Я военный, ныне в запасе. Ушёл в звании ефрейтора. Пришёл сюда я не для того, чтобы жаловаться на проржавевшие танки и разваливающееся в руках оружие (такого не было). Даже не стану опровергать подобные выпады в сторону нашей армии.
Служить мне довелось на закрытом, ныне покойном и разобранном до последней арматуры объекте возле города N. Служил я там всего полгода, после чего был переведён на другой объект. Но за эти полгода задолбался я основательно и надолго.
Что же меня задолбало? Вы, господа гражданские. Какого чёрта вы лезете на территорию закрытого военного объекта? За полгода таких кадров было сорок два человека.
Первые — молодые люди, на спор прущие через ограду. Истории их сделаны словно под копирку: пришли, поспорили, перелезли, увидели патруль, побежали, были пойманы. Друзья, оставшиеся за оградой, традиционно сбегают.
Вторые — журналисты. Эти, как правило, в открытую лезут через ограду, а завидев людей в форме и оружием наизготовку, даже не пытаются бежать, а с ходу вопят: «Вы не имеете права!» Ага, не имеем. Это ты не имеешь никакого права фотографировать закрытую территорию. Тебе за это ещё и срок полагается. И мыльницу твою мы тоже заберём. Что, личная? Опять «не имеете права»? Хоть бы лексикон свой расширили. Лишь двое выделились из этой массы. Про одного узнали только после публикации фотографий, за что получили нагоняй от командования — участок-то наш был. Второй же, пока его не поймали, успел избавиться от фотоаппарата и даже сменил часть одежды. Доказать так ничего и не смогли.
Третьи (кстати, трое их и было) — люди солидные, немалого достатка. Пока с ними говорить не начнёшь. «Пропустить!» — доносится из тонированного «хаммера». На ответ, что это закрытая территория, и просьбу отъехать от КПП получаю заявление: «Ты хоть знаешь, кто я?! Вот позвоню сейчас, и полетят у вас погоны! А ещё лучше — начальство сюда ваше». Ага, дел больше нет у генерал-майора, как лично общаться с мажорами. Демонстративно передёргиваю затвор, намекая, что мы имеем полное право выпроводить силой, если вообще не открыть огонь (по правде, можем мы это сделать, только если он силой начнёт прорываться на территорию). В довесок ребята с окопавшейся «восьмидесятки» подсобляют, уже учёные — турель направлять начинают. Мужик сразу сникает: «А, так это военный объект, а я думал — объезд… Чего закрыли, думаю, дай поинтересуюсь», — и задний ход даёт.
Четвёртые — местные жители. «Ой, а мы вот с дедом/ребятами/мужиками сюда ходили, и ничего не было». Это в лучшем случае. Обычно — «А чего это ты эту на меня наставил-то? Свободная страна! Хожу где хочу!» Угу, свободная. Но понятие «закрытый стратегический объект» никто не отменял. И кабель верните: у нас связисты жалуются. Что, уже бывали здесь? И с мужиками? Замечательно, а теперь пройдёмте с нами. И мужиков ваших тоже сейчас приведём. Поражает, что даже под дулом продолжают упираться.
И пятые (вернее, пятый). Думаю, вы слышали о «самоубийстве полицейским» — это когда человек провоцирует вооружённого сотрудника правоохранительных органов или армии на открытие огня на поражение. Обошлось, к счастью.
Граждане, не лезьте вы, пожалуйста, на закрытые объекты. Задолбали.
Помнится, в далёкие детсадовские времена одним из самых убийственных аргументов был: «А чё Ваське можно (дёргать девочек за волосы, кидаться грязью и прочее), а мне — нет?» С годами постепенно начинаешь понимать всю его нелепость и перестаёшь использовать Ваську в качестве обоснования своих действий и аргумента в споре. Но, как оказалось, детсадовскую этику переросли далеко не все.
Вот известный переводчик с собственным блогом. Будучи в прошлом сотрудником правоохранительных органов, он, видимо, чувствует себя обязанным защищать своих бывших коллег. Поэтому, когда в новоcтях появляется сообщение про очередное преступление, совершённое господами полицейскими, он комментирует это так: «Надо понимать, что полиция — она из народа». Следует пространный текст: если в народе есть определённый процент садистов, подонков и воров, значит, такой процент будет и в полиции. А если кому это не нравится, так пусть винит неидеальный народ, а начнёт с себя. То, что при поступлении на службу в полицию существует медкомиссия, в том числе у психиатра, которая обязана выявлять и отсеивать садистов и подонков, при этом игнорируется. Равно как и то, что с полицейских, которые при исполнении обязанностей имеют куда больше прав, чем обычный гражданин, и спрос особый.
