Задолбало меня то, как невмешательством в дела семьи у нас прикрывают любую собственную лень и наплевательство. Нашумевшая история, погибло шесть детей. А что женщина неоднократно просила о помощи — это ничего не значит? Кто как минимум разделяет вину?
Мне повредили лицо в роддоме — большой шрам. Отец отказался сразу, мать всё-таки забрала отказное заявленние, предварительно поистерив.
Мне пять лет. Хочу поиграть с девочкой, её мать отталкивает меня с криком. Я плачу, моя мать подбегает и бьёт за то, что я мешаю людям, униженно извиняясь. Никто не вмешивается.
Мне семь лет, школа. Я ударила портфелем одноклассницу, дразнившую меня уродом. Она пожаловалась родителям, вызвали и мою мать. В классе, при учительнице и той семье, не выслушав, она бьёт меня до крови из носа. Кричит, что я неблагодарная тварь и должна руки целовать, что меня в детдом не сдали. Все молчат.
Мне десять лет. У меня температура и кашель, но всё равно надо в школу — мать и бабка с кулаками вытаскивают из квартиры, крича, что я неуч и симулянтка, ну, и всё то же про детдом. Это длится месяц, пока не выгоняют с урока — я неконтролируемым кашлем не даю вести диктант. Прихожу с записью в дневнике, меня сперва бьют со скандалом, потом нехотя вызывают врача. У меня — пневмония. Все не вмешивались в дела семьи, включая ни разу не померившую мне температуру школьную медсестру.
Мне двенадцать лет, я в очередной раз прошу сказать, где живет мой отец, чтобы он помог вылечить шрам. Как раз прочитала, что это возможно. В ходе начавшегося скандала мне разбивают губу, потом душат. Я вырвалась, не сумев объяснить по старому телефону-автомату — говорить было больно — пошла в милицию. Там сперва осмотрели шею в кровоподтеках, потом отвезли-таки меня домой. Мать встретила тирадами о том, что она интеллигентная женщина, с высшим образованием, а я — неблагодарная дочь, прогнавшая отца-мученика. И вообще, им надо убийц ловить, а это дела семьи, у ребёнка фантазии, она и читает всякую дрянь (я как раз открыла для себя Артура Кларка, почему-то вызвавшего бешеную ярость у матери, читала и перечитывала «Остров дельфинов»). Надо ли говорить, что доблестные стражи порядка резко ослепли относительно моей сине-красной шеи? Семья же!
Не вмешались и когда в четырнадцать лет одноклассник так ударил меня, что оказался порванным сустав на ноге. И когда меня, перекошенную от боли, выволакивали в школу — не к врачу. Отбирали одежду, чтобы я не сбежала в травмпункт, обыскивали — вдруг есть деньги на такси, и я не закончу вторую четверть!
Никто не вмешивался — и это непоправимо. Можно вылечить шрам, потратив время, деньги и силы, вставить зубы, но вот хромаю я до сих пор. Мне нельзя долго ходить — как ни мечтай о походах, запрещён велосипед и многое из нормальной жизни. С большой вероятностью из-за побоев у меня не будет детей.
Так что, возмущенная мать, тише на поворотах. То, что вы рожали — не включает по умолчанию нимб над вашей головой. Не задумывались — если ваш ребёнок ворует, ему явно чего-то не хватает? Или воспитания, внимания, острых ощущений, или просто того, что он украл. Спросить не пытались? Я тоже украла — как раз в девять лет. Просидев неделю на одной перловке и фасолевом супе — больше совсем ничего, даже чая — я украла с десяток конфет.
Будете меня осуждать? Как говорят индейцы, походите в моих мокассинах. Я выбрала помогающую профессию, и до сих пор в тихом а%№е — сколько же на самом деле таких, как я. Именно в интеллигентных семьях. На моём счету не одна спасённая жизнь. Мои коллеги уже привыкли к неадекватам, нас даже убить грозились.
Задолбало другое — хоть не лезьте не в своё дело, эксперты доморощенные! Ни одна сохраненная семья не перевешивает спасённой жизни.