А я хочу пожаловаться на детей. Нет-нет, кормящие мамочки и прочие фанаты умилительных младенцев, можете не вооружаться бейсбольными битами: к вашим детям этот текст не имеет ни малейшего отношения. Я хочу пожаловаться на тех, кто, несмотря на порой весьма почтенный возраст, так и не вышел из детства.
Это люди, до сих пор не преодолевшие в своём развитии отметку «два года». Они до сих пор считают, что весь мир вертится исключительно для них. Они паркуются, загораживая проход, громко слушают музыку вместо того, чтобы воспользоваться наушниками, курят в лифтах, таскают своих орущих детей в рестораны, раздражая всех вокруг… Им даже в голову не приходит, что вокруг есть другие люди, которым их поведение мешает (а в отдельных случаях — даже угрожает).
Это люди, которые так и не научились говорить. Все эти беканья и меканья, неспособность вербально выразить собственные потребности («Я хочу это, ну, такое») и даже потеря самоидентификации («Я это…») — это уровень маленького ребёнка, который вместо того, чтобы сказать: «Почитай, пожалуйста, книжку про Малыша и Карлсона», доводит бабушку до предынфарктного состояния воплями: «Молись и кайся!»
Это люди, не подозревающие, что за этим днём придёт следующий. Не понимающие, что если сегодня потратить все деньги в клубе, то завтра будет не на что доехать до работы. Не способные спокойно оценить, нужна ли сто пятидесятая кофточка, не подходящая ни к одной имеющейся юбке. Наконец, швыряющие окурки под ноги и выбрасывающие ртутные градусники на обычную помойку, даже не задумываясь, что и через десять лет, и через сто на этой планете кто-то захочет жить.
Это, наконец, те, которые просто не хотят быть взрослыми. Ванильные барышни, в двадцать с лишним лет строящие из себя десятилетних капризулек, взрослые мужики, сидящие на шее у мамы, девушка, которая до сих пор «экспериментирует» и не может выучить, сколько тарелок бабушкиного борща она может съесть после силовой тренировки, а сколько — после плотного завтрака.
И вот теперь я всё-таки обращусь к мамочкам: я вас умоляю, воспитывайте своих детей! Научите их говорить. Объясните, что свобода одного человека распространяется ровно до того момента, пока не начинает ограничивать свободу другого. Развивайте в них способность самостоятельно мыслить и принимать решения. А то нынешнее «потерянное поколение» возрастом от 15 до 85 уже просто задолбало!
А меня задолбали регулярные разъезды представителей местной администрации по детским учреждениям.
Праздник у детей? Чёрта лысого этот праздник пройдёт нормально. Постоянно какая-нибудь шишка желает явить свою персону на утренник, причём заблаговременно об этом предупредив руководителя, например, садика: «Я хочу посмотреть, как обстоят дела в детских садах». Ага. Только из-за вашего приезда всех родителей и детей подняли на уши. Из детского праздника утренник превратился в нервное блеяние перепроверенных цензурой стишков. Дети ходят зашуганные, боятся что-то забыть или не то сказать. День веселья превратили в очередную бюрократическую хрень с кучей бумажек. А как же! Надо же, что бы всё соответствовало плану, который затребовала местная администрация накануне. Шаг влево, шаг вправо — расстрел на месте.
Чиновники и прочие власть имущие! Заявляясь на детские праздники, вы просто уничтожаете атмосферу теплоты, уюта и неформальной обстановки, на которой это самое веселье и строится. Поймите наконец, что детские коллективы только и держатся на нормальном человеческом общении. Или представьте, что к вам на семейный праздник приедет куча незнакомых людей, и некоторых из близких придётся попросить уйти, дабы «дорогие гости» поместились. Да, именно так: из-за вашей персоны половину родителей просто не пускают на торжества.
Я работаю учителем информатики в средней школе города N, и я задолбался.
