Дети

Как говорил один персонаж, «дети — цветы жизни», вот только из другого фильма я обычно добавляю к этой фразе: «Спрячь под трусами колечко с цепями — выкрадут вместе с трусами».

Дети на площадке всегда будут тырить друг у друга игрушки, совочки, ведёрки и прочий инвентарь не потому, что кто-то сильнее, старше, умнее или просто кому-то больше нужно. Просто потому, что они дети. Можете распять меня за мои убеждения, но факт остаётся фактом.

Мне 24. Работаю, два выходных на неделе, из которых один плавающий, и мне доводится проводить целый день с племянником — банально отпустить сестру по магазинам, врачам и прочим делам. И что же я вижу? У моего племянника достаточно обеспеченные родители, игрушки, соответственно, тоже неплохие. Для ребёнка, как я понимаю, не так уж и важно, за какую сумму куплен вертолётик — за 500 рублей или за 5000.

И вот мы выходим на площадку. Дети от 3 до 10 лет в среднем, и большинство из них неадекватны. Не потому, что их так родители воспитали, а потому, что они в первую очередь дети. Да, ужасно раздражает, когда ты купил малому офигительную машину на радиоуправлении стоимостью с новый смартфон, и уже через полчаса дети радостно пляшут на её осколках.

Разборки с родителями ничего не приносят. «Ну, они же дети!» А когда мой племянник берёт без разрешения игрушку вашего же ребёнка — вы поднимаете крик на всю площадку. Нет, я не буду ни молчать, ни отступать. Вон ты, папаша неконтролируемого альбиноса, тебе в следующий раз я сломаю обе руки, если ты хоть пальцем ещё раз тронешь моего племянника, хотя уже за то, что ты схватил его за руку и попытался отчитать, тебе уже стоит ложиться на носилки. Ах, вот ты, мамаша выводка козлят — тебе пора бы выкинуть сигарету с пивом и хоть одним глазом посмотреть, что твоё чадо впаялось в острый край какой-то пристройки, и теперь более сознательные мамаши с перекисью и ватой пытаются остановить кровь из рассечения.

Да, такое сплошь и рядом. Вы говорите: не хочу делиться, мой ребёнок не обязан. А при чём тут дети? Они мало понимают, что творят, даже в более-менее сознательном возрасте. Я не слишком люблю детей, ещё меньше их родителей. Игрушки всегда будут циркулировать по площадке между всей своры чумазиков, и вряд ли вы сможете найти среди них действительно адекватного ребёнка.

Мы покупали моему племяннику и дорогие мобильники, и дорогие игрушки — и пришли к выводу, что брать с собой на площадку стоит только самые простые мячики, копеечные совочки и ведёрки, одноразовые машинки. С одной стороны — чтобы не жалко, с другой стороны — пускай подавятся.

Доброго всем. Я мама четырёхлетнего пацана, и меня люто задолбал социализм детских площадок.

Кто мне объяснит, почему мой ребёнок или чей-то ещё обязан делиться своими игрушками с другими детьми? Что за дебилизм? Кому обязан? Вам, мамашка истеричного создания, которое и в пять лет не понимает разницу между своим и чужим? Хорошо, он даст вашему сыну свою игрушку, а вы вот давайте мне свою сумку — я там посмотрю, чем вы со мной поделиться можете. Что, не нравится? Не понимаете, с какой такой стати вы должны мне давать свою сумку? Она ваша? Ну и что! А как же «делиться надо»? Раз надо, делитесь!

Заметьте: мой ребёнок никогда без спросу не возьмёт чужую вещь, всегда спокойно примет отказ. Он понимает, что это не его и решать не ему. Да, он не каждую игрушку и не каждому даст. Он не терпит, когда его вещи берут без спроса, и он даст за это вашему ребёнку в бубен. И да, отныне я не буду его за это ругать. Интересно, если я сейчас сяду за руль вашей машины и поеду в далёкую даль, что будете делать вы? Ах, то машина, а это электромобиль? Для ребёнка ценность одинакова, да и электромобиль — недешёвая вещь. Вы же не можете себе позволить купить его своему сыну? Я задолбалась просить вас не сажать ребёнка на наш электромобиль. Ах, ему хочется? Ну, купите и катайтесь до посинения. Это же не машина.

