Я работаю в отделе сварочной техники и материалов. Обычно люди прекрасно знают, куда они пришли, зачем и почему, так что никак проблем с тем, чтобы подобрать необходимый товар, у меня не возникает. Однако в нашем магазине есть и прекрасный отдел с электроинструментами, где продаются зачистные круги, болгарки и прочее. Напротив входа в этот отдел выставлены на продажу лестницы. Итак, теперь мы имеем такие диалоги:

— А у вас есть болгарки?

— Да, спросите в отделе напротив лестниц. (Показываю рукой прямо на них.)

— А-а-а. (Долго смотрит в ту сторону.) А как туда пройти?

---

— А у вас есть буры?

— Да, спросите в отделе напротив лестниц. (Снова показываю рукой.)

— А где это?

— Вот, напротив лестниц. (До них метров пять по холлу.)

— М-м… Это с улицы зайти?

— Нет, просто в соседний отдел проходите.

— А-а-а…

Вышел на улицу и пошёл искать вход. Не вернулся.

---

И ещё в магазине напротив нашего продаются стройматериалы.

— А у вас есть стройматериалы?

— Нет. Вам нужно в магазин напротив. (Показываю рукой в окно на вывеску «Стройматериалы».)

— А где это? (Даже не оборачиваясь туда, куда я показал.)

— Напротив. Через площадь.

— М-м-м…

Ушёл и не вернулся.

---

Люди, что с вами?! Что это за слово такое магическое — «напротив», что вы совершенно не знаете, что оно означает?!

Задолбали парочки, лобызающиеся и обжимающиеся в общественном транспорте.

Метро, час пик, давка. Они стоят в середине вагона, она повисла у него на шее, его руки у неё под расстёгнутой курткой и задранной кофтой. Они даже не целуются — они сосутся и облизывают друг друга, демонстрируя народу длину и ловкость языков. У него на лице предоргазменное состояние, она даже слегка постанывает. Не знаю, как окружающим, а лично мне было некуда деть глаза от стыда. Влипнуть в телефон или книгу — нереально, ибо даже пошевелиться сложно от количества людей. Закрыть глаза? Задрать голову на максимально возможный уровень и разглядывать потолок?

Когда вагон сильно качнуло, парочка слегка разлепилась, открыла глаза и наткнулась на заинтересованный взгляд явно поддатого мужичка. «Чё уставился?», — спросил парень. «Красиво целуетесь, — ответил мужик. — Жду, когда трахаться начнёте». Голубков вынесло на следующей же остановке.

Ребят, я не старая зануда и не завистница, у меня с личной жизнью всё в порядке, может быть, я старомодна, но, простите, интим на то и интим, чтобы быть скрытым от посторонних глаз.

Я инвалид. При этом все конечности у меня на месте, лет мне немного за пятьдесят, и на первый взгляд со мной всё в порядке. Но при любой возможности я в транспорте пытаюсь сесть.

Год назад мне распилили пилой грудину, потом разрезали обе ноги, вытащили оттуда куски вен и пришили их на место повреждённых артерий возле сердца. Да, аорто-коронарное шунтирование это называется. Шов на груди зажил, а ноги — не совсем. Они болят. А ещё у меня диабет. А ещё я работаю — и для работы езжу в Москву. Из Дмитрова. Три часа в один конец. Слава богу, не каждый день. И да, у меня есть пенсия, но никто же не думает, что можно прожить на девять тысяч рублей в месяц?

Я не жалуюсь. Я живу нормально, мне повезло с друзьями, с работой, с врачами, наконец, с собственным жизнелюбием, позволившим мне жить после такой операции активно и с удовольствием. Потому что после неё процентов 60 пациентов, по словам моего доктора, так и не возвращаются к активной жизни никогда.

Что же меня задолбало? Да как любую проклятую злобную бабку — молодые мужчины, на уступающие место в транспорте. Они спят — во всяком случае, сидят с закрытыми глазами. Они слушают музыку, играют с телефоном — что угодно, только бы не встретиться глазами со старухой, с беременной, с инвалидом — и не уступить место.

Я хочу спросить вас: вы знаете, что такое боль? Вы знаете, что такое усталость? Настоящая боль и настоящая усталость, когда бросает в пот, когда сердце сбивается с ритма, когда отнимаются ноги, когда слёзы выступают на глазах? Ах, вы много и тяжело работаете? Вы сами устали? Не смешите. Я была молода, я много работала иногда на двух и даже на трёх работах и уставала. Думала, что уставала. Только теперь я поняла, что это была не усталость, а чушь, ерунда, пустяк.

Ах, вы думаете, что бабки в метро, которые заедают ваш век просьбами уступить место, сами виноваты, они неудачницы, мало и плохо работали, а вот вы-то — о, у вас всё будет иначе? Это сейчас, пока только вы ездите в метро, а пройдёт три-пять лет — и вы пересядете в собственную машинку, а в старости, конечно уж, не будете мучиться в общественном транспорте. У меня для вас новость. Жизнь непредсказуема. Каждый из вас может оказаться на моём месте в старости — или даже совсем скоро, например, если попадёт под машину.