А вот неизвестный, но очень горячо любящий армию товарищ. Он твёрдо убеждён, что армия — школа жизни, которую нужно пройти, чтобы стать мужчиной. На любое свидетельство реальных порядков в армии он отвечает, что это всё преувеличение, и смертность и количество самоубийств в армии даже ниже, чем среди мужчин призывного возраста на гражданке. При этом он как-то забывает, что смерть часто наступает в результате болезни, а самоубийство вообще является следствием либо тотальной безысходности, либо психических нарушений. Спрашивается, откуда всё это должно было вообще взяться в армии, где также существует медкомиссия, которая должна отсеивать физически и психически нездоровых? И почему школа жизни имеет моральное право на умерщвление своих учеников?
Или возьмём, например, православных христиан. Один возмущается, что ему уже и ругнуться нельзя, как всем, другой, кажется, искренне не понимает, почему директору предприятия можно ездить на роскошной машине, а священнику — нет. Оставим в стороне тот факт, что этих людей никто силком не тянул в религиозную общину, по канонам которой гнев является смертным грехом, а богатый имеет все шансы на вечные муки в аду. Удивительным образом это желание иметь равные со «обычными» людьми права исчезает, как только кто-нибудь оскорбит нежные чувства этих верующих. Тут же они начинают утверждать, что они как раз не такие, как все, а гораздо лучше; что на них держится вся русская духовность; что без них Россия давно бы погрязла в пучине греха и разврата; и что на основании всего этого церковь действительно должна быть на особом положении по отношению к науке или промышленности. Приводят в качестве аргумента те же самые каноны, которые они не только ежедневно попирают, а ещё и огрызаются, когда кто-нибудь укажет на это несоответствие.
Я понимаю, что равняться на чужие недостатки гораздо проще, чем на чужие достоинства. Но постарайтесь хотя бы защищать свои любимые общества и организации не так по-детсадовски, потому что вы уже задолбали.
Через четыре года совместной жизни мы с мужем наконец решили узаконить свои отношения. По-моему, играть свадьбу с платьем и фатой после стольких лет сожительства, имея совместного полуторагодовалого ребёнка, просто смешно. Решили по-тихому расписаться и посидеть дома с друзьями.
Пришли в загс. Ноябрь — не сезон для свадеб, поэтому людей не было вообще. Ура! Только, как оказалось, радоваться было рано. В кабинете с соответствующей табличкой юное создание без лишних слов выдало нам бумажку с двумя суммами, которые мы должны оплатить: госпошлина — 0,85 гривны, услуги загса — 130 гривен. С госпошлиной понятно, а вот всё остальное я попросила объяснить — мы попросили неторжественную регистрацию. Оказалось, что процедура подачи заявления включает консультацию молодожёнов, приглашение мне на мою же роспись с указанием даты и времени и помощь в оформлении заявления. В школе мы учились, заявление можем написать сами, а проконсультировать в вопросах брака я и сама могу кого угодно. Прошу показать мне приглашения. Девушка демонстрирует две открыточки с голубками общей стоимостью гривен восемь, заполненные от руки, с печатью внизу.
— А что, без этих приглашений меня на роспись не пустят? — Пустят, но… А вдруг вы забудете? Или вас с работы не отпустят. День-то будний будет. — Я напоминание на телефоне поставлю, а на работе отпрошусь. — Ну… Э… — Консультация нам не нужна, приглашения тоже, а заявление мы напишем от руки. Могу я от этого всего отказаться? — Нет. — Почему? — Все платят. — Все платят, а я могу отказаться? — Нет!
Прошу показать мне нормативно-правовой документ, где будет указано, что по закону я обязана это все оплатить. Девушка с гордостью и презрением протягивает мне лист. Читаю: «Перечень платных услуг, оказываемых загсом». Предлагаю девушке посмотреть в интернете, что такое нормативно-правовой документ. Наблюдаю, как она набирает в строке поиска «нармотивно-прововой», и спрашиваю, где кабинет начальства.
Женщина в кабинете, которой небесное создание успело позвонить, пока я поднималась по лестнице, встречает меня словами:
— Что же это, вы, девушка, торгуетесь? Не на базар пришли! — и ехидно-хамски добавляет: — Раз у вас нет денег, съездите в ближайший сельсовет и подайте заявление там!