Я не считаю, что преподаватель может ставить себя выше детей, ибо все мы, от мала до велика, равноправные личности. Я считаю, что ребёнок — точно такой же человек, как и взрослый, и относиться к нему нужно с должным уважением. Мои ученики это ценят. Но что же могло меня задолбать? Родители, откройте уши — я начинаю!
Меня задолбали родители, которые с детства прививают своим чадам мнение, что учиться вовсе не обязательно: «Препод опять поставил двойку? Негодяй! Я с ним поговорю! Ты не выучил циклические алгоритмы? Не беда! Они тебе сто лет не нужны, а про двойку я поговорю!» Неужели вы думаете, что делаете лучше своим детям, когда учите их хамить и хитрить?
Дальше — больше. Я не знаю, как вы воспитываете своих дочерей, но то, что ваша 16-летняя девица надела рубашку и, расстегнув верхнюю пуговицу, своим прекрасным (без тени сарказма) бюстом пытается очаровать меня и заработать себе «хотя бы четвёрку», меня не задолбало — у меня вообще слова такого нет, чтобы описать мои эмоции.
Мне немногим за двадцать. Я не женат, в работе успешен, по специальности айтишник, который выбрал стезю преподавания. Внешним видом создатель меня не обделил, но и красавцем назвать меня сложно. Это вовсе не значит, что ваши дочери должны строить глазки и пытаться меня очаровать. Где воспитание? Я педагог — и точка! Объясните своим чадам: пока они за партой, а я у доски, одеваться и прихорашиваться смысла нет. К тому же мини-юбка — это пошло. Где мораль? Где это чувство собственного достоинства у ваших дочерей? Если она решила, что всё, что она может из себя представлять, — это подстилка с грудью, бёдрами и прочими прелестями тела, то у меня для вас плохие новости.
Родители шестиклашек, задумайтесь, как вы портите дальнейшую жизнь своим детям, когда учите их торговаться со мной: «Ну, вы там посмотрите… В принципе, четвёрка меня устроит». После таких слов даже русское «ох#ел» не подходит для описания моих эмоций.
Продолжать я могу весьма долго, но мне важно другое: поймите, что никто не даст вашим детям то, что даёт школа. Кто ещё научит вашего ребёнка менять плату в компьютере или писать программы на разных языках именно тогда, когда он наиболее к этому восприимчив? Но даже если он прирождённый художник, и информатика ему не нужна, то хотя бы научите его порядочному отношению к преподавателям и предметам. Это именно ваша обязанность. А если вы считаете иначе, то у меня для вас плохие новости, родители учеников школы № 10 провинциального города N.
Я — 20-летний студент с хорошей успеваемостью, вполне готовый к самостоятельной жизни. Остаётся лишь закончить ещё пару курсов, и можно будет окунуться во все сложности поиска работы и начать зарабатывать деньги.
Для начала меня достали взрослые, вечно смотрящие свысока и повторяющие: «Да ты ещё жизни-то не знаешь». Я сам решил перейти в другую школу, где была более серьёзная подготовка к поступлению в вуз. В летние каникулы я даже успел несколько раз поработать и после этого на всю жизнь запомнил, что просто так деньги не приходят. Я сам сделал свой выбор в пользу высшего образования и подыскал себе специализацию. Родители никогда не диктовали свою волю и поощряли, чтобы я добивался всего самостоятельно. Единственным их вмешательством был совет и разъяснение возможных последствий моего решения.
Ничего сейчас меня не может больше задолбать, чем родители, говорящие своим детям: «Нельзя!», ничего не объясняя. Ладно, если бы это касалось детей до десяти лет: ребёнок не сможет понять объяснения взрослых. Но почему такой подход сохраняется до совершеннолетия, а иногда и вообще на всю жизнь ребёнка? Почему обязательно нужно не обучать ребёнка жизни, а дрессировать его, как собаку, заставляя выполнять все свои приказы? Такое сравнение вполне уместно, ведь это та же система, целью которой является закрепление реакции на команду.
