так себе, то это были умильные ошибки юности, не то что непростительные проступки современных тинейджеров.
С людьми старше — вообще страшно читать. Такое ощущение, что рабочий принцип — «чем хуже, тем лучше». Люди, у вас что, не было родителей? У вас не было бабушек и дедушек, отвоевавших войну, стареньких, больных, возможно, пахнущих не розами, а корвалолом, с печёночными пятнами на пергаментной коже, вечно дающих советы, как жить, смотрящих по телевизору исключительно новости и «Санта-Барбару», тайно хранящих под подушкой портреты Сталина и Зюганова, брюзжащих, сплетничающих, лезущих вечно в ваши дела, но от этого не менее вам дорогих?
Может быть, вы рассчитываете умереть молодыми и здоровыми? Потому что иначе вы все там тоже будете. Да, не всем вам удастся сохранить все мозги к семидесяти годам. Многие из вас сами превратятся в «склочных бабок» и «пихучих дедов», уж извините. До вас это случится с вашими родителями, как и до них это случилось с дедами.
У меня шестидесятилетний отец в провинциальном городе полез к молодёжи что-то там объяснить про жизнь и был тинейджерами избит. Может быть, был неправ, а может быть, у этих тинейджеров дома родители привыкли отзываться о стариках, как о мусоре. А это — чей-то муж и отец. Он меня в детстве учил читать и считать и качал на коленях. Если он тогда пах машинным маслом, а сейчас пахнет лекарствами, мне всё равно: он пахнет отцом.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li