Не надо говорить и объяснять моему ребёнку, что вы когда-то давали ему поиграть что-то там. Во-первых, он этого уже не помнит, во-вторых, вы делали это добровольно и не в обмен. Он не способен ещё этого ни понять, ни вспомнить. И да, вот прямо сейчас, пока вы тут ему что-то объясняете, он даст вашему отпрыску в бубен, и я не позволю вам за это на него орать. Это его вещь.

Девочка шести лет, тебе захотелось внезапно поиграть в песок, а лопатки и ведра нет? И тут ты, видимо, решила, что отобрать у трёхлетки проще, чем сходить домой. Ты же больше и сильнее. А вот ни фига — и ты уже бежишь в слезах к папе, забыв о том, с чего всё началось. Благо папа адекват и всё видел.

Ах, мамочка полуторалетки, вам так понравилась наша машинка? Вы маленькие и у вас истерика? И поэтому мой сын должен дать машинку вашему сыну поиграть? Ни фига. Не должен. Захочет — даст, и никак иначе. Не даст — ваши проблемы. Он в полтора года чужое не просил и не брал без спросу. Как так? А очень просто: ему это спокойно и методично объясняли. Терпели его истерики, пока он не понял, а не искали способ избежать истерик за счёт других.

Подобные истории происходят каждую прогулку — и не по разу. Уважаемые родители, учите детей уважать чужую собственность с младых ногтей! Задумайтесь о том, что во взрослой жизни никто не будет обязан делиться с ними. Дети — те же маленькие люди, у них есть любимые вещи, есть друзья и есть характер. Я уж молчу, как от ваших детей воют врачи. Их совсем не радует, когда ваш ребёнок начинает хватать с их стола всё, до чего дотянется. И много кому ещё это не нравится. Вы же не отдадите свой кошелёк первому встречному просто так? Или свою машину? Квартиру?

А пока я задолбалась. С уважением, мама драчуна.

Недавно по заголовкам новостных сайтов пронеслась новость о смерти молодой девушки. Очень многие узнали в ней свою подругу или знакомую, и, поскольку девушка была человеком очень светлым и искренним, каждый посочувствовал горю родителей, потерявших ребёнка, и горю друг друга.

То, что девушка была, что называется, ЛГБТ, мгновенно осветила одна весьма популярная газета. Особой информации к ужасной новости это не прибавило, но перчику — да.

И тут вылезли они — ваши, господа, дети. Да-да, ваши, которым вы «не хотите объяснять, почему две девушки на улице целуются». Ваши, которые «не должны считать, что это нормально». Ваши абсолютно нормальные, хорошие, человечные, воспитанные в правильных православных семьях дети, традиционные до не могу, патриоты, надежда страны, которую вы ненавидите, не смотрящие порно и уважающие старших, свободу слова и личность.

Знаете, что они сказали? Они потратили силы и время своей драгоценной жизни, чтобы зайти на страницу мёртвой сверстницы и написать там: «Сдохла, сучка». Они пришли потоптаться по трупу живого для всех друзей и родных человека словами, оскорбительными даже в мыслях. Они заставили рыдать снова и снова за последние несколько дней её родственников и людей, которые помнят тепло её рук, свет глаз и позитив, который она несла в этот мир. Они сказали, что «таких» прирезать легко, «как собаку».

Знаете что, уважаемые, вашу мать, родители? Растите своих ублюдков, растите так, как считаете нужным. Пусть они глумятся над трупами, пусть режут собак в подворотнях и пусть блюют на страницах мёртвых людей той грязью, которая кишит у них внутри.

Единственное, чего я пожелаю вам — видеть и слышать всё, о чём они говорят, и не сметь отводить глаза. Потому что это ваши творения.

Задолбали мамаши, воспитывающие из своих отпрысков болезненных инфантилов. Точнее, не так: пусть бы воспитывали, как хотят, если бы не лезли ко мне.

Началось всё во время беременности.

— Ты зачем с пузом гуляешь?

— Весна, погода отличная — почему нет? Воздухом дышу, на цветочки смотрю.

— Лежать надо! Ребёнку опасны физические нагрузки!

Видимо, с первого дня беременности мне надо было залечь на диван и выносить мозг мужу — вот это было бы правильно. И тоннами пить лекарства, чтобы у ребёнка не было кислородной недостаточности.

Июль. +30. Ребёнку два месяца. Гуляем в парке. На мне — невесомый сарафанчик, на нём — лёгкий бодик.

— Ой, а кто это у вас там?

Действительно, кто бы мог быть в коляске?

— Ребёнок.

— Ему же холодно! Он же без шапки!