Но что ещё больше удивляет, так это реакция родителей после совершеннолетия. Они ожидают, что теперь ребёнок будет жить самостоятельно, что теперь-то он вступит во взрослую жизнь. Но как он способен на это, если именно родители на протяжении всей его жизни принимали за него все решения? У него нет собственного мировоззрения, он очень смутно понимает, чего же хочет добиться в жизни. В итоге такие дети либо продолжают оставаться на попечении у родителей, либо просыпаются от спячки и начинают «взрослеть».
Но есть и более активные молодые люди, которые намного раньше бунтуют против такого отношения к себе и пытаются понять, чего же они хотят от жизни. На этом пути они встретят много того, о чём многие говорят только с пренебрежением: отклонения в сексуальном поведении, насилие, наркотики. Я сам за своё юношество наблюдал такое много раз, хоть и никогда не участвовал. Но решение этой проблемы заключается не в том, что подростков надо от этого оградить. Им нужно объяснить все последствия их решений и убедиться, что они их понимают. Самый лучший способ отвадить ребёнка от конфет — сводить его на конфетную фабрику, не так ли? Может, подростку пойдёт на пользу послушать не очередную пресную лекцию учителей, а рассказ наркомана, который с огромным трудом пытается слезть?
Но лишь малая часть взрослых так думает. По их мнению, единственная гарантия, что ребёнок не сделает что-то неправильно, — отсутствие такой возможности в принципе. Но в реальном мире для любого порока найдётся своё место, о которым вы даже не сможете подумать. Так не лучше воспитывать ребёнка так, чтобы он сам не хотел ввязываться в столь опасные ситуации? Показать ему, что его желания могут иметь более приличное, а иногда и более полезное выражение?
Я неимоверно многофункциональна и могу осилить работу сразу в нескольких местах.
Я работаю в зверинце. Вокруг меня постоянно протяжно ухают обезьяны, лают собаки, мяукают коты, чирикают птички и рычат тигры. Издавая эту гамму звуков, они не забывают ещё и гадить, бессмысленно и беспощадно, туда, куда им вздумается, крушить всё, что попадается под ру… простите, лапу или клешню, а также делить территорию и бороться за внимание не вполне ещё половозрелых самок и самцов.
Я работаю в ресторане. Хотя рестораном это не назовёшь — так, небольшой пункт общепита. С минуты прихода на работу до самого её окончания мой день наполняется чавканьем и ароматами еды: от вполне приемлемых (вроде мандаринов или конфет) до почти несносных (например, пирожок с мясом, который очередной «посетитель» ест прямо из кармана).
Я работаю в ночлежке и по-матерински оберегаю здоровый сон самых уставших за день/ночь/жизнь.
Я работаю в раздевалке спортзала. Я обязана следить за тем, чтобы «посетители» не забывали у меня свои вещи, а также благоговейно вдыхать ароматы их немытых тел после очередной тренировки.
Я работаю критиком в актёрской студии. Дрянной, скажу я вам. Перед моими глазами ежедневно разыгрываются шекспировские трагедии и приступы неизлечимых, опаснейших для здоровья болезней, первые места среди которых уверенно занимают головная боль и желудочные колики. На днях один артист так уверенно разыграл тремор конечностей, что я почти даже поверила, но куратор студии заверил меня, что это всего лишь удачный актёрский приём. Моё «не верю!» уже, пожалуй, набило оскомину нерадивым актёришкам и актрискам.
Я работаю в цирке-шапито. Акробаты всех мастей скачут по столам, стульям и потолку, а клоуны разных жанров то заставляют зрителей безудержно хохотать, то раздражают до слёз. И я, укротительница тигров в кожаных штанах, щёлкаю хлыстом посреди арены, смеюсь и плачу вместе со всеми и молюсь, чтобы эти зверюги не сожрали меня целиком.