Прошу показать мне нормативно-правовой документ, где написано, что подача заявления на регистрацию брака в сельсовете и городском загсе отличается стоимостью. Наверное, слова «нормативно-правовой» являются камнем преткновения, потому что женщина слегка стушёвывается.
— Там в письменном виде принимают, а у нас в печатном. — Покажите мне, где об этом написано в законе. — Э-э-э… Так удобнее. Вдруг у вас почерк плохой или ошибок наделаете? — Покажите мне, где написано, что в случае плохого почерка заявление не принимается. — Э-э-э… — Я хочу увидеть документ, где написано, что по закону я обязана заплатить ещё что-то, кроме госпошлины.
Женщина неприязненно смотрит на меня и цедит:
— Идите. Вам дадут образец заявления.
Мы заплатили 85 копеек. Написали заявление про отказ от платных услуг загса. Подали заявление на регистрацию. Но чувство у меня осталось такое, что побывала я всё-таки на базаре.
Я мастер на все руки. Это не похвала себя любимого, а констатация факта. Я могу поменять прокладку в кране, поклеить обои, починить розетку или электроприбор.
При этом я болен. У меня в организме выработка фермента ALDH2 намного ниже, чем у обычного человека. Это значит, что мне нельзя употреблять алкоголь. Совсем. Я стараюсь избегать даже лекарств на спирту, кондитерки с коньячной пропиткой и кефира, потому что не знаю, как отреагирует мой организм даже на совсем незначительный градус. Кстати, люди относятся к этому с пониманием, за исключением небольшого количества индивидуумов, которые не знают другого способа расслабления, кроме бутылки пива, и всерьёз считают меня инвалидом и глубоко несчастным человеком. Но на них я не обращаю внимания. А задолбали меня непонятные, варварские, на мой взгляд, традиции нашего общества.
Городок у нас небольшой, провинциальный. Меня очень часто зовут друзья знакомых и знакомые друзей устранить какую-то мелкую неполадку или помочь с ремонтом. Обычно всё происходит так. Шкаф собран или кран перестал течь. Хозяин дома с гордой улыбкой выносит мне бутылку коньяка в качестве благодарности.
— Спасибо, я не пью. — Ну и что? Возьмите! Может, жена или друзья выпьют, или подарите кому-то.
У меня дома скопилось столько бутылок, что моя жена станет алкоголичкой, если выпьет это всё, да и среди друзей нет сильно пьющих: во время общих застолий они выпивают не более двух бутылок, поэтому запасы пополняются намного быстрее, чем расходуются.
— Нет, я не возьму, не обижайтесь. — Ну как же так? Вы тратили своё время, работали… — Достаточно простого «спасибо». — Ну нет, я так не могу. Возьмите! — Тогда отблагодарите меня, пожалуйста, деньгами. — Но как же… Я много не смогу…
Я не миллионер и не считаю, что моя минута стоит пять тысяч долларов. Более того, то, что я для вас сделал сегодня, стоило бы вам сто рублей, если бы вы вызывали специалиста. Я понимаю, что вы позвали меня из экономии, поэтому полтинника будет вполне достаточно.
— Нет, ну это неудобно!
А давайте я одолжу у вас энную сумму, а верну бутылками спиртного, которые скопились у меня в квартире? Мне так будет удобнее. И вообще, человечество много тысяч лет назад придумало деньги, и денежный расчёт с тех пор считается намного удобнее натурального обмена. А тут вдруг Василий Пупкин почему-то решил, что деньги — это неудобно. Заканчивается обычно история тем, что человек начинает рассказывать общим знакомым, что я странный, мелочный, неблагодарный и ещё такой-сякой.
Ещё одна ситуация. Человек решил сэкономить на ремонте и собрал бригаду знакомых. После окончания следует обязательное застолье с более чем обильным возлиянием и слёзными рассказами о неоценимой помощи. Понятно, если человек хочет и может остаться на пьянку; в конце концов, это личное дело каждого. Но если нет — хозяин начинает его уговаривать, заставлять и обижаться, если тот выпил недостаточно по мнению хозяина. Пей, дурак! Я же хочу тебя отблагодарить — или ты не понимаешь? Я нанесу тебе удар по печени, почкам, сосудам и сердцу. Ты поссоришься с женой, потому что обещал ей сегодня быть дома раньше, а придёшь хрен знает во сколько, будешь полночи рыгать в туалете и дышать на неё перегаром. Тупые бабы, они ничего не понимают! У тебя завтра важные дела, но целый день будет болеть голова, тебя будет сушить и тошнить. Но это же всё из благодарности и признательности за помощь!
