Тут несколько раз писали о злобных аптекаршах, которые в каждом подростке подозревают наркомана и ничего не продают. А мне вот, бледной и тощей герле с дредами до пояса, продают. Потому что я не наркоман, а дурочка с бумажкой.
Нужны шприцы? Достаёте бумажку и, глядя в неё, ме-едленно умножаете и складываете, получая нужное количество. Нужно эффективное лекарство на грани рецепта? Читаете название по слогам и с ошибкой в ударении. Бумажка с расписанием электричек и списком покупок вполне подойдёт для этих целей. А если уж есть желаемое, написанное врачебным почерком на любом огрызке, то даже озвучивать не надо — просто тыкайте в нужную строчку. Покажите им, что совсем не в теме, и будет вам счастье, здоровье и много-много страшных шприцев.
Как же меня задолбало работать на систему, которая вместо заявленных функций лишь создаёт иллюзию деятельности! Занималась бы эта система какой-нибудь ерундой, было бы пофигу, но я работаю на здравоохранение. И это звездец. Полный. Эпический. Со всех сторон.
Взять хотя бы дополнительное льготное обеспечение. При некоторых заболеваниях инвалидам положены бесплатные лекарства. Есть список этих лекарств. Но чтобы их бесплатно получить, надо быть не инвалидом, а чемпионом по бегу с препятствиями.
Лекарства есть в наличии через раз. Не то чтобы раз в месяц их завезли, нет: второго числа появятся пять пачек одного препарата, пятого — семь другого. Если больному надо пять препаратов, то он должен постоянно звонить в аптеку и мониторить. А в аптеке они никому на хрен не нужны со своими звонками, и там не берут трубку. Тогда больной начинает бегать к врачу и спрашивать: «А не завезли ли? Нет? А почему? А когда? А чего у вас их вечно нет?» И ты сидишь, как дурак, и объясняешь, что это не ты формируешь заявки, закупаешь лекарства, распределяешь по аптекам, обновляешь аптечную базу.
В департаменте Минздрава сидят те, кто ни хрена не сделал, чтобы люди получили свои лекарства в нужных количествах и вовремя. Но не получившие этих лекарств люди приходят к докторам и трясут их — а кого ещё?
Если кто-то доходит с жалобой до Минздрава, то жалобу спускают на места с резолюцией разобраться. И что происходит? Ничего не происходит! Местный департамент пишет дежурную отписку: дескать, всё уже исправили, всё пучком, спите спокойно, дорогие товарищи. Больной в лучшем случае однократно получает препарат, который вздрогнувший местный комитет ему, так и быть, найдёт. Была пара случаев, когда комитетские «дорогостой» за свои деньги покупали, когда им на хвост налили кипятку сверху. Но это единичные случаи, а в целом вся система по-прежнему пашет идиотически.
Вылечить человека? На хрена? Главное — сдать отчётность, что у нас всё красиво.
Под дверью опять слоняется пациент, который не может третий месяц получить свой препарат и покупает его со своей инвалидской пенсии, а холёная дрянь из администрации на городском канале бесстыдно врёт, что у нас все проблемы решены, всё шоколадно. Шоколадно у нас было три недели до выборов президента и одну после.
Хочу, чтобы президента выбирали раз в год. Или хотя бы в два. Чтобы хоть не забывать, что всё действительно бывает в наличии.
Добро пожаловать в крупнейший вуз Киева! Здравия желаем, проходите в нашу собственную поликлинику, прошу всех на осмотр.
К вашим услугам самые талантливые и заботливые лекари. Талантливых и заботливых мало, поэтому их всего ничего на весь университет. В здешних очередях можно состарится и выздороветь, пропустить пять пар, чтобы закрыть справкой шесть, занять место в 9:00, чтобы, вернувшись в 16:00, обнаружить, что до тебя ещё далеко и вряд ли доберутся.
У вас иногда болит голова? Может, она кружится? Проблемы со зрением? Вы когда-нибудь в своей жизни теряли сознание? И главное — у вас хватило ума рассказать об этом врачу? Поздравляю. Теперь вы числитесь на диспансере. У вас новая, беленькая карточка, изумительная привилегия проходить без очереди и новая обязанность — каждые два месяца являться на приём.