Восьмой советчице не выдержала, ответила, что она вроде как тоже без шапки и шубы — и вроде ничего, не мёрзнет.

Три месяца, посещение районного педиатра: взвешивание, измерение.

— А в кого это он такой смугленький? Папа, наверное, совсем тёмный?

— Нет, папа — блондин. А он загорелый просто: вот смотрите, в складочках кожа белая-белая.

— Да ну, где он мог загореть в таком возрасте?

— Ну, мы гуляли много и на дачу ездили.

— Вы его что, голым держали?!

— В жару на даче? Да, вообще-то.

Смотрят как на врага народа, пожалевшего денег ребёнку на одежду. Только что в ювеналку сразу жалобу катать не побежали.

Пошли на грудничковое плавание в бассейн. Ребёнок счастлив. Рассказываю, что у нас в городе такое есть, приятельнице, у которой дочь старше на пару месяцев.

— Да ты что?! Он же там простудиться может!

— Там вода 34–35 градусов.

— А на улицу потом с мокрым ребёнком?!

— Вытерла хорошо, посидела там полчасика — у них очень уютная комната с игрушками специально для этого. Зимой подольше можно посидеть, чтобы точно не распаренного вести.

— Нет, у меня брат в 15 лет занимался в бассейне — в итоге заболел гайморитом. Я над своим ребёнком так издеваться не буду! А ты сумасшедшая!

С ужасом жду комментариев от дам, чинно высаживающих на скамейки своих трёх-четырёхлеток (по весу уже приближающихся к моим 50 кг), когда мой ребёнок начнёт бегать, кататься на роликах и заниматься прочими опасными в плане разбивания коленок вещами.

Стокгольмский синдром — штука жёсткая. Жертвы не просто начинают любить своих палачей — нет, они придумывают себе реальность, в которой действия палачей оправданы и вообще единственно правильные. Да, я про уже надоевшую тему школы и воспитания детей.

Я учился в специализированной физмат-школе. Углублённая программа, летние домашние задания месяца на два, олимпиады и всё такое. Учителя не повышали на нас голос, не кидались мелом, не угрожали завучем, не оскорбляли. Они просто ставили оценки. Честно и беспристрастно. И этого было достаточно для учебного процесса. В чём секрет? А в том, что за балл ниже определённого без проблем вышибали обратно в среднюю школу, где было запредельно скучно. А из средней школы не выгоняют. Теоретически могут, но практически — не выгоняют. Вот дети и бесятся от скуки, от тупых истеричных никчёмных учителей и от непонимания, «зачем это всё вообще надо». Кстати, большинство взрослых не в состоянии даже себе объяснить, зачем всё это было надо, поскольку от школьных знаний у них остаются лишь жалкие бессвязные ошмётки. Свою ограниченность они пытаются передать детям сперва с помощью пустого авторитета, а потом и с помощью ремня. А дети, когда вырастают, придумывают оправдания их действиям: мол, нас били, и мы людьми выросли, а если бы не били — вот 100% бы стали наркоманами, проститутками и геями одновременно. Ведь принять правду о своих родителях, учителях и их методах может не каждый.

Я предлагаю задуматься всем, кто хочет завести детей: если вы не знаете методов воспитания, кроме насилия, то, может быть, вам просто рано заводить детей? Зачем плодить страдания и серость? Зачем создавать очередного клиента биореактора?

Вот тут спрашивал между делом один автор, помним ли мы тех учителей, что ругали нас незаслуженно, ставили двойки и вызывали родителей на ковёр.

Кто как, а я помню.

И эта учительница — Наталья Альбертовна — единственная, чьё имя я помню спустя почти десяток лет после окончания школы. Сухая, суровая, вечно хмурая алгебраичка, которая не стеснялась в выражениях, общаясь с нами, учениками, швыряла в нас мелками и орала, что мы ленивые бездари, щедро раздавала двойки и только единственной отличнице в классе скрепя сердце ставила заслуженное «пять».

Мы всей душой ненавидели эту вредную тётку. Наш физико-математический лицей считался лучшим в городе, родители отдавали большие по тем временам деньги за обучение, остальные учителя благосклонно прощали нам многое — потому что детьми мы были действительно неглупыми, разве только очень избалованными.