Очень интересно после всего этого слушать рассказы про происки акул империализма, которые спаивают нацию. А зачем её спаивать, эту нацию, если лучшей валютой и благодарностью у нее считается бутылка?
Работаю верстальщиком в редакции местной газеты. На носу выборы в местные депутаты и главы сёл и хуторов. Наша редактор, помимо печати статей с предвыборными программами, решила заработать ещё и на печати агитационных листовок. В редакцию потянулись кандидаты и кандидатки разной степени умственного развития и хитрожопости. Вот топ-десятка самый задолбайских кандидатов, за которых я бы никогда не проголосовал.
1) Кандидаты без предвыборной программы. Я так понимаю, что стать местным главой или депутатом они хотят очень сильно, но делать для этого ничего не собираются. «Что будем писать в вашей листовке?» — спрашиваю. Предлагают либо свою биографию, либо пустые лозунги типа «Выбирай меня — не проиграешь!», «Мир вашему дому!» и т. п. Чаще можно услышать: «Придумайте что-нибудь сами».
2) Кандидаты с нереальными планами. В предвыборной программе обещают всё, что только можно, от газификации и электрификации самых дальних сёл до зимнего обогрева каждой книги в городских библиотеках. Обещают решить проблемы переполненности города автомобилями (интересно, каким образом?), понизить коммунальные тарифы (хоть бы раз такое случилось) и расчистить местные пляжи от мусора (давно пора). На вопрос, как же всё это получится, можно услышать ответ: «Голосуйте за меня — узнаете». Нынешние глава и депутаты на прошлых выборах обещали то же самое, но толком ничего не сделали. Почему я должен верить вам?
3) Кандидаты, не желающие никуда ходить. Когда макет листовки готов, нужно сходить в местный избирком и там её зарегистрировать. Объясняешь кандидату, куда идти и что делать, а в ответ слышишь: «Что, я ещё ходить куда-то должен?» Уж если ты не способен на такую мелочь, чего тогда к власти стремишься?
4) Жадные кандидаты. Эти полчаса рассказывают, что из Москвы любимая партия выслала им миллионы на предвыборную кампанию, при этом оплачивать труд журналистов не хотят. Когда называешь цену за написание статьи, они уходят писать её самостоятельно — видать, потому, что в высланных миллионах не найдётся лишней сотни рублей. Самостоятельно написанная статья будет напоминать школьное сочинение в младших классах на тему «Что бы я сделал, если бы у меня была волшебная палочка».
5) Экономные кандидаты. Эти не желают платить за макет листовки. Приносят свой, худо-бедно состряпанный в Ворде, с кривыми строками и кучей грамматических ошибок. Просят добавить логотип партии и ещё пару строк текста. На ответ, что в случае неоплаченных макетов исправления вносит сам заказчик, начинается истерика: «Да вам сложно, что ли? N рублей за вставку логотипа?» А ты как думал? У меня таких хитрожопых кандидатов, как ты, на прошлой неделе было двести человек. Каждому был нужен партийный логотип или ещё пара пустых обещаний, но мало кто из них эту работу оплатил.
6) Местные боссы. Эти из местных начальников или глав, желающих попасть на второй срок. Чаще не приходят самостоятельно, присылают своих замов или доверенных лиц. С такими мороки больше всего: согласование предвыборной агитации превращается в игру «испорченный телефон», когда доверенное лицо бегает по десять раз за день от нас к кандидату, согласовывая каждую букву. Если босс является самостоятельно, то только чтобы сразу всё забрать, при этом приходит с пустыми руками и тут же требует всё выдать. Устраивает скандал, когда слышит, что нужно для начала оплатить работу, а потом самостоятельно всё согласовать в избиркоме.
7) Кандидаты, поливающие грязью других. Могут по часу рассказывать сплетни про других кандидатов, высмеивая чужую предвыборную программу (при этом имея крайне невнятную). Один явился к нам с чужой листовкой, почёрканной и с заметками на полях: мол, у меня вот вопросы к кандидату. Дорогой, твой оппонент не живёт у нас в редакции! Не отнимай наше время на пустые разговоры о том, как плохи все и как хорош ты. Или дай про это статью в газету или не мешай нам работать.
