Скажите, что сейчас можно купить на 6 рублей? Бич-пакет, пачку растворимой овсянки или приём хирурга. Да-да, именно такую сумму ваш любимый Медвепут выделил на стоимость одного приёма. Рассчитывается всё это очень просто. Ставка хирурга — 4 тысячи при норме 9 минут на человека. Посчитать сможете? Думаю, да. И после этого вы ждёте от врачей тщательного сбора анамнеза, аккуратного и качественного осмотра? Придите в парикмахерскую и попросите модельную стрижку за пачку овсянки. Догадываетесь, куда вас пошлют?
Да, правильно писал IT-специалист: кто поумнее — уходит в частные клиники, кто потупее — остаётся работать на то правительство, которое оценивает ваше здоровье в 6 рублей, которым вы, шестирублёвые сокровища, так страшно гордитесь. Что ж, гордитесь дальше. А я, студентка с двумя научными работами, красным дипломом и кучей научных наград и благодарностей от пациентов, решила уйти из медицины. Потому что вы, шестирублёвые мои, требуете королевского обслуживания. Задолбали.
Мой муж ВИЧ-инфицирован в результате врачебной ошибки. Мы научились жить с этим, и у нас здоровая полноценная семья. Родители нас хоть и не сразу, но поняли, и приняли мужа таким, какой он есть.
— Спидозник — он или нарик, или педик, нас заражает, давить таких надо!
Стереотипы в полный рост. Чтобы заразиться, достаточно одного незащищённого контакта или, как в нашем случае, идиотки-медсестры. Через дыхание или прикосновение он вас не заразит.
— Он помрёт быстро и мучительно, зачем тебе такой?
Благодаря здоровому образу жизни и современным лекарствам он ещё вас переживёт.
— Как же ты, бедная, без мужской ласки-то?
Презервативы никто не отменял.
— Зачем тебе мужик, если детей не будет?
Извините, а это кому вы шоколадку только что подарили? Да, искусственное оплодотворение. И?
Можно рассказывать долго и про истерики бабулек в больницах, и про моих бывших друзей, при виде нас отводящих глаза. Однако спасибо тем людям, которые относятся к нам с пониманием и не усложняют и без того трудную жизнь. А остальные — идите к чертям!
Меня удручает отечественная стоматология. Куда ни приди, обязательно обнаружится, что твой предыдущий доктор — клинический идиот и испортил тебе все зубы (что самое удивительное, так и оказывается), и нужно немедленно менять пасту, пломбы, образ жизни и религию.
Звоню в популярную столичную клинику с животрепещущим вопросом о том, сколько будет стоить лечение пульпита. Называют удивительно привлекательную сумму; клиника хвалится скидками, профессионализмом врачей и индивидуальным подходом к каждому клиенту. Прихожу на консультацию. На меня моментально заводят карточку, ещё не спросив, хочу ли я вообще там лечиться, и после осмотра (ах, ох, кошмар, вам нужно делать ультразвуковую чистку, дёсны кошмарные и малиновые — при том, что с ними никогда не было проблем) передо мной кладут договор, где исполнитель обязуется разве что голову тебе не оторвать. Выясняется, что сумма будущей процедуры превышает заявленную диспетчером в шесть раз. Отступать некуда: страшная боль намекает на острую необходимость начинать лечение немедленно. После начала лечения внезапно выясняется, что требуемая сумма увеличилась ещё почти вдвое, и нужно ставить коронки, на которые — сюрприз! — сейчас распространяется акция.
Везде та же история. Непонятно, кому верить, где лечиться и как бы сберечь родные 32 зуба хотя бы до тридцати лет.
Задолбала меня российская медицина. Так нельзя лечить людей. Нельзя научиться хирургии или любой другой врачебной специальности за один год интернатуры и даже за два года российской ординатуры. Да и кто обучит российских врачей цивилизованной медицине? Та «красная профессура», которая профессионально состоялась в середине 70-х за пуленепробиваемым железным занавесом? Эти люди как не читали, так и не читают литературу на языке «потенциального противника». Учитывая тот факт, что английский в настоящее время является международным языком профессионального общения, языком 99% публикуемой в мире новой медицинской литературы и всех более-менее актуальных учебников, станет понятно, кто готовит подрастающее поколение российских врачей. Нельзя работать на оборудовании, которое подлежало списанию ещё в начале 80-х, нельзя вводить живым людям препараты, которые не были адекватно изучены, и уж тем более препараты, которые в исследованиях показали свою неэффективность.
Уехал я. Люблю берёзки издалека. Возвращаться? Не столько смущает зарплата втрое-вчетверо меньше, чем за границей, сколько отсутствие необходимого оборудования, препаратов и наличие дураков начальников. Я анестезиолог, и здесь, за пределами России, я уже привык к тому, что не могу начать анестезию, не имея в наличии всех необходимых для соблюдения цивилизованных стандартов безопасности препаратов и оборудования. Если у современного профессионального военного отобрать автомат и бронетехнику, посадить его на коня и дать в руки саблю, много он навоюет? Да ещё и под командованием товарища Будённого…
Как работник аптеки, я одинаково спокойно отношусь как к людям, предпочитающим лекарства, так и к тем, кому ближе лечение травами. Но в некоторых случаях увлечение «чудодейственными сборами» приводит к возникновению чуть ли не конфликтов.