Конечно же, основную часть моего времени я работаю в сумасшедшем доме. О-о-о, сколько прекрасного, катастрофического бреда вливается в мои уши ежедневно! Я пытаюсь разобраться в лавине нескончаемого потока сознания, которому позавидовал бы и сам Джойс, борюсь с манией величия и отчаянно спасаюсь от тотального разрушения собственного мозга. Иногда мне кажется, что сумасшедший дом, в котором я тружусь, преследует меня и тогда, когда я покидаю рабочее место. Порой «клиенты» моей клиники пытаются вызвать дьявола, читая или произнося наизусть исковерканные заклинания из замечательных по своей сути книг с гордым названием «English», но то ли заклинания не совсем действенные, то ли вызыватели не вполне талантливы… В общем, с дьяволом пока ещё никто из нас не сталкивался.
Ну и напоследок — иногда я подрабатываю на полставочки уборщицей, оклейщицей окон и садоводом, но такое бывает нечасто, только перед большой проверкой.
Я занимаюсь чем угодно, только не своими прямыми обязанностями — научить детей английскому языку. Я работаю где угодно, только не в том месте, куда изначально устраивалась — в средней школе Х уездного города N. И меня это задолбало.
Даже не знаю, с чего начать. С пресловутых яжемам и этожеребёнков, включающейся у всех авиапассажиров автофункции «мозгоff» на подступах к аэропорту? Может, сразу глобально по нашей Раше пройтись? Ибо всё вместе это не просто задалбывает, а создаёт поистине чудовищную мешанину, нахождение в которой сродни пребыванию в палате для буйнопомешанных.
Мои коллеги-стюардессы до меня здесь уже высказывались. Однако охватить всю нашу сферу в одном повествовании — задача, достойная тринадцатого подвига Геракла. Исчерпать неисчерпаемое. Хотя этим же самым словосочетанием можно поименовать безграничную глупость людей, жалующих к нам в самолёт. Пишу и понимаю, что сужу сейчас довольно однобоко и пристрастно, но как же ещё можно охарактеризовать людей, которые, будь они хоть семи пядей во лбу на земле, в самолёте не в состоянии открыть вакуумную упаковку колбасы? Ну что можно подумать о, казалось бы, представительной тётке в очках и пиджаке, которая весьма нервно протягивает тебе упаковку с недовольным возгласом: «Девушка, как это открыть?!» Господи, да ведь вы, гражданочка, с голоду подохнете, даже если вас этой упакованной колбасой завалить до самой бестолковой макушки! И не вы одна, далеко-о-о не одна, как показывает печальная практика.
Ладно, это всё лирика. Задолбали и эти уникумы, и любители подымить в пластмассовых туалетах, напичканных вами же разбросанными салфетками, и доморощенные пророки, предсказывающие развал самолёта на каждой воздушной яме, и прочие любители пошаманить (в основном над дьютифришным зельем, разливаемым из-под полы). И тётки-дядьки на аварийных дверях, не желающие расставаться со своей косметичкой со всем необходимым, содержащей три пузырька валерьянки, пять упаковок антигистамина, двенадцать вариантов обезболивающих, три пары очков, два тома «Войны и мира» (а почитать в полёте? Из Москвы в Питер ведь час десять лететь!), сменную обувь, целую курицу-гриль, набор юного химика и разводной гаечный ключ десять на двенадцать. Ах да, и конечно, стотыщмильонов и фамильные брильянты, именно поэтому:
—Нет! Я ни за что не уберу это на вашу бл@#$кую полку! Вы знаете, что я там везу?!
Нет, не знаю. Да мне и насрать, честно говоря. С полки никуда не денется и ничего не повредится, а вот при аварийной посадке запутаться в ваших баулах два на полтора и сыграть в Человека-паука я не хочу. И другим пассажирам от вашей тупости пострадать не желаю.
Но страдают. И мы страдаем. И зачастую от тех, от кого ожидаешь получить пинок под коленку (в прямом смысле слова) меньше всего. Замечательные ячейки общества — семьи. Начинается, как в анекдоте: в самолёт Москва — Анталья вваливается шумная компания, состоящая из мамашки, папашки и детишек. Взрослые заняты транспортировкой предательски звякающих в сумках конспектов и последующим их распитием, дети стремглав носятся по салону, запрыгивают на понравившиеся места, оглушительно выражают счастье. Господа, заткните вашу невоспитанность, я из-за неё указаний бригадира не слышу. И снимите её с кресла — тут уже сверкают глазами желающие занять своё законное место, указанное в посадочном талоне.