8) Женщины-кандидатки. Эти устраивают сексапильные фотосеты, будто это фото не для агитлистовки, а для глянцевого журнала с полуголыми моделями. Некоторые после первых дней критики и смеха приходят перезаказать тоже самое, но чтобы фото ограничивалось подбородком, без выпяченного бюста. Чаще приносят другое фото, со страшно строгой физиономией, будто кандидатка работает следователем в гестапо.
9) Кандидаты, считающие, что уже выиграли. Всем рассказывают, как теперь будет жить хорошо, как они разберутся с теми, кто был не за них. Свою уверенность строят на опросе 20–30 человек из числа своего окружения.
10) Ну и последние — неуверенные в себе. По нескольку раз за день могут приносить разные фотографии. Постоянно переписывают свою программу. То добавляют свои награды и достижения, то убирают их, заменяя местами работы или новыми лозунгами. То изменяют слова на «более благозвучные», то убирают половину текста, при этом теряя общую мысль. Дорогой, ты настолько не уверен в себе, ты вносишь столько изменений в несчастную листовку (у которой тираж аж сто штук), что возникает вопрос: зачем ты за это все взялся? Может, лучше сначала на курсы повышения самооценки надо было сходить?
Среди кучи кандидатов были те, кто не кричал, не скандалил, кто всё делал тихо и без паники. Кто не обещал райскую жизнь, кто не бил себя в грудь и не раскидывался шапкозакидательными лозунгами. Кто самостоятельно писал внятную предвыборную программу и вёл себя прилично в редакции. Вот за этих нормальных людей я и буду голосовать.
У меня в последнее время складывается впечатление, что человеку нынче могут простить всё, кроме одного страшного греха — отсутствия тяжких дум за судьбы Родины.
Друзья мои высокодуховные, вы все знаете меня чёрт-те сколько лет. Вы знаете, что мне тотально плевать на политику. Зачем вы опять и опять пытаетесь вызвать меня на дискуссию и превратить в ярого борца за счастье во всём мире?
Я не считаю Путина богом, равно как и не считаю, что его срочно нужно посадить и расстрелять.
Я не пойду на митинг.
Я не думаю, что пора валить из сраной Рашки.
Я не соглашусь, что надо срочно устроить революцию и гражданскую войну. А если вы реально этого хотите, то ваш мозг, к сожалению, ржав-с.
Мне наплевать, что половина страны живёт в нищете. И вообще, вы будете рассказывать про нищету человеку, который вырос в девяностые? Чью мать-одиночку сократили в разгар дефолта? И ведь не бедствуем. А у тебя, мой страдающий друг, кажись, айфон разряжается.
Мне наплевать, что рано или поздно по моей нежной доверчивой душе протопочут железные сапоги режима.
Может быть, я равнодушная сволочь, не переживающая за будущее своих детей. Только отстаньте от меня уже, ради бога.
Посреди дня позвонили: дома прорвало канализацию, по полам дерьмо плавает. Кроме 01-02-03, никаких «тревожных» телефонов не знаю, но при наличии Дубль-ГИС и Гугла это, наверное, не проблема.
Полбеды, что номера аварийной службы нашего района не оказалось в списках ни в интернете, ни в городской информационной службе. Потом мне знающие люди подсказали, что я не то смотрела: наш Центральный район просто решил выпендриться и назвал диспетчерскую службу «аварийным комитетом при мэрии». Ага, мэрия же в центре города, всё понятно. А что служба с таким названием должна работать на весь город, разумеется, пришло в голову одной мне.
Больше всего меня поразила служба ответов при известной бесплатной почте. Что делать, если прорвало канализацию?
Это не я придумала, ответы абсолютно реальные. У меня, наверное, чувство юмора не в порядке, но почему-то оно начинает отказывать, когда я думаю, успели отходы жизнедеятельности добраться до свежепоклеенных обоев или нет.
Желаю всем отличившимся в ответах на срочные вопросы и придумывании зубодробительных названий в экстренной ситуации не набирать высветившийся первой ссылкой номер, а выискивать в длинном списке различных организаций хотя бы минимально подходящую и наслаждаться чужим остроумием.
Недавно жители трёх домов нашего района пожаловались в ЖЭК, что вокруг мусорных контейнеров, куда они сбрасывают мусор, вечно всё загажено, жутко воняет и бегают крысы. Пришел ответ вроде «нефиг бросать мусор мимо контейнеров». В принципе, справедливо, но, как говорят, рисовали на бумаге, да забыли про овраги.
