Меня задолбали сиськи-письки на фотосетах.

Иногда приглашают посниматься — подруге прорекламировать новое платье или в салоне, где регулярный клиент, сделать фото для демонстрации навыков нового визажиста. Будем звать это TFP.

До модели я не дотягиваю как минимум ростом — 165 см. Но мордашкой вышла, а как хроническое заболевание прошло (ибо из-за него больше походила на скелета) — появилась и приятная фигура. И грудь, конечно.

И вот тут начались проблемы.

Прихожу к яркому в плане подготовки сцен и идей фотографу (правда, грешит порой девочками, прикрытыми в приличных местах, зато с открытыми вторичными половыми признаками). Объясняю: хочу поработать с ним, вот деньги, могу отобразить любые эмоции, не могу обнажаться. Помня про девочек, предупреждаю повторно: никакой обнажёнки. Красивое «ню» крайне редко, игра свеч не стоит, а моё тело — моё дело. Кроме того, я частный и недешёвый репетитор. Странно будет, когда фотограф выложит в ВК снимки (а это его условие) с обнажённой преподавательницей. Есть определённые социальные роли и правила, и их приходится соблюдать в любом случае.

Так зачем два часа настаивать на обнажёнке? Зачем пытаться меня обмануть этими «ну здесь же совсем не голая, тут подобие рыболовной сети на тебя набросим, а соски я закрашу»?

Наконец, сходимся на сюжете: тюрьма, узница в рубище просыпается, воспоминаний нет, слышит чьи-то шаги, нужно изобразить гамму эмоций от испуга до ужаса, затем борьбу и, наконец, сумасшествие. Обговариваем костюм — рубище-рубаха, подвязанная поясом.

Знаю, что фотограф требователен к работе на фотосете, даже оплаченном. Тренируюсь накануне. Много. Проявляю уважение — пусть я и клиент, но его работы (за исключением любви к обнажённым сиськам-писькам) мне импонируют.

Прихожу. Мне протягивают кусочек бечёвки — это «верх». Этот «верх» не только ареолу не прикрывает, но даже сам сосок (да-да, ту «пимпочку», что торчит). За «верхом» следует «юбка». Конечно, она не прикрывает ничего. Бельё категорически запрещено.

Такая узница может быть только в порнофильме. А приближающиеся шаги явно принадлежат монстру с тентаклями, который неоднократно до этого срывал с неё одежду.

Беру остатки материала, иду в комнатку, кое-как делаю подобие рубища.

Снимаем. Съёмка проходит супер: фотограф в восторге, даже перестаёт указывать, что делать и какие позы/эмоции принимать (а это — редкий случай).

Фото получились прекрасные.

В этом же антураже снималось следом ещё несколько девушек. Красивые фото… Но обнажённые половые губы для образа девушки, отыгрывающей «безумного кочегара» — они зачем? Не то чтобы они портили фото, но правдоподобия они не добавили, как и художественной ценности.

Среди моих много было фото исключительно с лицом — эмоции мы с фотографом создали на ура (и я постаралась, и правильный свет и искусственный пот сделали своё дело). Парочка — тело целиком, интересно, ярко. Было бы даже ярче, если бы рубище было поправдоподобнее. А вот остальные… Только тело целиком. С фокусом и центровкой на тех самых вторичных половых. Не на лице, не на деталях, не на фигуре в целом. Не то чтобы я их осуждала — но по мне, если ты работаешь в госучреждении на серьёзной должности, странно соглашаться на публичное распространение таких фотографий.

Итак.

Задолбали фотографы, вопящие: «Если модель не согласна на ню — она не модель». Задолбали своими лицемерными «да кому твоя грудь сдалась» и «ты не центр Вселенной, никто и не обратит внимания на твои сиськи». Если так — то какого хрена вы их требуете?

Задолбали ваши «да я закрашу соски» («размою письку»), «в итоге ничего не будет видно». У вас эти фото хранятся c остальными демонстрационными, я видела тонну голых баб, которые и понятия не имеют о том, что любой новый клиент в процессе обсуждения фотосета может на них посмотреть. Мастурбировать вряд ли будет — но приятного мало.

Да, искусство допускает обнажёнку. Но не надо совать её куда ни попадя! Вы скоро натюрморты будете фотографировать с обнажёнкой: блюдо, пара яблок, банан и женская титька рядом. А почему бы и нет?