Но мы действительно плохо знали алгебру, ещё меньше любили её. Вот только впереди у каждого одиннадцатиклассника маячил тогда ещё неизвестный и страшный ЕГЭ, и нам приходилось корпеть за учебниками под строгим взглядом Натальи Альбертовны. Каждый, даже самый ленивый мой одноклассник знал алгебру как минимум на четвёрку, потому что сачковать алгебраичка не позволяла. Казалось, она скорее проглотит собственную указку, чем отпустит нас раньше звонка и без язвительных комментариев по поводу наших умственных способностей.

Когда мы сдали ЕГЭ по математике (самый низкий балл в классе был около 70, средний — 85), отметили выпускной и пришли проститься с преподавателями, Наталья Альбертовна собрала нас всех вместе и произнесла речь, которую я до сих пор помню почти дословно.

Она сказала, что мы замечательные ребята. Некоторые — чуть более усидчивые, некоторые — чуть менее, но все до единого — способные, что доказали наши результаты выпускного экзамена. Что всем нам в аттестате она поставила пятёрки по своему предмету, потому что мы это заслужили. Она попросила нас, чтобы мы не держали зла на неё, «каргу старую», за все обиды, оскорбления, что такой метод воспитания и обучения оказался самым действенным для нас.

Она сказала, чтобы мы не забывали о слове «надо». И будущих детей своих воспитывали правильно — с любовью и строгостью.

Всем классом мы висли на Наталье Альбертовне, размазывая сопли по лицу и признаваясь в любви. Только после её слов до всех дошло, насколько она была права, гоняя нас, избалованных лицеистов, по своему предмету. Только благодаря ей мы до сих пор помним интегралы, синусы и косинусы, хотя прочие наши сверстники давным-давно забыли даже простейшие математические уравнения.

Я помню только эту строгую учительницу, которая не раз вызывала в школу родителей, называла нас распоследними словами, грозила отчислением и искренне любила всех своих учеников.

А задолбало меня то, что большинство людей не понимает, насколько важна строгость в воспитании и обучении детей. Мягкотелого и всепрощающего препода будут, безусловно, любить, но предмет его не будут знать на отлично с плюсом. А знания — это именно то, что в первую очередь должен давать ученику учитель. Потом уже — всё остальное.

Отдыхаем в Крыму. Возле бассейна — мама и сын лет четырёх, сын только вышел из воды. Мама стаскивает с него плавки:

— Иди погрейся на солнышке!

Папа с сыном тоже лет четырёх собираются купаться в море. Перед купанием с сына стаскивают трусы.

И апофеоз на пляже: родители в четыре руки переодевают девочку лет девяти, причём делают это так неловко, что пару минут девочка стоит в чём мать родила посреди достаточно плотно заполненного пляжа.

Родители, вы совсем с дуба рухнули? Понятно ещё с грехом пополам, когда голыми купают совсем маленьких детей. Но не детей, возраст которых должен уже позволять им понять, что не зря существуют купальные костюмы и кабинки для переодевания. Любуйтесь голыми попами и «писями» (да-да, именно так вы именуете гениталии своих детей) у себя дома, если уж вам так это необходимо, но какого же гхыра ими должны любоваться все отдыхающие?

Здравствуйте! Пишет вам студентка третьего курса. Мои однокурсники вовсю готовятся к взрослой жизни (ну, большинство, по крайней мере). Некоторые начали работать, некоторые уже давно работают, кто-то расписался ещё на первом курсе, а кто-то уже покрасовался своим животом и ушёл в академ.

И вот однажды в порыве простого любопытства я стала спрашивать у окружающих: «Зачем тебе ребёнок?» Обходя обыденное «дети — это счастье», я допытывалась дальше.

Некоторые были честными:

— Государственная помощь будет очень кстати молодой семье, поэтому сразу двоих нам нужно!

— Родители хотят внуков нянчить, да и задолбали меня своим вниманием, сил нет.

— Без ребёнка любой брак развалится, дети скрепляют людей.

— Стакан воды в старости чтобы было кому подать!

— Ну, они же такие милые, агукают, смеются, беззубые няши, ну как жить без такого?

— Нам нужно поддерживать свой генофонд и рожать больше детей, иначе мы вымрем!

Сведя всё это воедино, я поняла, кого рожают эти люди — милые игрушки для них самих и их родителей, дающие им бонус в виде всяких там пропусков в очередях и прочего. Это будущие рабы, на которых будет возложена необходимость обслуживать упивающихся собственной «заслуженной старостью». Это просто предмет для гордости, наконец. Всё, что угодно, но только не человек.