Теперь тебе выписывают миллион и одну таблетку, дают назначения, обязывают каждые полгода проходить медосмотр и угрожают отчислить за неявку по страшной статье «профнепригодность». И всё равно, что последний раз голова болела три года назад, а обморок был ещё в детстве, после падения с лестницы. Диагноз «ВСД», а то и вовсе «эписиндром» тебе гарантирован.
И вот несчастный, запуганный до слёз первокурсник отбывает свою новую обязанность — медосмотры. Я уже говорила, как мудры и талантливы лекари? Ну так ещё раз повторю. Они умудряются осмотреть пациента прямо через дверь — а как ещё объяснить, что твой осмотр происходит, пока ты сидишь в коридоре? И ведь умудряются найти болячки!
Осмотр у «своего доктора». Чтобы пробиться к своему врачу, нужно отстоять очередь. Ах, у тебя же привилегия — ты на диспансере! Ага, теперь докажи это полусотне людей, которые уже час стоят у дверей, и постарайся при этом не остаться без карточки, волос и последних капель самоуважения. А ведь это надо делать каждые два месяца.
Через год студенту это надоедает. Он понимает, что является наивным дурачком, и топает в частную уважаемую клинику на нормальный осмотр. Приносит справку: здоров! С диспансера его не снимают — говорят, понаблюдают. Когда несчастный студент является с надеждой на спасение, ему говорят, что справка потерялась. Он приносит копию. И опять. И снова. И опять. В конце концов он осознаёт то, что понял в душе уже давно: его прочно и надежно на@#&вают.
Четвёртый курс. Студент сдался. Он попросту не ходит в эту богадельню. Следующий шаг — его вызывают через деканат, со всеми возможными разборками, унижениями и ударами по репутации. Следующие два часа ему читают лекцию, основной постулат которой: «Ещё раз — и будешь исключён из-за профнепригодности». И как эпилог — шёпот доброжелательной медсестрички: «Да не переживай ты так! Походишь немного. Нам же надо показать, как диспансер работает!»
Спасибо тебе, поликлиника. Спасибо за тщательную заботу о здоровье и нервах студентов.
Имеем сеть аптек в уездном городе N (где-то 15 штук). Цены умеренные, сервис ненавязчивый, доход стабильный, текучка кадров ниже среднего. Конечно, у руководства возникает желание увеличить прибыль, открыть новые филиалы и всячески развивать бизнес.
Набирается команда маркетологов (именно так называют себя тётки, закончившие заштатный филиал чего-то там заочно, пока сидели в декрете, или вообще чьи-то знакомые совсем другой специальности). Важно, чтобы никто из вышеупомянутых маркетологов никогда не работал в аптеке и не знал специфику работы.
Начинается самое интересное. Внедряется новая политика продаж.
Скидка пенсионерам делается только при наличии удостоверения (иначе попадаешь на штраф — везде наблюдатели). Только как объяснить нашим бабушкам и дедушкам, которых мы знаем в лицо и по имени, которые всегда поздравят с праздником, а иногда и угостят шоколадкой за хлопоты, что они сегодня обойдутся без привычной скидки, так как забыли ветеранское дома?
Заключается куча договоров с малоизвестными производителями на реализацию немереного количества их препаратов, о которых никто никогда не слышал, а чтобы продавали, каждому фармацевту ставится план в сотню упаковок и запрещается предлагать аналоги (наблюдение и штраф). Я не могу и не хочу втюхивать сомнительные БАДы вместо нормальных препаратов, да ещё и втридорога — это непрофессионально и неэтично. Я быстро вышел из этой игры.
Дешёвые лекарства не могут принести прибыль. Отныне аптеки сети не заказывают и не продают дешёвые препараты. Из наших аптек пропал уголь, цитрамон, перекись, недорогая вата и бинты, пластыри и много-много жизненно необходимых средств.
Итог всех этих «улучшений» весьма печален: покупателей стало намного меньше (кто пойдёт в аптеку, где никогда нет перекиси?), выручки упали. Из-за бесконечного невыполнения очередного плана сотрудники стали меньше получать и массово побежали увольняться. Слухи по городу ползут быстро — новый персонал в свете таких событий набрать непросто.
