А меня задолбала пословица «Рыба гниёт с головы» и в целом вороватая ментальность нашего народа.
Вчера мама рассказывала мне историю. Когда она работала в колхозе, был период, когда у колхоза не было денег на зарплаты и платили рабочим продуктами. Тогда мама ехала с работы с соседкой, украла банку молока со склада, спрятала в мешок с сеном и поехала домой. На выезде из колхоза их проверил охранник, обнаружил банку и забрал.
И какие эпитеты звучали в адрес этого охранника! Он, скотина такая, не дал честной работнице увезти домой честно заработанную банку молока. В его адрес вылилось ведро помоев. За то, что человек не позволил ей ограбить колхоз!
Да, ей не платили тогда денег. Да, жили бедно. Дает ли это человеку право воровать? Нет! Мама говорит, что начальники колхоза себе всё в карман забрали, поэтому ей можно забрать банку молока. Так зачем уподобляться ворам и мошенникам? Неужели это нормально — осуждать кого-то за воровство, а потом поступать точно так же, только в меньшем масштабе?
Ну ладно, это спорная ситуация. Можно сказать, что тут молоко украли для выживания. Но зачем, мама, зачем ты утащила домой цветы из городской клумбы? Сегодня, когда мы сыто живём, когда нам всего хватает, зачем ты утащила домой саженцы, купленные мэрией города? Администрация города пытается украсить его для нас, жителей, а ты забираешь домой цветы, которые нам даже не нужны! Как ты теперь оправдаешься?
А потом мы удивляемся, а отчего же в городе бардак, кто же бюджет разграбил и клумбу испортил? Действительно, кто же это был?
А зачем, скажи на милость, ты вырвала на чужом огороде дыню, когда приезжала мимо? Ты даже не знаешь, чей этот огород! Что тебе этот человек сделал? Представь, как ты сеешь овощи, ухаживаешь, поливаешь, убираешь сорняки, а какая-то пенсионерка проезжает мимо и срывает твою дыню. Зато когда с твоего огорода сорвали огурцы, сколько крику было! А чем ты лучше их, мама?
А когда она работала на почте, она часто приносила мне домой чужие детские журналы. Представьте: кто-то выписывает журнал, платить на него каждый месяц, а мама просто ворует у этого человека его вещь, говоря, что адрес якобы неправильный. Это нормальный поступок? Чей-то ребёнок так и не дождался своего журнала.
И ведь живём сейчас не бедно, не голодаем. Я к маме часто приезжаю в деревню, привожу вкусности из города. А воровство, видимо, в привычке осталось. Украсть соседскую дыню, захватить детали с завода, стащить с работы канцелярию — милое дело! И всё это под ворчание про мошенников и ублюдков у власти. Очень удобная позиция — это не я вор, это бояре плохие.
Рыба гниёт с головы, говорите? Давайте перенесёмся в семью маленького мальчика Акакия. Его мама тоже тащит молоко с колхоза и дыни с огородов. И учит сына: это всё для выживания, по-другому мы не прокормимся. И тычет пальцем на плохого дядю Порфирия.
И вот Акакий вырос по заветам матери. Стал большим начальником. Теперь он зовется Акакий Петрович. И ворует он не дыни, а миллионы государственного бюджета. Это ведь жизнь, тут по-другому нельзя, надо вертеться! А нынешние мамы теперь тычут пальцами в Акакия Петровича и спрашивают: ему можно, а нам нельзя?
А я если бы я слушалась маму, а потом выросла чиновницей? Так почему ты, мама, обижаешься на мои замечания и говоришь, что я оправдываю власть? Никому нельзя нарушать закон! Ни тебе, ни им! Ты говоришь, что они выше закона, поэтому тебя это оправдывает? А почему ты выше человека, который за свои деньги выписал журнал? Почему тебе можно красть дыни, но кому-то нельзя красть твои огурцы? И ведь ты с этими людьми в одной социальной группе, они не чиновники, но тебе можно, а им нельзя?
Почему бы не взять и не разорвать этот порочный круг воровства? Начать жить по закону и научить этому детей? Мне стыдно за тебя, мама. Стыдно, потому что ты ничем не лучше Акакия Петровича. Но я не пойду по твоему пути. Я ни разу в жизни не давала и брала взяток, не брала того, что мне не принадлежит, возвращала людям потерянные телефоны и кошельки. И я постараюсь так же воспитать своих детей.
«Рыба гниёт с головы», — говорит пенсионерка, выкапывая цветы из городской клумбы. «И ведь всё у них есть, всё, а им мало. И когда же они уже нажрутся?!»