Ну, разместились, пристегнулись, выехали на взлётку — и началось…
— Серёжа, дай мне Вадика, пусть у меня сидит. Слушай, на, забери его, он брыкается. Ну что у тебя с руками-то, а? Отдай его бабушке, а то держать нормально не можешь. Ну ты что, бл@#ь, детский ремень уронил?! Подожди, я сейчас встану, подниму…
— Уважаемые пассажиры, вернитесь в кресло, пристегните себя и ребёнка, самолёт взлетает.
— Ой, девушка, не суйтесь, а!
Взлетели ровно, аки пушинка. Понеслась дальше:
— Эй! Передайте вашим пилотам, они у вас неумехи, ну капе-е-ец! Так взлетали, что у меня ребёнка вырвало! Прямо на пол! У меня ребёнка всегда в самолёте тошнит, вы что, пакетик дать не могли?
Простите великодушно, не осведомлена была. Тошнотик-то ваш, вы же в курсе. Попросить-то не судьба была, раз всё время тошнит? И да, может, желаете проследовать в кабину и показать мастер-класс?
Дальше по программе — обслуживание в горизонтальном полете.
— Уважаемые пассажиры, убедительная просьба во время обслуживания горячим питанием и напитками воздержаться от хождения по салону.
— Ой, а можно я пролезу тут у вас? А можно проскочить в туалет? А можно перепрыгнуть через тележку? А можно перелететь?
А дети не спрашивают. Они видят, что узкий проход самолёта загорожен тележкой, до и после которой стоят стюардессы, но я наблюдаю в его глазах совершеннейшее отсутствие сознания. Он молча и сосредоточенно прёт между рядами и тележкой, наступая нам на ноги и толкая локти пассажиров, держащих кружки с горячим чаем. Это чьё? Заберите ребёнка!
Выхожу с подносом в салон. На нём три чашки чая и пара чашек кофе для поздно проснувшихся. На кухне места мало; чтобы лишний раз не разворачиваться и не облить ребят, работающих там, выползаю из-за шторки, как стояла, спиной, тихонько, аккуратно и осторожно, зная, что позади может кто-то стоять. Точно так же разворачиваюсь, но не успеваю среагировать, когда с космической скоростью ко мне подлетает какая-то мразота лет пяти, пинает по колену и сваливает. Роняю поднос с кипятком на себя. Хочется взять его за куриную шейку, ткнуть рожей в кипяток и оторвать бесполезную башку на хрен. Выродков, которые это взрастили, туда же. А теперь кидайте в меня кошачьими какашками, свистите и улюлюкайте за жестокое отношение к детям.
Очередь в туалет развернулась на полтора километра. Срабатывает кнопка вызова бортпроводника. Выглядываю из-за шторки, вижу лишь летящую мне в руки фигню в пелёнках. Мамаша пулемётной очередью выдаёт: «Подержите доченьку, я сейчас в туалет только схожу, да?» — и мгновенно исчезает за дверью тайной комнаты. Алё, дама! А тебе не интересно, каков тот человек, коему ты сейчас вручила свою личинку? Я вот даже не знаю, за что это держать надо и в каком положении, я вообще к ним весьма прохладно отношусь. В это время доченька хлопает глазами, гугукает и рыгает мне на форму.
Лечу пассажиром между двумя рабочими рейсами. Из командировки в командировку. Устала так, что кружится голова, хочу поспать хоть в самолёте. Но, как выясняется, даже беруши или наушники — это фуфло, когда рядом с тобой трёхлетняя девица голосит так, что даже заткнутым ушам больно. В конце рейса лётчики за бронированной дверью интересуются: «Девчат, а кто это у вас там так кошмарно визжал?» Лицо мамаши при этом — отражение умиротворения дзен. «А не хотите ли вы успокоить вашего ребёнка?» — спрашиваю. Глядя на меня с безмятежной улыбкой, отрицательно мотает головой.