Задолбало двоемыслие «сиськи не важны, никто на них смотреть не будет» и «без согласия на ню работать отказываюсь».

Вы, фотографы, ребята творческие. Но приходит к вам преподаватель, директор детского сада, сохранившая формы, топ-менеджер серьёзной фирмы. Что будет, когда при заключении договора подобная дама увидит усмешки мужчин, только что лицезревших её полностью голой с раздвинутыми ногами? Вправе ли она после этого требовать серьёзного отношения. Такие фото нужно делать, да. Чтобы сохранить воспоминания о себе, молодой и красивой (или молодом и красивом — всё вышесказанное относится и к мужчинам), подарить любимому… но не вывешивать в социальных сетях!

Одна несчастная поддалась на уговоры фотографа. Заплатив деньги (!), развела ноги перед камерой. Снимки искусством не назовёшь, а вот проблемы на работе возникли.

До тех пор, пока в обществе принято, чтобы женщина оставалась одетой, до тех пор, пока лично ты принимаешь решение не открывать своё тело всем желающим, а сохранить его и свои сексуальные фантазии для любимого — идите на хрен со своим ню! Не можете сделать интересные снимки без половых органов — идите в порно. Там как раз ваш уровень сюжета и красоты.

И отдельно наболело о талантливых, но озабоченных фотографах. К сожалению, пока ваш уровень не дотягивает до настоящего искусства, у вас есть простой выбор: или соглашайтесь сохранять фото только у клиента, или идите в пень.

Мне очень стыдно, но все же скажу: мне случалось воровать в супермаркете некондиционный товар. Я ни в коем случае себя не оправдываю — воровство есть воровство, и мне правда стыдно. Но предлагаю владельцам супермаркетов и прочих суперраспродаж вдуматься в то, отчего же я так поступила.

Вот, скажем, шарфик. Просто идеальный шарфик, как раз того цвета и с тем узором, который я искала в подарок своей подруге. Да, его надо постирать до дарения, ибо какой-то нерадивый покупатель по нему уже потоптался, но это я могу. Так-так… Ценника нет. Совсем никакого. Ни ценника на стеллаже, ни штрихкода на шарфе. Ладно, пойдём на кассу, спросим.

— Девушка, здравствуйте. Я хочу купить вот этот шарф, но на нём нет штрихкода.

— Подождите, сейчас всё спрошу! — девушка берет шарф и уносится.

Спустя десять минут ожидания девушка приносит мне нерадостную новость: такие шарфы продавались в прошлом месяце в комплекте с шапочками, но от этого шапочки, конечно, уже нет, товара такого тоже нет, и купить я его не могу. Никак. Совсем никак.

Вы думаете, шарф убрали? Нет. Он лежал на прежнем месте всё так же без опознавательных знаков и через два, и через три дня. И я уже взяла его сама. Да, не заплатив магазину ни копейки. Но вот вопрос: а как бы я ему заплатила?

Такие же истории случались и с большой матерчатой резинкой для волос, в которой уже не было резинки, из которой я изготовила превосходную бархотку, и с последним игрушечным ежом на полке, и с беретом… Ребята, я честно отдала бы вам свои деньги, если б вы завели у себя пункт «брак», позволяющий недорого, но всё же пробить такие товары! А пока я смею утверждать, что это не я не хочу платить, а вы почему-то очень не хотите получить мои деньги.

Кто бы знал, как меня задолбали друзья-студенты!

Да, я пропустила год после учёбы, и они, возможно, привыкли к моей, так сказать, дружеской доступности — после трёх месяцев в другой стране я целых три сидела дома, да и во время учёбы приезжала часто. Поступить в университет там у меня не вышло, я вернулась в Россию и поступила здесь — во второй по значимости киноинститут России. На режиссуру анимации. На специальность, о которой я мечтала с детства, но не смела даже думать, считая аниматоров кем-то вроде недосягаемых божеств, пока один мой хороший друг не сказал: «Блин, ты так клёво рисуешь, почему бы тебе не пойти мультики рисовать?» Я прошла вступительные экзамены, волнуясь, готовясь и пролетев мимо части мероприятий, запланированных на это время. Я хотела проучиться год и попытаться снова в другой стране, но влюбилась в институт и процесс обучения с самого первого дня. Я до сих пор испытываю восторг, когда сотня мало отличающихся друг от друга картинок на бумажках вдруг оживает.

