Я хочу рассказать о бабушках моего двора. Они особенные, поверьте. Я в этом дворе появляюсь, чтобы погулять с ротвейлером. Собака серьёзная, мне вовсе не хочется, чтобы она кого-то покусала, поэтому я и гуляла с ней на огороженной забором площадке во дворе. Площадка в списках спортивных не значится, сразу говорю; дети там не появляются, благо на лавках полно алкоголиков и наркоманов.
Стали мы с другими собачниками там гулять, наркоманов разогнали своими силами, и лавочки освободились. На них выползли посидеть пенсионерки, выпили водочки, как принято, и подумали: а чего это тут собаки гуляют?! Непорядок! Надо ж детский спорт возрождать! И как давай матом на всех собачников орать каждый вечер…
По-моему, во всей Москве единицы убирают за своими собаками — мы в их числе. Собаки за мячиками бегают за забором, никому не мешают, по вечерам не лают. Благодаря нашему присутствию стало безопасней во дворе: грабителей ловили, даже убийство предотвратили один раз. Вроде похвалить нас надо. Но нет: бывшим партийным деятелям надо насадить свой режим. Хотят на этом месте спортивную площадку, хотя до ближайшего футбольного поля — 50 метров пройти, а для собак во всём районе ни одного закуточка.
— А что, лучше пусть бегают собаки по всему двору, как везде делают? — Лучше. Пущай бегають. Детям площадку не даёте, пусть и вам не достанется. — А дети-то где? Пусть придут гулять, мы уступим. — А дети наши — ветераны труда и заслуженные спортсмены!
Доводы разума не помогают, управа и префектура тоже. Гулять нам в итоге негде, потому что вездесущие пьяные бабушки — это сила. Они подговорили кучу народа, залили каток и закрыли нашу площадку на ключ. На катке за месяц один раз прокатился 40-летний мужчина — видимо, тот самый ребёнок, которому так не хватало спорта, ветеран труда и заслуженный спортсмен.
Эх, бабули, что ж вы такие живучие? Пьёте, как лошади, а здоровье богатырское.
Мужчина решил свести счёты с жизнью, перерезав себе вены. Через некоторое время мужик принял обратное решение и вызвал скорую. Первой фразой, полной отчаянного возмущения, которую услышали подъехавшие медработники, была: «Пока вы едете, помереть можно!»
Среди ночи многоэтажный панельный дом просыпается от неистовых воплей и стуков по батарее из квартиры одинокой старушки. Попытки скорой и милиции проникнуть в злополучную квартиру безрезультатны. Вызванная бригада МЧС услужливо вскрывает дверь, и в квартиру вваливается коктейль из сотрудников госслужб. На вопрос о сути происшествия, обращённый к одиноко лежащей в постели старушке, мужчины в форме получают изумительный по своей простоте ответ: «Я обкакалась…»
После снятия гипса с руки одной престарелой особе опрометчиво посоветовали «применять ванночки с зелёнкой к поражённой области». Зря. По шею зелёная старушка стала в наших кругах героем былин.
В общем, даже не знаю, как всё это назвать. Задолбали? Да как-то уже попривыкли, даже скучно без этого бреда по графику «сутки-трое». Пусть ваша работа приносит вам больше положительных эмоций, а люди вокруг будут умнее и вежливее!
— Милая, у вас есть «Энап-Н»? — Да, есть. — Ты мне покажи, только сразу не пробивай.
Берёт упаковку с таблетками, достаёт из кармана кольцо на ниточке, подвешивает на манер маятника над лекарством. Громко, чётко, так, чтобы слышали все вокруг, бабуля посылает запросы в космос:
— Эти таблетки настоящие? — Эти таблетки не подделка? — Таблетки «Энап» настоящие? — Таблетки «Энап-Н» настоящие?
Колечко не раскачивается. Результат, видимо, удовлетворяет бабулю — она расплачивается и выходит из аптеки под гробовое молчание очереди.
Лет в восемь-девять увлекались мы с одноклассниками катанием на роликовых коньках. Никаких «молодёжных субкультур» тогда и в помине не было в нашем дальневосточном городке — мы просто катались. И вот несусь я с пригорка, ветер в ушах свистит, дух захватывает — и тут нога предательски попадает в выщербину, и я, потеряв управление, ухожу в краткое пике. Естественно, защита на коленях и локтях была, но всё же стукнулся и ободрался я порядочно. От боли и неожиданности встать сразу не получилось, и я остался лежать, чтобы осмыслить ситуацию. Не плакал, не стонал — просто лежал, потирая ушибы. Рядом остановились две женщины лет пятидесяти. Их диалог меня умилил уже в том нежном возрасте:
— Наверное, руку сломал. — Да нет, спиной ударился — вон, лежит, встать не может. — Не, спиной бы ударился — сознание бы потерял. Я знаю, видела такое. — Совсем ума у этих детей нет. Ну так вот, подходит ко мне эта начальница…
С этими словами дамы удалились. Спасибо им огромное за то, что в раннем детстве показали мне, каково большинство людей, тем самым сэкономив мне кучу нервов в период насыщенной эмоциональной юности.