Всё это можно охарактеризовать словом «тупость», но с натяжкой, которую это слово не выдерживает. Потому что сознание граждан нашей Раши выходит далеко за рамки тривиальных убожества и запущенности и там, за этими рамками, достигает таких высот величественной кошмарности, что этим остаётся лишь гордиться, как гордятся удостоившимся международной премии национальным достижением.
В свои 34 я ещё не забыл, как сам рос, как играл. Не забыл, как папа приходил с суток, и я тихо-тихо себя вёл на кухне, пока жили в однокомнатной квартире, или в своей комнате, когда мы смогли переехать. Мне объяснили, что папа устаёт, что ему надо отдыхать. Причём рано так объяснили. Года в четыре я уже считал это святой истиной: когда папа приходит с суток, мне надо дать ему поспать, прежде чем прыгать по нему. То есть можно попрыгать, конечно, пока он не лёг, но когда лёг — тыц, тихонько и тихонько.
Я помню, что всегда убирал игрушки. И вытаскивал их из коробки ровно столько, сколько надо, чтобы поиграть. И остальные не разбрасывал. Я помню, что было нельзя играть мамиными украшениями, папиными часами, посудой и едой. Я помню, что без разрешения брать вещи родителей нельзя. Я помню, что есть правила. Я помню это всё с ранних лет.
У меня было счастливое детство. Возможно, благодаря этому детству я сейчас не нарушаю правил дорожного движения без суровой необходимости (ну, кроме скоростного режима иногда, когда это никому не мешает и не угрожает). Я не считаю возможным пролезть без очереди, потому что так делает тот, кто считает себя лучше других (а за это можно и в торец заполучить совершенно логично, ибо никому не нравится, когда кто-то считает, что он лучше, и имеет право не тратить своё время). Я привык уступать место старшим в транспорте. Я привык уважать других людей.
Я не считаю, что меня в детстве в чём-то ограничивали сверх меры. Я считаю, что ограничивать детей надо, иначе из них вырастает то быдло, что лезет без очереди и очень удивляется, когда на границе с Финляндией финский таможенник отгоняет его машину в са-а-амый конец очереди и потом ещё и досматривает с пристрастием. Да, видишь ли, они не считают, что некоторые звери равнее других.
Задолбали меня дети без ограничений и родители, уставшие от своих детей. Детям надо объяснять, что можно, а что нельзя. Детям надо давать пример своим поведением. Детей надо любить, но нельзя ни им, ни себе прощать кучу мелочей. Потому что именно так выращивают таких подруг, которые запихивают под диван свои вещи, вместо того чтобы их убрать. Нам с этими детьми жить, причём нам будет уже лет 50–60, когда это долбонечто дорастёт до социально активной позиции. А в 50–60 бороться с людьми, у которых нет встроенной планки-ограничителя, тяжело, друзья мои.
Всем здравствуйте. Я мама с коляской, и я задолбалась.
С рождением ребёнка для меня перестали быть доступными многие блага цивилизации, потому что ребёнка я обычно вожу в коляске. Начнём с элементарного — похода в магазин за чем-нибудь. Выходим из квартиры. Есть лифт, но коляска в него влезает, только если держать обе створки руками и запихивать коляску внутрь животом. По технике безопасности ребёнка я должна держать на руках, но рук почему-то две, а не четыре. Кое-как выходим и идём дальше. Из трёх десятков магазинов и аптек, находящихся рядом с домом, я могу попасть в два маленьких магазинчика, один супермаркет и одну аптеку. В остальные мне просто не заехать. Равно как и на почту — в нашем отделении три крыльца и ни одного пандуса, в соседнем коляска просто не пролезает в дверь.