Во всей этой идиллии есть только одно «но». Друзья. Мои сверстники в основном уже на втором-третьем курсе, кто-то, как и я, на первом, но все по большей части в технических вузах. Они потрясающие люди, интересные собеседники, но только до тех пор, пока не поднимается вопрос отдыха.

— Давайте пойдём в кино в субботу?

— Я не могу, у меня пары до половины пятого.

— Фу-у, учиться в субботу! Да прогуляй ты, что такого?

— Давайте поиграем в настолки в среду после пар?

— Я в шесть заканчиваю, а потом на тренировку.

— Да почему ты так много учишься? Это не школа, тут можно прогулять! Давай, приходи к трём, а потом побежишь на свою тренировку!

— Зайди в скайп, давай поболтаем и в игрушку погоняем!

— Я не могу, у меня куча домашки.

— Ты что, в школе — домашку делать? Забей, потом сделаешь, го играть!

Так вот. Как это ни странно для вас, господа, ходящие в универ раз в две недели, и то через силу, у кого полтора профильных предмета, а остальные не имеют к вашей специальности никакого отношения, сообщаю: я люблю свой универ. Я люблю процесс учёбы, люблю своих преподавателей и предметы, которые они преподают. У нас всего четыре непрофильных предмета — и нет, их я тоже не могу прогулять, потому что хочу получить «автомат» и не тратить на них время в сессию. И не делать домашнее задание я тоже не могу, потому что нарисовать десяток анимационных упражнений в ночь перед экзаменом — это приблизительно тысяча кадров. Тысяча рисунков, которые ещё надо рассчитать. Я не хочу подрывать своё здоровье, делая это в последнюю секунду абы как, я хочу посидеть и насладиться процессом. А что до того, что я, по заявлениям некоторых из вас, плохой друг — а насколько хороши вы, господа, предлагающие мне прогулять любимые пары, но не соглашающиеся пойти куда-нибудь в воскресенье, потому что надо же и отдохнуть? Накипело.

Задолбали! Господи, немыслимо задрали!

Во всех углах интернета рано или поздно обязательно появляются картинки о детстве, которое якобы умерло. Велосипеды, классики, тамагочи, футбол во дворе…

Протрите глаза! Вытащите тупую башку из монитора! Оторвите приросшую жопу от стула! Посмотрите в окно! Там всё это есть. Но вы, конечно же, только вы гоняли мяч и занимались всякой детской ерундой. И на вас всё закончилось, ага.

Детство не умирает никогда, даже с приходом интернета. Или это инопланетяне, как лоси, стаей носятся с воплями по детской площадке? Кто же на стадионе за домом гоняет на великах и роликах? Кидает мяч в баскетбольное кольцо? Строит песочные замки? Играет в дочки-матери, школу и камень-ножницы-бумагу? Делает секретики и ссорится навсегда-навсегда на пять минут?

Вымирающий вид детства, ишь ты… Завтра пойду с детьми на горке покатаюсь.

Я девушка, мне восемнадцать. Учусь в интересном институте, обладаю вереницей интересных хобби, крепкой дружбой с несколькими хорошими людьми, хорошими отношениями с родителями… Почти. Вот об этом «почти» и пойдёт речь.

Моя мама — бухгалтер в магазине одежды бутикового типа, что позволяет покупать весьма приличные вещи по цене значительно менее кусачей, чем указано на ценнике. Зарабатывает мама хорошо, поэтому после каждой инвентаризации (то есть примерно раз в месяц) мой гардероб пополняется вещью-двумя, не всегда выбранными мной (хотя, стоит признать, спустя три года ругани моё мнение наконец-то начало учитываться). Каждый раз я упираюсь, как могу, каждый раз мама смеётся: мол, все девочки выпрашивают у родителей деньги на шмотки, а я отнекиваюсь. Дальше же начинается песня. Мама жутко обижается, что я не ношу купленные мне «приличные» вещи, при первом удобном случае надевая свои ужасные футболки и джинсы. Аргументирует она это тем, что институт — приличное место, и туда в футболках ходить нельзя, что обо мне подумают, и так далее. То, что в нашем институте концентрация неформалов на квадратный метр зашкаливает (уж больно творческое место), а такие мои интересы, как ролевое фехтование и фаер-шоу, вообще не очень хорошо соединяются с «приличной» одеждой, её не волнует. И вот я снова вздыхаю, машу кружевным платочком голубой мечте, что закидоны с формой одежды закончатся с окончанием школы, надеваю блузку и брюки и иду в институт, бросив прощальный взгляд на любимые концертные и фанатские футболки, которым ничего не светит, потому что выходной у меня выдаётся в лучшем случае раз в месяц.