Пока же вы спите, читаете, играете, не видите меня в упор, а я едва сдерживаю слёзы и ищу глазами так вами нелюбимых гастарбайтеров. Единственные из всех видов, типов, классов и подклассов молодых мужчин, эти люди уступают место всегда. В 98 процентах случаях, скажем для точности, потому что есть среди них и те, кто уже научился от вас жить удобно, думая только о себе. Но таких среди них очень и очень мало. Большинство из них встают. И если это родители своим примитивным и отсталым воспитанием сделали их такими — спасибо их родителям. А если это вера в Аллаха помогает им быть милосердными и человечными — слава Аллаху. А вам, продвинутые, образованные, модные, желаю только одного: чтобы моя боль вернулась вам той же монетой. Впрочем — зачем желать? Воздастся всё и без меня. Лучше о вас вовсе не думать.

В студенческие годы я отличалась замкнутым характером, замедленной моторикой (что, как выясняется, послужило причиной для странных выводов на мой счёт в маленьком городке, где я живу) и романтическим идеализмом. Страшнее всего то, что я не уверена, что действительно стала умнее с тех пор.

Диплом свой я делала в местном НИИ, который когда-то был градообразующим предприятием, а ныне пребывает в упадке и запустении. Работа была интересной, в руководители мне достался прикольный, добрый и интересный (мне так тогда казалось) пожилой дядя, с которым я продолжала общаться и после защиты, достаточно откровенно обсуждая с ним свою жизнь.

Время шло, институт продолжал загибаться, я давным-давно работала в частных софтверных фирмах, мой бывший шеф ушёл на пенсию (точней, его туда «ушли» по сокращению отдела), и я периодически давала ему денег на лечение больной жены. Это было не раз и не два, сумма набежала приличная, но этих денег я никогда не считала, поскольку давала их не в долг, а просто так.

Однажды им понадобилась крупная сумма. На тот период это были две моих зарплаты. И они попросили её у меня в долг. Клятвенно заверяли, что именно в долг, написали расписку со сроками возврата. Обещали погасить досрочно, ссылаясь на какое-то там наследство.

С той даты, что была указана в расписке, прошло более полутора лет. И вот сегодня я в первый раз вежливо напомнила о долге.

Я узнала много нового и интересного. Наверное, тех денег оно стоило.

Этот человек сказал мне, что это я должна ему пожизненно. Что он «вывел меня в люди», что такую «явную наркоманку» (в жизни ничего тяжелее кофе и никотина не пробовала, все мои моторные проблемы — психосоматика) никто никуда бы не взял (сменила несколько фирм в разных городах, на последнем месте работаю четыре года, задачи сложные, справляюсь). Что ему известны будто бы некие шокирующие подробности моей личной жизни (интересно, что он имел в виду?), и я ведь не хочу, чтобы о них узнал весь город? Да мне пофиг, если честно.

Что я могу, конечно, отнести расписку в суд, но его сын — городской судья.

Я сказала ему, что он действительно сделал для меня очень много — избавил от остатков доверия к людям, жалости к «бедным и обездоленным» и желания им помогать. Наверное, тех денег оно стоило.

И я очень надеюсь, что это навсегда.

Больше я ему ничего не стала говорить. Потому что ещё жив во мне внутренний запрет на проявление агрессии (даже вербальной) в отношении старого больного существа. Я не знаю, что заставило его вести себя именно таким образом, — если бы он просто сказал, что не может отдать долг, и попросил ему этот долг простить, разумеется, я бы простила. Но я теперь знаю другое…

Бедные голодные пенсионеры Донбасса? Давить.

Бедные сидящие без света жители Крыма? Давить.

Нет твари на Земле опасней «бедных и несчастных». Никто так не умеет вцепляться в шею, как они. И горе тому, кто их пожалеет.

А тех, кому на самом деле плохо, не видно и не слышно. Потому что быть несчастным — это профессия сродни криминальной.

Когда-то эти люди были очень милы и любезны со мной. Заботливо так расспрашивали о делах. Хорошие такие люди. Интеллигенты.

Б#$&ский Догвилль.

Я теперь знаю, что мне нельзя здесь оставаться. И ещё мне страшно от мысли о том, какие ещё фекальные залежи могут вскрыться, когда я буду закрывать здесь свои дела.

Конечно, это мелочи жизни, но, как ни странно, задолбал меня… майонез. Вернее, адепты популярной нынче секты Свидетелей Майонезного Ужаса. Именно так. Ни одному продукту не достаётся так, как невинному белому соусу.

Дамочка хвастает, что она похудела, потому что перестала есть — да-да — именно его. Не кто иной, как майонез, виноват в 200-килограммовой заднице клуши, именно его изгнание позволило превратиться в стройную лань.

«Хрючево с маяне-е-езиком!» — привычно орёт гурман местечкового разлива, пробуя нечто в местечковой же забегаловке, гордо именуемой кафе или даже рестораном.

«Ах, майонез, это же так вредно!» — охает фитоняшка, поглощая похудательный коктейль, содержащий всю таблицу Менделеева, включая редкоземельные элементы.

Люди, активизируйте межушный ганглий! Это всего лишь соус. В составе — яйца, растительное масло, уксус, горчица и специи. Всё! Нет там отравы, жутких наркотиков, вызывающих привыкание с первой ложки и разрастание боков до размера племенной свиноматки. Майонез бывает очень вкусным, бывает гадостным, как любая еда. А ваша логика по типу «кошка бросила котят — это [вставить нужное] виноват» вызывает серьёзное сомнение в дееспособности.