Пенсионеры не то чтобы задолбали, но иногда вызывают удивление.
Звоню бабушке, та в слезах. Оказывается, «деду пенсию добавили, а мне нет». И дело не в деньгах — дети помогают, — а в принципе! «Ну шо це таке, всю жись работала, была уважаемым человеком, а теперь хоть бы на десятку добавили!»
Почему размер пенсии — это мерило успешности всей жизни для вышедших на пенсию?! Ты всю жизнь работала, последние годы руководителем градообразующего предприятия; объездила весь бывший Союз; грамоты, уважение, всё такое. У тебя дети и внуки, все далеко не бомжи, живёшь — не голодаешь. Ну, здоровье подкачало, поэтому из дому почти не выходишь, но это возраст. И что же, считать эталоном успешности количество «добавленных десяток»?!
Вызывает удивление, чтобы не сказать хуже, страдание по поводу нынешних, «не тех» времен. Озлобленность, обида... Спрашивается, чем тебе наше время хуже голой-босой юности, голодного детства и дефицита, талонов на продукты и мыло? На столе еды, слава генной инженерии, гора. Или вёдра с углем предпочтительнее парового отопления? Или ходить пешком по 20 км в день по грязи милее поездок на такси?
Радуют беседы о молодёжи, которую «в школе уже ничему не учат», — при том, что последней молодёжью, с которой ты общалась, были твои внуки лет пять-десять назад. «Думаешь, я ничего не знаю?! Я по телевизору же вижу!» — это на моё опровержение истории о студентах, перерезающих глотки строптивым преподавателям.
Да убережёт меня жизнь от страданий по поводу того, что у соседа пенсия на два рубля больше и нет язвы! Да сохранят меня боги от слёз и соплей по поводу жестокости этого мира! Да разрази меня гром, если я своей внучке на её реплику о том, что всё у неё хорошо, отвечу: «Да знаю я, как тебе хорошо... Что сейчас с такой жизнью может быть хорошего?!»
В конце девяностых я работал продавцом бытовой химии на рынке. Одна бабулька запомнилась надолго: шампунь она выбирала на вкус. Этот-де пересолен, этот недосолен... В итоге дегустации она признала лучшим шампунь за 1,3 грн и гордо удалилась — видимо, на праздничный ужин.
Моя профессия, слава богу, с людьми связана не так тесно, как профессии большинства «задолбавшихся». Я топограф — тот, кто делает карты. Моих коллег можно увидеть в самых неожиданных местах возле хитрых приборов на штативах. Приборы на штативах, как правило, имеют в своей основе зрительную трубу, в которую топограф и пялится с умным видом, попутно что-то говоря в рацию, махая руками или делая пометки в блокнотике. Иногда это происходит в незастроенной местности, иногда — в населённом пункте. Вот о населении этих пунктов и пойдёт речь.
Почему-то почти каждый старше сорока пяти считает, что мои коллеги водятся исключительно в районах действующих или будущих строек. Поэтому нужно обязательно подойти и спросить: «Что строите (будете строить)?» Подробно отвечать каждому, что ничего не строим, а, например, обновляем карты — уйдёт полдня. Поэтому включается фантазия и начинается: «Построим ликёро-водочный завод. АЭС. Аэродром на месте вашего микрорайона. Пустим здесь шоссе. Поставим памятник губернатору». Замечено: чем абсурднее ответ, тем быстрее уходит прочь спрашивающий.
Вторая категория «задолбателей» — люди, когда-то видевшие что-то подобное и спешащие поделиться своими знаниями. Вот и начинается:
— Это ведь нивелир (мензула, кипрегель, теодолит, буссоль)? — Нет, это тахеометр. — Да не п#зди, я в армии почти такое же видел!
Третий тип — пьяные компании и одиночки, которым надо обязательно «позырить в трубу». Если их пустить, они так и норовят во время процесса «зыренья» опереться о штатив. Для меня это неприемлемо: сбивать прибор с той точки в пространстве, на которой он закреплён, во время работы категорически нельзя. Для меня один из самых страшных грехов — о штатив запнуться. Я его вообще не касаюсь во время работы. Поэтому приходится пьяных отваживать, в том числе и силой — рядом обязательно есть несколько коллег с металлическими палками полутораметровой длины с острым концом. Рабочий инструмент у нас такой — вешкой называется.
Дети. Эти «цветы жизни» обожают устраивать вокруг штатива беготню. Если не собьют, то сопрут и попытаются разобрать из любопытства.
Просто любопытные и сильные. Увидел кто-то, что из земли (или между бордюрными камнями) торчит обрезок арматуры, железнодорожный костыль, дюбель-гвоздь — обязательно надо вытащить, затратив немало усилий, посмотреть, удивлённо хмыкнуть и положить рядом. Я эту арматурину забивал кувалдой, весь взопрел, потом ещё и точно определил пространственное положение её вершины, затратив на это немало времени. Теперь всё сначала.