Но меня задолбало не это. И даже не то, что мама упорно не замечает, что я месяц могу ходить в «приличном», тогда как выход в футболке равнозначен истерике «ты ходишь в одних футболках». Меня задолбало то, что она в ходе этих истерик регулярно произносит следующую фразу:

— Я в юности тоже была такая же, как ты, у всех одногруппниц платья и косметика на уме, а у меня походы и рулоны брезента, и ничего, перебесилась, краситься начала, женственно одеваться…

И после этой фразы у меня закономерно возникает вопрос, цензурная часть которого выглядит следующим образом: какого же чёрта ты тогда впихиваешь меня в эти несчастные блузки, юбки и брюки?! Да, я понимаю, в твоей юности этого было мало, а нынешняя комплекция не позволяет тебе красиво одеваться самой, но почему ты считаешь, что я обязана быть твоим подопытным кроликом? Почему считаешь, что должна выбирать мой стиль в одежде, от несоответствия которого с моим характером и интересами офигевают даже ближайшие друзья? Почему мы два-три раза в месяц треплем друг другу нервы, ходя одними и теми же кругами по одному и тому же маршруту спора?

Вопросы, к сожалению, риторические…

Меня задолбали люди, которые во всём видят только плохое. Но не пессимисты, нет. Те, кто на любую оказанную вами услугу по умолчанию выдадут негативный ответ. Всегда. Независимо от всех обстоятельств.

Едешь забирать кого-то и приехала слишком медленно — только идиоты соблюдают правила, ты что, на минус первой скорости тащилась? То же самое, но прибыла практически мгновенно — дура, куда так гоняешь, знаешь, как такие заканчивают?

Не помыла посуду — лентяйка! Помыла — о господи, ну почему столько пены в раковине осталось?

Таким хочется сказать одно: делайте сами. Так, конечно, идеально тоже не будет, но это будет лучше соответствовать именно вашим представлениям о том, как нужно делать. Да и не критикуют самих себя такие люди, по моим наблюдениям.

Почему из трёх возможных реакций на любое событие — положительная, отрицательная, отсутствие оной — такие люди всегда, всегда выбирают второе? Поверьте, другие не обидятся так уж сильно, если в ответ на их любезность по отношению к вам вы просто промолчите. Но лучше же полить грязью, да?

Самое очаровательное — ответ одного из таких людей, когда ему было прямо указано на его неблагодарность. «Ну я же любя, ты ж знаешь, что на самом деле это спасибо и всё такое». Не-а, не знаю. Я привыкла понимать слова других буквально, и в следующий раз можете источать свои «похвалы» в адрес кого-нибудь другого, ибо постоянно получать хамство в ответ на помощь и мириться с этим я считаю неуважением к себе. Задолбали!

Здравствуйте, я человек с фотоаппаратом.

Нет, я не фотограф и не позиционирую себя таковым, просто мне нравится посещать мероприятия, чаще всего реконструкторские, реже военно-показушные, и фотографировать их. Иногда особо удачные кадры растаскивают сетевые издания, сами клубы или сайты. Но, как вы понимаете, аккредитации журналиста и волшебного беджика «Пресса» у меня нет, и я не могу с наглостью танка переть в сектор прессы.

Что меня задолбало?

Во-первых, зрители. Дорогие мои, я специально приезжаю на мероприятие за час-полтора до его начала, чтобы занять место у оцепления или на первом ряду, стоять/сидеть и снимать не через ваши головы, при этом никому не мешая. Я бы с огромным удовольствием снимала издалека, благо качество объектива позволяет. Не позволяют мои 158 см роста. Так какого, простите, хрена за пару минут до начала или уже в процессе вы, усердно работая локтями, пролезаете вперёд и становитесь аккурат передо мной, достаёте свой паршивый смартфон и начинаете на него снимать, закрывая мне кадр своей широкой спиной? Или запихиваете так же передо мной своё чадо, которое зачастую одного со мной роста, а то и повыше. Чадо через пару минут начинает вертеться, прыгать, ныть. Чаду вообще не интересно. Но вы будете уговаривать своё чадо постоять и посмотреть ещё. А я буду подпрыгивать или тянуться на носочках покруче любой балерины, чтобы хоть что-то отснять.