К контейнерам можно подойти только с одной стороны: с другой они стыдливо отгорожены от посторонних глаз высокой стеной. Перед ними на асфальте огромная впадина, которая во время дождя наполняется водой, образовывая громадную лужу глубиной в сантиметров в десять. Человеку, который хочет подойти к контейнеру вплотную, нужно или надевать галоши, или шлёпать и прыгать.
Добрые бабушки прикормили возле мусорок стайку собачек. Там можно вступить в неаппетитную кучу переваренных макарон или каши. Собачки считают мусорки своей территорией и всячески их защищают.
Очень интересно наблюдать, как жильцы пытаются закидывать пакеты в контейнеры с пятиметрового расстояния. Так как Майклов Джорданов очень мало, отходы часто приземляются рядом. Собачки разрывают пакеты и растаскивают мусор. Остальное доделывает ветер: крышек на контейнерах давно нет.
В отсутствие собачек у помойки тусуются бомжи, сортирующие мусор. Всё, что нельзя сдать, оказывается на земле.
Когда-то контейнеры опорожнялись раз в сутки, теперь — неизвестно как, о чём наш любимый ЖЭК благополучно забыл. Мусорки переполняются, пакеты приходится ставить рядом. Далее — читай выше про собачек, бомжей и ветер.
А теперь ещё раз расскажите мне о том, что мы свиньи и сами виноваты в бардаке.
Государственные службы — это лицо нашего государства. И слово «задолбали» — самое мягкое, что можно подобрать к ним.
Довелось мне на неделе оформлять загранпаспорт. Точнее, не на неделе, а неделю. Я не преувеличиваю: ровно столько нам с мужем понадобилось, чтобы сдать две анкеты с данными. Если бы не мой больничный и не свободная неделя у мужа, я вас уверяю, мы не сделали бы эти паспорта никогда. Ни один работодатель не отпустит тебя на недельку в УФМС, разве только за твой счёт.
В первый день мы пришли с чистым девственным мозгом и мечтами о паспортах к 10 утра. Приём ведётся с 9, и мы в очереди восьмые. Ну что ж, бывает. Садимся ждать. К 11:30 из кабинета выходит первый посетитель и направляется вместе с инспектором фотографироваться. Люди в замешательстве: инспектор один и на сдачу документов, и на выдачу паспортов. До обеда принимают ещё одного. Очередь уже человек пятнадцать. Я опущу подробности о втором акте марлезонского балета, лишь скажу, что мы, конечно же, не прошли. Как не прошли и в последующие два дня, приходя в паспортный стол в 9 и 8 утра соответственно.
На четвёртый день, не будь дураками, мы явились под дверь УФМС в 6:30. Вся остальная братия охотников за паспортами подтянулась позже. Мы вторые, ура! К обеду прорываемся к инспектору. Сюрприз-сюрприз: анкеты заполнены неверно. «Надо было у нас заполнять — всего-то 400 рэ за две бумажки, зато точно всё верно. Теперь переделывайте и снова заверяйте по месту работы». К слову, заполняли анкеты мы согласно образцу на официальном сайте. На вопрос, какого хрена публиковать неверную информацию, инспектор промычала что-то нечленораздельное. Уходим, переделываем, заверяем, возвращаемся. Впереди тыща человек, товарищи все справедливо для такой ситуации агрессивные, без очереди не пускают. Посидели в очереди — и домой.
На пятый день приезжаем в свои привычные 6:30. Опять вторые. Та тётенька, которая приходит к 6:00, снова на посту — тоже зажала несчастные 400 рублей на качественное заполнение анкеты работниками УФМС. До начала работы у нас рождаются бизнес-планы по продаже горячих завтраков в очереди. В 9 начинается приём. Мы идём прямо к начальнику, излагаем свою боль, спрашиваем, доколе нам тут сидеть. Он проникается и сажает вторую тётю-инспектора на приём документов. Аллилуйя!
Я зашла в кабинет за час до конца приёма. Очереди сообщили, что я последняя, кого примут. Раскрылась главная интрига сезона, почему же оформляют так медленно: инспектор перепечатывала данные анкеты одним пальцем, долго выискивая каждую букву и сто раз переспрашивая у меня каждую дату.
Муж сдал документы на следующий день, тоже последним.
Каждый, абсолютно каждый работник паспортного стола, проходя мимо ошалевшей от этого идиотизма очереди, считал своим долгом съязвить или выдать что-то типа: «Что ж вы все такие умные, а не жалуетесь?» Да я бы вас убила на хрен, жаловаться бы не стала. Задолбала эта идиотская бюрократия и непроходимое хамство, от которого не спрятаться, не скрыться.