К чему это я? К тому, что задолбали такие криворукие «улучшатели», маркетологи местечковые, которые точно знают, как нужно работать в совершенно новой для них отрасли. Презрительно поджав губки, не слушая ничьей критики, они высокомерно управляют «хорошей машиной», которая неплохо справлялась и без них, однако первыми бегут с затонувшего предприятия в новое тёпленькое местечко, опять по блату.
Берегитесь, директора всего, что можно улучшить! Возможно, они бегут к вам.
Представьте себе: оделись вы перед операцией, оттёрли руки по Спасокукоцкому-Кочергину, весь строжайше стерильный входите в операционную, а у вас на операционной пижаме, прямо на груди, жирный клоп! Как-то, знаете, возникают сомнения, допускать ли вас к операции.
Я переводчик, постоянно работающий с медицинскими учреждениями и фармацевтическими компаниями. За тридцать лет работы досыта наелась «опаневрозами», «аностамозами» и даже «ляпороскопами» в профессиональных текстах наших медиков и фармацевтов.
Приведу любопытный факт из своей многолетней практики. В моей фирме три-четыре часа в неделю подрабатывают люди, которые должны уметь всего лишь читать вслух любой, даже непонятный текст, в соответствии со знаками препинания, чётко проговаривая по слогам незнакомые им слова. Их чтение помогает переводчику, следящему за ними по иностранному тексту, выловить в переводе неточности или пропуски. Среди таких чтецов есть школьники лет четырнадцати, пенсионеры, студенты любых специальностей, очень далеких от медицины. Работая в среднем по 16 часов в месяц, эти совсем не медики месяца через три не только учатся выпаливать единым духом «фосфатидилхолин», но и обязательно замечать орфографические ошибки в профессиональных терминах.
Разгадка проста: вынужденно читая тексты на одну и ту же тему, с тем же набором слов, люди на уровне дрессированных животных, не понимая смысла, подсознательно запоминают, как выглядит слово. Как булгаковский пёс Шарик запомнил прочитанное с конца «Абырвалг». Переход количества прочитанного в качество грамотности всего лишь за четыре часа в неделю. Из этого правила я ни разу не видела исключений.
Отсюда закономерный вопрос: как и сколько времени должен был учиться по печатному-писаному материалу медик, если он допускает ошибки в тех словах, которые должен был видеть тысячи раз? Ведь медицина — не только практика. Она ещё и теория, и постоянное обновление этой самой теории, да и практики тоже. И всё это доступно в основе своей через печатное слово (пусть и в электронной форме). Достоевского, конечно, можно не читать, но я сомневаюсь, что неграмотный доктор умеет вдумчиво читать и хорошо воспринимаете печатное слово даже в медицинской сфере. Самый мощный источник информации для такого врача полузакрыт, потому что он по-настоящему не умеет читать, и доверие к нему как к специалисту резко падает.
Слова о том, что орфографическая ошибка в письме — как клоп на белой блузке, принадлежат Фаине Раневской. На блузке клоп всего лишь противен. На халате врача он может оказаться смертельным.
По роду деятельности (МСЭ — медико-социальная экспертиза) ежедневно опрашиваю больных, часто на всю голову. Поведение «клиентуры» — отдельная былина о семи песнях, и затронуть я хочу лишь один аспект — жалобы. Не те, которые «жалобы и предложения», а те, которые «что вас беспокоит».
Если у вас на улице спросят, который час, станете ли вы рассказывать, что ждёте автобуса, потому что вам надо на рынок за огурцами? Или, к примеру, что стекло на ваших часах меняли уже два раза, а они всё равно идут — вот как в совке часы делали, не то, что сейчас? Сомневаюсь. Почему же тогда после простейшего вопроса «Что вас беспокоит?» начинается мрак и ахинея?
— Да всё!
Гибель неотвратима. Ушиб всей бабушки.
— Поконкретнее можно? — А что, в докýментах не написано?
Написано. Там много чего написано. Включая гастрит вне обострения и аппендэктомию сорокалетней давности.
— Сейчас что беспокоит? — Сердце вот.
Класс. У меня тоже сердце. И желудок. И уши, причём разные. Одно правое, а другое, как ни удивительно, левое.
— Можно про сердце поконкретнее? — Ишемия у мене!
Хорошо, что при заполнении посыльного листа на МСЭ больную специалисты осматривают, а то на следующий вопрос «А откуда вы это знаете?» вполне можно ожидать возмущённого «Дык, Малахов!» или ещё круче: «Соседка, у ней тоже ишемия, она мне и сказала, у нас симптомы идентичные».