Поверьте, от оцепления видно не лучше. Оттуда приходится снимать, едва ли не положив объектив на плечо полицейскому и видя происходящее одним глазом в видоискатель. Более того, сюда иногда прилетает песок, раздутый лопастями вертолёта, или ошмётки горящей травы от взрыва. Это опасно не только для вас, но и для ваших чад, которых вы норовите едва ли не за ограждение пихнуть.

Во-вторых, фотографы. Люди, я прекрасно знаю, что с вашим полуметровым объективом можно спокойно снимать мух на крупе лошади с расстояния пятисот метров. Зачем, ну зачем вы, как черти из табакерки, выпрыгиваете из оцепления с воплем «я фотограф!» и бросаетесь на поле, под копыта лошади, под копьё всадника, под гусеницы танка или едва ли не на закладки с пиротехникой? Вы мало того что загораживаете кадр другим, вы ещё и себя опасности подвергаете.

Когда-то я жила в городе, где приходилось постоянно следить за своим внешним видом, чтобы не нарваться на неприятности. Надел пальто — будут тыкать пальцем со словами: «Ишь ты, европеец»; одежда не сочетается по стилю — бабки в автобусе будут громко обсуждать, «куда смотрят родители»; длинные волосы у парня — обязательно будут докапываться обладатели правильных волос, а если не сможешь себя защитить, то будешь избит; сочетание чёрного и розового — ты эмо, а эмо нужно бить.

Доходило до абсурда: «Почему ты портфель на пол ставишь, а не на тумбочку?» — «Мне так удобнее, зачем ставить на тумбочку?» — «Потому что так делают все!»

В городе не было никакой возможности для организации подросткового и юношеского досуга, только дискотеки, клубы и один каток. Даже кафе не было! Чем занималась молодёжь? Пила, курила, принимала наркотики, сбивалась в шайки, дралась, унижала «не таких, как все».

Страх, постоянный страх, правильные ли я колготки надела к платью, достаточно ли нормальна моя причёска, не слишком ли я ярко одета. Доходили слухи о каких-то геях и лесбиянках, которых правильные пацаны нашли и «поучили жизни».

Вы хотите жить в таком мире, автор истории «К пропасти по битому стеклу»? Добро пожаловать в любой маленький город за Уралом, чувствуйте себя как дома!

А мне нравится Северная столица. В этой пёстрой толпе я впервые почувствовала себя в безопасности, перестала бояться. На родине я считала себя неформалом из-за стиля милитари и цепи на джинсах. Здесь я вполне конформист, хотя ношу всё, что мне нравится. Здесь я узнала, что геи и лесбиянки — тоже люди, и им не надо скрываться от кровавой расправы только за свою ориентацию. Как и всем остальным. Здесь я познакомилась с десятками удивительных людей, которых раньше могла видеть только в иллюзорном мире телевидения. Здесь я впервые увидела настоящих хиппи, познакомилась с лесбиянкой, вошла в тусовку нудистов, побывала в кришнаитском храме, беседовала с дзен-буддистами, старообрядцами, родноверами, настоящими панками, здесь я бросила курить и пить алкоголь и вижу, что большинство моих необычных знакомых сделали то же самое. Я не стала лесбиянкой и не горю желанием совращать несовершеннолетних мальчиков, я не хочу драться и ругаться, защищая себя, как было дома, не хочу убивать или грабить. Вообще более не встречала сторонников воровской романтики (а на родине она была очень популярна среди детей и подростков).

Резюме: агрессию и страх порождает тотальный контроль и невозможность от него спрятаться. Отсюда растут многие преступления, так как внутренняя энергия не находит выхода, накапливается — и происходит взрыв. Пусть уж лучше человек сублимирует агрессию во внешний вид, а сексуальную энергию в нудизм, чем избивает и насилует.

Хочу поделиться своим недоумением. Я искренне не могу понять одной тенденции — новаторства. Я не говорю о всех тех чудных, полезных изобретениях, которые делают нашу жизнь лучше и комфортнее, я хочу сказать только о маленькой нише — о театре. С каждым годом, с каждым месяцем меня печалит всепроникающее новаторство! Во всех странах, во всех театрах. И ладно бы на афише писали большими буквами: «Современная интерпретация», так ведь нет.