Надо куда-то поехать — пожалуйста! Про маршрутки можно забыть сразу, но ведь остаются автобус, троллейбус и трамвай. В каждый примерно пятый трамвай в моем районе можно влезть без риска упасть с почти метровой высоты, уронив на себя 10 кило ребёночьего веса и 15 колясочного. В метро сначала нужно войти. Кто там про законы физики при открывании дверей говорил? А вы попробуйте дверь открыть на себя, запихнуть в тамбур коляску, открыть вторую дверь, не зацепившись коляской за первую, я на вас посмотрю. А эти чудные люди, лезущие под колеса коляски на самом входе на эскалатор, когда очевидно, что другие пропускают именно коляску!
Опять же нужно заранее простраивать маршрут, чтобы пересаживаться на тех станциях, на которых есть пандусы. Но это не страшно — в конце концов, не везде есть техническая возможность сделать пандусы так, чтобы они никому не мешали и не было опасности съехать под поезд.
Живём за городом, поэтому приходится ездить на электричках (в маршрутку вход заказан). Так какой талантливый человек сделал так, что ширины пандусов при въезде на станцию не хватает ни для одной коляски, а чтобы до этих пандусов доехать, нужно преодолеть четыре разновысокие ступеньки? А этот чудесный перепад в 40–45 сантиметров между платформой и полом электрички, заставляющий выносить коляску на руках? То, что платформа скользкая, а коляска тяжёлая, никого не волнует.
Я, конечно, сама виновата, что вожу ребёнка в коляске, ведь слинг — это так удобно. Дорогие слингофанаты, вы тоже задолбали. Вы как хотите, но моя спина не выдерживает целого дня таскания десятикилограммового ребёнка. И не надо мне рассказывать, что слинг — это наше всё.
Я всегда была жуткой аккуратисткой. Идеальная чистота и порядок в доме для меня норма. Мыть окна не реже раза в месяц, пол каждый день, раскладывать носки по цвету и банки на кухне в строгом порядке — ну, и дальше по списку. Я никогда никому не капала на мозги, если у них дома бардак: дом — личное пространство каждого. Меня никто никогда не задалбывал, моя любовь к порядку никого не напрягала. Гостям приятно было приходить в чистую квартиру, мужу нравилось, что у каждой вещи есть своё место и не нужно искать, скажем, носки по всей квартире.
Чуть больше года назад я стала мамой очаровательных двойняшек. Пока детки были совсем малышами, я прекрасно справлялась, поддерживать порядок было не так сложно. Только вот сейчас малыши активно исследуют всё вокруг, и не бегать же следом за ними с тряпкой и криком: «Это не открывай! Сюда не лезь!» Детки вырастут, и я снова смогу построить свой быт так, как привыкла. А сейчас я просто хочу побольше времени проводить с ними.
Задолбали же меня родственники и друзья. Самые близкие люди, от которых я ждала понимания.
Да, дорогой братишка, у меня в раковине в ванной лежит подгузник. Закаканный. Пока ты звонил в домофон, я мыла старшему попу. Когда мы жили вместе с родителями, ты смывал за собой в туалете через раз, и я не высказывала своё «фи».
Да, милая подруга, та аккуратная кучка около шкафа — мои носки. Дети научились открывать шкаф и теперь с удовольствием рассматривают разноцветные тряпочки. Но не ты ли перед приходом гостей запихиваешь под диван свою одежду, разбросанную по комнате?
Да, любимая мама, все кастрюли и сковородки красиво разложены в комнате на диване. Детям нравится по ним стучать и складывать в них конструктор. Нет, я не буду вот прямо сейчас убирать весь этот ужас. Пойдём лучше чаю попьём, пока мелкие сами себя занимают.
Нет, уважаемая моя свекровь, ходить по комнате и садиться на диван нужно аккуратно. Это кубики.
И нет, нет, и ещё раз нет, я не буду всё это убирать прямо сейчас. Дети играют, а объяснять им, что играть одновременно можно только одной игрушкой, я пока не собираюсь.
Вы уже забыли, как сами растили детей? Или как сами играли?
bash.im
ithappens.ru
zadolba.li