— Диагнозы ваши я сам прочитаю в амбулаторной карте. Вы свою ишемию как-то ощущаете? — Ну естественно! — В чём это выражается? — А вы что, в институтах своих не учили, что при ишемии болит?
Можно продолжать очень долго. К слову, следующая жалоба в описанной выше ситуации — «Ещё ноги у мене».
Смешно читать (или слышать) очередного задолбыша, которого врачи-убийцы толком не выслушали, дали какие-то рекомендации и отправили из кабинета. Господа, если вы на прямой, понятный, адекватный вопрос, заданный вежливо, спокойным тоном, не способны дать такой же прямой и адекватный ответ, чего же вы от врачей-то хотите?
Для МСЭ жалобы играют второстепенную роль. А вот врачу поликлиники иногда приходится ставить диагноз в основном по жалобам и скудной, неспецифической симптоматике. Мои соболезнования.
Недавно я поняла главное назначение муниципальных больниц нашей страны — развитие пациентов как в физическом плане, так и в плане человеческих качеств. Я попала в гинекологическое отделение одной из городских больниц на пятом месяце беременности с диагнозом «гипертонус матки» и вышла оттуда через неделю всесторонне развитым человеком.
На всё отделение в 60 человек — один туалет. Развивает мочевой пузырь и мышцы сфинктера.
Привычка медсестёр каждую ночь с грохотом открывать дверь в палату, зажигать свет и специально тренированным басом спрашивать: «Свободные кровати есть?», а через полчаса кричать через всё отделение: «Маша, иди пить чай!» — развитие стрессоустойчивости и привычки спать в любых условиях.
Использование медперсоналом душевой комнаты для больных в качестве курилки, из-за чего там постоянно открыты окна при далеко не жаркой погоде — закаляемся и осваиваем технику «Вымойся за две минуты».
Постоянные распространители товаров, которых медсёстры пускали в отделение «за шоколадку», несмотря на запреты, — развитие терпения и коммуникабельности.
Перед самой выпиской мне устроили дополнительный тренинг: поставив капельницу, медсестра оставила дверь открытой и сказала покричать, когда докапает. Я долго фантазировала, что именно я должна кричать, и разрабатывала голосовые связки, так как палата находилась в одном конце коридора, а сестринский пост — в другом.
В общем, хочу сказать спасибо за уроки выживания и разностороннее развитие моей личности.
Покупала в аптеке мазь от царапин, ссадин и укусов. Выпускается она в упаковках двух цветов — розовая (скорее, даже лиловая какая-то) и зелёная. Отличаются кремы в первую очередь запахом, да и состав немного разный. Прошу молодого человека:
— «****» розовую.
Заглядывает в ящик:
— Нету, только зёленая. — Тогда не надо.
Вздыхает, открывает снова ящик и достаёт нужный мне тюбик. Второй день думаю: что это было?!
Задолбали люди, которые не работают, а лишь «находятся на работе». И если офисный планктон такими темпами лишь гробит бизнес, то вот люди из сферы здравоохранения бесят нещадно.
У меня довольно напряжённый график, приходится много двигаться как по городу, так и по объектам, находящимся на разных этапах строительства. Потянул где-то ногу — вечером заболела, а наутро обнаружилось, что болит совсем сильно.
Нога проходила, но очень хотелось бы узнать врачебный вердикт. Через пару дней я созрел для посещения объекта здравоохранения, кое-как добрался до ближайшего травмпункта, где в пять вечера (при графике «до 19», повешенном на листочке поверх слов «круглосуточно» на самой табличке) меня встретили лишь медсестра да санитарка. Всё, травматолога нет, хирурга нет, никого нет. Лучи гнева от медсестры, включая вопросы «Была ли травма?», на которые хотелось ответить: «Нет, блин, связки сами растянулись, захотелось им так», и различные угрозы, апогеем которых стала фраза:
— А чё вы вообще сюда припёрлись вечером? Идите к вашему хирургу по месту жительства (где, к слову, не работают никакие средства диагностики — ни рентгена, ни УЗИ).
Не болейте, по крайней мере у нас. Невольно задумываешься, что уж лучше хорошая, но платная медицина, чем такая ущербная бесплатная.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li