Не знаю, где люди берут эти рецепты, которые звучат как список ингредиентов для зелий в книгах о Гарри Поттере. Я уже задолбалась объяснять каждому приходящему за такими ингредиентами клиенту, что его трава со сломай-язык-названием лекарственным средством не является и в аптеках не продается. Граждане, вы бы хоть с Фармакопеей сверялись, что ли! Честное слово, сама себе перестаю верить, когда произношу крамольные слова: «Это не лекарственное сырьё, ни в одной аптеке вы его не найдёте», — столько ужаса и негодования я вижу на ваших лицах.
Не стоит так верить всему тому, что сказал вам Малахов с экрана или целитель со страниц «ЗОЖ». Не знаю, насколько это может быть полезно, но чаще всего — просто абсурдно.
— Девушка, у вас есть иглы сосны? — Нет, иглы сосны не продаются в аптеке. Может, вы имели в виду почки? — Я же сказал: иглы! Для отвара надо. И откуда вас тут таких понабрали?
— У вас есть семена овса? — Простите, семена овса не являются лекарственным средством, мы ими не торгуем. — Ну да! Как это: семена овса — не лекарственное средство?!
— Девушка, у вас тут на всех пачках с шалфеем написано, что он от горла. А мне нужен другой, для общего укрепления организма. — Э-э-э… Девушка, шалфей — он и есть шалфей, он не может быть разным! — Нет, есть от горла, а есть общеукрепляющий шалфей!
Наверное, верхние или нижние листочки.
Словом, будьте здоровы, уважаемые любители народной медецины, и держите Фармакопею на столе рядом с номерами «ЗОЖ» — так, на всякий случай.
Первый раз меня чуть не угробили банальным аппендицитом. Всё просто: привезли-диагностировали-вырезали. Через неделю отправили домой с температурой 38 — мол, нормальное явление. Через два дня меня привезли обратно с температура под 41. Вскрыли абсцесс в рубце, заштопали заново. Подержали, отправили домой. Через пять дней — правильно, привезли обратно, снова вскрыли… Дальше уже не зашивали; рана зарастала естественным путем.
Второй раз. Восьмой месяц беременности. Внезапно мне становится плохо. Очень плохо. Есть, пить, спать невозможно от постоянной дикой боли и рвоты. Глюкоза внутривенно, чтобы хоть как-то поддержать измученный организм.
Первая «скорая»: «Ой, беременная… Это токсикоз, это пройдёт».
Вторая «скорая»: «Ой, беременная… Ну, мы вам щас укольчик сделаем, а завтра, если не пройдёт, в больничку идите».
Третья «скорая»: «Ой, беременная… Ладно-ладно-ладно, мы вас заберём и отвезём в роддом, там с вами разберутся».
Роддом. Больница. Инфекционная больница. Другая больница. Ещё одна больница. Десять дней меня катают по всему городу, и никто не хочет связываться с глубоко беременной девушкой.
Наконец, поднятые на уши все-все-все родные и знакомые дают телефон заведующей роддомом с другого конца города. Я по гроб жизни благодарна этой женщине за то, что я и мой сын остались живы. Она приехала, пришла посмотреть на меня — а к тому времени от меня остались глаза и живот, — молча повернулась, вышла в коридор и высказала всё тем, кто меня «лечил». Таких слов я не ожидала услышать от интеллигентной женщины за пятьдесят. В тот же день мне сделали кесарево.
Провалявшись еще два месяца в больнице, наконец еду домой. А в выписке у меня написано, если перевести это с медицинского на русский: «У вас печень не работает, а почему — мы так и не поняли».
В третий разу буду умирать дома. Кажется, будет дешевле, быстрее и менее мучительно.
Мне всегда казалось, что медицинская карточка в поликлинике нужна для того, чтобы отслеживать историю болезни пациента, собирать результаты сделанных анализов и прочую информацию, по которой можно узнать, что происходило с организмом. Более того, в карточке участковый врач настоятельно советует отмечать прохождение ежегодной флюорографии. Если она не отмечена, гоняет на исследование еще раз. Наверное, мы с врачом ошибались.
Поликлиника. Утро. Пустой холл, очереди в регистратуру нет. На выдаче карточек сидит женщина — нет, тётка. Сидит и слушает радио. Подхожу, здороваюсь, прошу карточку, чтобы пройти флюорографию. В ответ — сердитое сопение и предложение сделать всё по полису. Что ж, иду, делаю, врач выдаёт бумажку о прохождении обследования и просит вклеить её в карту. Снова иду в регистратуру. Прошу дать карту, чтобы вклеить несчастную бумажку. В ответ — снова сердитое сопение и совет не морочить работающему человеку голову и носить результат обследования с собой. Мне бы так работать…
К сожалению, я пообщалась с ветеринарами достаточно. Несколько историй могу рассказать.