Поэтому я не очень люблю работать в населенных пунктах. В полях, конечно, пауки, комары, клещи, дождь, грязь и плохие дороги, но это всё терпимо — зато людей намного меньше.
Живу я в небольшой станице. У нас настолько продвинутые бабушки, что сами придумывают названия платёжным системам. Лично стал очевидцем разговора двух дам преклонного возраста:
— На «Шэв-маню» деньги кладут только в райцентре! А в нашем местном банке только на «Веб-мони».
Ещё один случай был с небезызвестными платёжными терминалами «Киви». Разговор двух молодых девушек:
— Кать, как там эта дурдомина называлась, где я вчера деньги клала? — Не помню, кажись, «Колибри». — Да ну, что ты выдумываешь?! Там какой-то фрукт был! — Нет, я помню птицу! — То ли яблоко, то ли банан был.
И на закуску случай в магазине:
— У вас автомат чек не даёт. — Как не даёт? — Ртом. — Каким ртом?! Молодой человек, не морочьте мне голову! — Ну, этим, что чеки плюёт!
Дорогие неуважаемые халявщики в общественном транспорте! Мало того, что задолбало неожиданное ощущение вашего тела на своей заднице, когда вы пытаетесь проскочить вслед за мной в турникет. Мало того, что по той же причине пассажиры московского метро уже возненавидели полонез Огинского. Но какой сволочью надо быть, чтобы умильно спрашивать разрешения пройти без билета, притиснувшись, а на отказ ещё и обижаться?
На выходе из платформы электрички — бабульки-дачницы. «Де-е-евушка!» — как к старой знакомой, блин. «А можно я с вами через турникет пройду? Нет?! Нельзя?! А ты чё такая вредная?!» Это я, ёж вам в тележку, оплачиваю ваш льготный проезд, так что ведите себя прилично!
Ходил в районную поликлинику выписываться после болезни, но главврача нужно было ждать часа три. За это время я умудрился сгонять на рынок, купить деду для дачи раскладной стульчик и вернуться обратно. Оставался час. Я разложил стульчик рядом с больничной банкеткой и стал спокойно читать книжку.
На этаж влетела бешеная бабка и, распихав плотную массу народа в коридоре, подбежала ко мне с воплем:
— Уступи место, молокосос ё$@#ый!
Я медленно и степенно закрыл книжку, встал, сложил стульчик, ушёл к противоположной стене, разложил его там и продолжил читать. Народ аплодировал.
Стоял сегодня в очереди в кассу на вокзале. Впереди, у окошка, надолго застряла какая-то бабка. Как выяснилось, она забыла, куда ей надо купить билет. Очередь помалу закипает, бабка нервничает, судорожно пытаясь вспомнить.
— Ну, мне... туда нужно. Где ни холодно, ни жарко... А, в село Прохладное мне нужно!
Выхожу из электрички, иду в туалет. Народу много, но решаю дождаться. Подходит моя очередь. Туалет не высший класс: открытый, благо что под крышей, кабинки без дверей и разделены только маленькими стенками. Естественно, всё, что делаешь, видно окружающим. Пристраиваюсь... И тут под напором любопытных взглядов ловлю себя на мысли, что так хотела писать минуту назад, а сейчас не могу.
Минуты две пыталась побороть смущение, пока не услышала возглас пожилой женщины на весь туалет: «Не идёт, да?» Тему подхватила товарка: зачем, мол, сидеть, если нету ничего? Так хотелось сказать в ответ что-то гадкое, но в голову ничего не пришло — я выскочила из туалета, проклиная весь мир.
На детской площадке стоят качели, где с двух концов садятся дети и катают друг друга вверх-вниз. Впрочем, чаще всего садится один ребёнок, а с другой стороны ему помогает родитель. Я эту железную арматурину качаю двумя руками, прилично напрягаясь и быстро устаю — при том, что мне 23 года, я молода и сильна. Другие мамки тоже пыхтят изо всех сил, напрягая обе руки.
Смотрю на картину: у бабули уселся внук лет четырёх, килограммов под двадцать, а бабушка давай внука катать. Сказать, что я засмотрелась — ничего не сказать. В одной руке «слабенькая» бабуля на весу держала большую детскую лопату и металлический самокат, а другой наяривала так, как не каждый насос смог бы! Хватило её надолго — я так и не дождалась конца зрелища. Пока смотрела, меня распирали две мысли: откуда столько силы у старого больного человека, который не способен несколько станций в транспорте простоять, не обматерив при этом всю молодёжь, и насколько же жалко было поставить этот самокат на землю, чтобы его, не приведи господь, никто не тронул? Все велики, машинки и самокаты всегда лежат вокруг площадки, пока хозяева гуляют, и никуда ещё не девались. Ну, покатается кто-то пару минут — и что?
Так и не разобрала, было ли мне смешно или горько.
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li