В одном театре одного европейского города давали «Севильского цирюльника». Костюмы классические, декорации весьма схематичны, но пускай; игра прекрасна, голоса ещё лучше. Кто задолбал? Режиссёр. Тот злой гений, который считает, что надувной резиновый детский бассейн на сцене, в который падает старый доктор Бартоло — это смешно! Человек с волшебным голосом, в образе, в отличном, вполне историческом костюме, падающий в надувной бассейн, — находка. И знаете что? Все те люди, который пришли в театр, которые сознательно выбрали это место и эту постановку, смеются, смеются над этим чёртовым бассейном. Это опера-буффа, она сама по себе комедия, ей не нужны примитивные дополнения и бездарные находки постановщика.

И так везде. В другом городе, в другое время тоже покупаю билет в оперу, тоже заранее, так как билеты разобраны за полгода. Это «Тоска». И что мы видим? Голоса — действительно на уровне, игра — отличная, декорации — печаль, но ладно, додумаю сама, воображение дорисует. Но! Шеф полиции, влюблённый в Тоску, допрашивает её, и она соглашается на его домогательства в обмен на жизнь любимого. Всё по сюжету — но на сцену выходит молчаливая женщина в строгом офисном современном костюме и начинает надевать на Тоску прямо поверх классического платья красный пояс для чулок из ближайшего секс-шопа. Это, видимо, символизирует подготовку к разврату. Всем и каждому (независимо от того, знает ли человек сюжет или нет) понятно, до чего договорились Тоска и Скарпиа, они не бублики будут есть. Кому нужны эти дешёвые режиссёрские находки?

Про «Щелкунчика» в Будапеште даже не стоит говорить — большего бреда не встречала, просто закрыла глаза и слушала музыку (без видеоряда).

Я не заядлый театрал, мне просто нравится временами побаловать себя приятным вечером в опере или театре, но мне очень хочется увидеть классическую постановку. Если меня заинтересует новаторство, то я буду искать современный театр. Но это даже не новый взгляд — это примитивизм, сомнительный юмор и пошлость.

Вагон плацкартный. Ночь. Ни звука. А ну, давай, достань пакет И до утра шурши им, сука, — Важнее дела в мире нет!

Ночной поезд, прибывающий с юга России в столицу в два часа дня. Могучий храп разрывает тишину после полуночи. В три часа утра после свиста, щелчков пальцами и робких надежд, что само пройдёт, вежливость заканчивается. Нет, никто не ругается. Вежливо будим могучую валькирию и просим поменять положение для сна, потому что храп громкий. Меняет. До самого утра — ни звука! То есть спать тихо она все же умеет, просто это умение скрывается от постороннего вагона людей. Мадам, вечером столь фамильярная и развязная, утром старательно прятала взгляд и обижалась.

Ночью раздаётся истеричный и надрывный плач ребёнка: «Мама, просыпайся, мама, вставай, МАМА, ВСТАВАЙ, А-А-А!» Плач длится минут пять, пока наконец, последней из всего вагона его не слышит сама мамаша, лежащая с ребёнком на одной полке.

Семь утра. Три нижние боковушки устраивают шумный шуршащий завтрак: разворачивается первый пакетик, в нем второй, во втором — третий… Шуршание, громкое, хрусткое, длится и длится. По спящему вагону разносится запах колбасы, шашлыка (!), нестерпимый «аромат» растворимого кофе ударной крепости. Сначала спросонья я думаю, что наверное, людям выходить скоро, вот и встали так рано, потом, окончательно проснувшись, вспоминаю, что поезд без остановок идёт до конечного пункта. А тем временем завтрак плавно переходит в обед.

Более поздним утром любопытство берёт верх, я иду по вагону на экскурсию — посмотреть на ночных героев, плачущих, голодных… Возвращаясь на место, получаю в спину от одной из пиршествующих: «Ох, ходят и ходят туда-сюда…»

Предвосхищая аргументы типа «не нравится — бери билет в СВ», отвечу: а почему же тогда я, путешествуя в плацкарте, не издаю утробных звуков, не шуршу целлофаном, не рыдаю, не вскакиваю на заре для громкого принятия пищи, если вижу, что люди спят? Почему я осознаю, что в общественном транспорте дальнего следования нужно поступиться некоторыми своими интересами ради общего комфорта, и если этому последуют все, то доедут в мире и согласии? Это так сложно для понимания?