Уже более двадцати лет моя мама — социальный работник. Сейчас работа не такая пыльная, как раньше, но бабульки стали куда более избирательными и наглыми. Раньше социальное обслуживание мог получить только старый одинокий человек или инвалид — теперь же на него может претендовать любой человек пенсионного возраста, пусть и с десятком внуков, детей и племянников. Частенько мама видит такую картину: у бабули сидит шкафообразного вида внучок и отчаянно пожирает то, что мама принесла в прошлый раз. Оговорюсь сразу: моей маме уже шестьдесят, она работает два раза в неделю из-за большого стажа и неплохой для неё зарплаты, — но всё же!
Как-то у мамы поднялось давление, и вместо неё мне пришлось обзванивать стариков и спрашивать, что принести им «покушать». Пришлось смириться с «йогуртами „Активия“ только с киви, и ни с чем другим», грейпфрутами непременно красного цвета и всём в том же духе.
— Здравствуйте, N.! Меня зовут M., мама сегодня болеет, и к вам приду я. Что вам принести? — Упаковку молока. — Какого? — Ну, такого! Упаковку, в которой 12 штук по литру. — Это же 12 литров! Я одна столько не унесу. — Твои проблемы! — бросает бабуля трубку.
Потом я узнала, что на прошлой неделе 12 литров молока ей уже принесли. Зачем столько молока одной старушке? Она ванную в молоке принимает или кормит всех своих ближайших и дальних родственников? Нет ответа.
Меня, человека закалённого, не выбивает из равновесия даже орущий за стенкой младенец с перфоратором. Но есть бабушки — вот их жалко. Они же старенькие, за нами не успевают.
Один известный банк завёл себе полчища девочек в корпоративной форме, которые, как чёртики из табакерки, выскакивают навстречу каждому зашедшему в банк и с леденящей душу доброжелательной улыбкой пискляво тараторят: «Добрый-день-чем-я-могу-вам-помочь-что-бы-вы-хотели-сделать?» Потом фея даёт тебе номерок твоей очереди и предлагает присесть.
Сижу в очереди. Заходит бабуля. Точнее, даже не заходит, а только появляется в автоматических дверях, осторожно просовывая нос в вестибюль. И тут — там-тара-дам! — прямо перед этим ни в чём не повинным носом, аки двое из ларца, выскакивает, щёлкая каблуками, бело-бордовая (форма у них такая) девушка азиатской наружности и экзальтированно выдаёт свою скороговорку.
Бабушке повезло: рядом был банкомат и стул. Предварительно вздрогнув, по стеночке банкомата она сползла на сидение, трагично посмотрела на девушку, сочувственно покачала головой, глубоко вздохнула и, взявшись за сердце, сказала:
— Деточка, принесите валерьянки. Нам с вами явно нужно успокоиться.
Работаю в большом магазине, продающем всякую дребедень, начиная от хлорки и заканчивая эфирными маслами для ухода за кожей. Я начальник смены и уже давно представляюсь посетителям как мистер Вульф из «Криминального чтива»: «I’m Winston Wolf, I solve problems».
Сижу на складе. Меня зовут по матюгальнику к кассам. Подхожу. На кассе бабка орёт на кассиршу, которая… отказывается продавать что-то, что отсутствует в ассортименте, по причине, не поверите, отсутствия этого самого товара в ассортименте. Бабке явно начхать, что мы не торгуем, образно говоря, конвейерами для тяжёлой промышленности. Возмущение своё бабка выражает угрозами наложения проклятия на кассиршу, если ей сейчас же не подадут искомое.
— В чём дело? — я само воплощение спокойствия. — Я её прокляну! Она угаснет прямо у вас на глазах!
Я изображаю из себя истукана острова Пасхи:
— Проклятие ближнего своего — страшный грех. Твоё тело пожрет великий Ктулху, а душу — ужасный Ньярлатотеп.
Спокойно разворачиваюсь и ухожу. Минуты через три кассирша, всхлипывая, заползает ко мне на склад и говорит, что бабка извинилась и унеслась в неизвестном направлении.
Отец пожаловался, что ему постоянно SMS со всякими новостями приходят. Говорю, позвони оператору и скажи, чтоб отключили. В процессе разговора замечаю, что отец записывает на листочек текст сообщения, которое надо отправить для отключения рассылки:
ВКЛ РОССИЯ 5177
Отнял трубку, наорал на оператора. До мата не дошло, но было близко. После первого «подождите» текст SMS изменился на «OFF РОССИЯ»; после ещё двух оператор отключила все рассылки и включила запрет на автоподписку.
Меня задолбали суеверия и суеверы. Думаете, «чёрная кошка через дорогу» ушла в прошлое? Фиг вам. Недавно видел, как на дороге с крайне редким движением стоял джип и ждал, пока кто-то пересечёт линию, через которую кошка пробежала.
«Вернулся — посмотрись в зеркало».
«Зеркало с трещиной? Не смотрись!»
«Перед экзаменом стричься-бриться нельзя».
«Птица в окно бьётся — к смерти». К птичьей, что ли?
Про гороскопы и иже с ними только упомяну — всё и так понятно. Блин, XXI век на дворе, а у нас до сих пор чёрные кошки в Овне.