Начал кот кашлять, чесать морду, перед этим отирался около полипропиленового мешка. Сразу мысль: сожрал ленту от мешка, не может ни проглотить, ни, пардон, сблевать. Залезть посмотреть, разумеется, не даёт. Идём к ветеринарам, описываем всё. В горло коту даже не заглянули — сказали, что грипп, и выписали антибиотики. Через некоторое время кота таки стошнило этой ленточкой.
Другой кот, приступ мочекаменной болезни. «Врач» очистил мочевой пузырь шприцом, проколов коту живот. Кот умер. Потом от нескольких других ветеринаров мы узнали, что умер именно от этой процедуры — так делать категорически нельзя.
Полугодовалый котёнок вывалился с балкона и сломал заднюю лапу. Понесли в ветклинику. Кота распластали на спине, вытянули лапы (чему он усиленно сопротивлялся и причинял себе ещё большую боль), сделали рентген. Что мешало «снять» кота, лежащего на животе (в гораздо более комфортной позе), так и осталось непонятным. Посмотрели ветеринары снимки, заполнили историю болезни, прописали лекарств, отправили. Смотрю в записи и вижу, что описание сделано зеркально: снимок смотрели перевёрнутым.
Собака, весьма пожилая. Требуется операция по удалению опухоли. Перед операцией разговариваем с хирургом о том, что если всё плачевно и у собаки нет шансов, операцию не заканчивают, из наркоза не выводят, дабы и животное не мучать, и самим не мучаться и не тратить деньги. Идёт операция. Выходит из операционной «ассистент» и спрашивает: «Ну как, что дальше?» Странный вопрос, учитывая, что никаких данных он нам не выдал. Мы знаем только, что собаку оперируют, а как и что — не в курсе. Пытаемся добиться от него информации, он говорит, что шансы у собаки есть. Значит, доделываем операцию. Собака очухивается. Потом пару недель возим её на осмотры и капельницы на другой конец города, оставляя в клинике каждый раз весьма заметную сумму денег. Собака умирает. Звоним врачу. Он выдаёт замечательную фразу: «А что ж вы хотели — поликистоз почек! У неё не было ни одного шанса».
Не повезло мне пока встретить нормального ветеринара. А видела я их достаточно — выше описано совсем не всё из того, что есть рассказать. Профессия врача или ветеринара благородна тогда, когда человек владеет своей профессией и лечит, а не деньги зарабатывает, талантливо избегая своих обязанностей.
Привет, горячечный и наивный (может, просто юный?) искатель гадов и защитник поруганной медицины! Я — некогда профессиональный больной.
Я провёл в больницах все детские годы. Мне ставили диагнозы почти на все буквы русского алфавита. Спасали меня неоднократно, вот только официальная медицина старалась этим заниматься очень уж осторожно. Судите сами: может ли, к примеру, жить ребёнок, у которого температура тела понизилась до 35 °С? Нет, медицинская наука однозначно вам ответит, что организм уже не имеет собственных сил и занялся процессом умирания, отступив перед болезнью, следовательно, спасать уже некого.
Зато в других ситуациях медицина не стеснялась. Например, задним числом, лет через 25, мне неожиданно стал понятен истинный смысл рискованных процедур вроде ***скопии, на которые так авторитетно и не один раз подбивали моих родителей люди в белых халатах. Я даже узнал фамилию будущего доцента, для диссертации которого и собирался материал.
В пору мятежной юности я стал регулярным посетителем травмпункта: и шили, и гипсовали. В эту пору я уже не только накапливал наблюдения, но и успевал делать выводы. Например, первый: я окончательно перестал уважать любых медиков, кроме Хирургов. Именно к Хирургу тебя приносят, когда ты над собою не властен, и он берёт за тебя ответственность. К сожалению, был и второй вывод: даже хирурги — и те не все с большой буквы. Например, усилия хирургов из блатной поликлиники мне довели конечность до такого состояния, что знакомая врач, зайдя проведать, пришла в ужас. К слову, она патологоанатом. Что интересно, ошибки этих пафосных, величавых и гордых «хирургов для своих» исправила скромненькая, серенькая, тихая женщина из затрапезной студенческой поликлиники. Спасала меня эта женщина не совсем признанными официальной медициной методами, зато некроз ушёл быстро и связки срослись хорошо.
Через некоторое время я стал востребован медицинской системой как сотрудник. Успел познакомиться и с главврачами, и со специалистами от окулиста до дерматолога. Пообщался и с теми, кто их учит: глядел в микроскоп в учебных классах «анатомки», даже ходил на доклады к ректору большого медвуза. Знаете, перестал я уважать медицинскую систему. Напрочь. Зато начал верить в отдельных и, увы, очень редких людей. Хотелось бы верить, что между ними есть некая преемственность, но на это сил уже нет.
Я не стал медиком — я айтишник. А ещё почти профессионально научился выздоравливать, потому что позволить себе болеть я не могу.