Это агукающее существо, милое, словно лучик утреннего солнца, будет расти. И если к сюрпризам беременности и младенчества вы будете готовы, то дальше ведь тоже будут проблемы. Дети — это люди (вы не поверите, но многие упрямо отрицают это!). Они бывают раздражительные, а бывают спокойные. Есть хитрые, а есть до непонимания доверчивые. Они бывают разные. И примерно с того момента, как ваши родители в первый раз выведут ваших детей во двор, или с того момента, как вы отдадите их в садик и уйдёте на работу, участие в их воспитании будет принимать и общество. С каждым годом общество будет неизбежно забирать священные «проценты влияния» у вас. И будет очень хорошо, если вы станете свои детям другом, а не тираном с устаревшими взглядами, которому нужно от ребёнка только одно — быть мило выглядящим рабом с большими перспективами.

А знаете, почему я хочу ребёнка? Потому что я хочу принести нового человека в этот мир. Я хочу познавать новое, смотря на мир через призму детского видения. (Ну, не хочет он заправлять постель, и что теперь? Мир рухнет от незаправленной постели?) Я хочу видеть, как он растёт, меняется, отдаляется от меня и становится полноценным членом общества. Хочу помогать ему в этом, хочу обмениваться опытом со своим ребёнком, будь ему 4, 8, 12 или 32.

И я не поставлю на себе крест в предпенсионном возрасте, развивая маразм и нервозность дома перед телевизором, заставляя своих внуков соответствовать шаблонам, по которым я росла минимум 40 лет назад. Я хочу быть человеком, и рожать и воспитывать я хочу тоже людей.

А инкубаторы, рожающие такую же зашлакованную словом «надо» смену себе самим, задолбали!

Я, наверное, стотысячная, кого задолбал аргумент «Она же маленькая!» — особенно если принять во внимание, что эта самая маленькая — моя младшая сестра.

Моей сестре семь лет. Через месяц будет восемь. Через неделю она пойдёт во второй класс.

Нам звонит бабушка, у которой сестра по русской традиции проводит лето. Жалуется на то, что ребёнок ни в какую не хочет заниматься, заставить её читать без капризов и истерик невозможно, интересует девочку только телевизор. А между тем у неё есть задание, которое дали в школе на лето. Лето заканчивается, а пара упражнений ещё осталась (остальное героически сделали с другой бабушкой за предыдущие два месяца). Положив трубку после разговора, матушка начинает громко возмущаться, что бабушка жалуется на её чудесного ребёнка. Я тихо замечаю, что бабушка говорит хоть и слишком эмоционально, но, впрочем, по существу, на что моя мама с праведным возмущением заявляет:

— Она же маленькая!

Маленькая? Серьёзно? Слишком маленькая, чтобы сделать домашнее задание? Тогда почему она уже ходит в школу?

А хочешь, я расскажу тебе, мама, почему она маленькая?

Потому что каждый раз, как вы приходите домой, ты раздеваешь её, как двухлетнюю. Серьёзно: сама снимаешь и шапочку, и курточку, и обувь, а потом зачастую ещё и одежду вплоть до колготок. Семилетнего ребёнка. И если ты этого не делаешь, она начинает капризничать. Потому что «онажемаленькая».

Потому что, если она дома, ты каждые полчаса спрашиваешь, хочет ли она кушать. Она даже не может подойти и сама сказать: «Я голодная», когда остаётся со мной или с папой. Да, представляешь, мы не подбегаем к ней каждые полчаса с этим вопросом! Даже если она отказалась есть в обед. Нам кажется, что она уже неплохо разговаривает.

Потому что, если она делает уроки с мамой, она не делает уроки. Она капризничает до тех пор, пока мама не скажет ей ответы. Потому что мама всегда скажет.

Потому что в нашем доме нет ни одной интересной детской книги. Да, я читала те сказки, которые ей подарили. Большего бреда я не видела в своей жизни. Сюжет? Грамотность? Мораль? О чём вы! Нет, семилетней девочке уже не интересны сказки в виде одного четверостишия на тему «Побежал щеночек по двору — солнце осветило конуру», и я её понимаю. Да, она сама может читать и такое. Но ты же читаешь ей на ночь! Почему ты не можешь ей прочитать полноценную сказку, чтобы хоть интерес появился? Опять «онажемаленькая»?

Потому что, если ей нужен кусочек хлеба, она в жизни не подойдёт и не возьмёт его сама, если в комнате есть ещё хоть кто-то. Она будет до посинения требовать: «Принеси мне хлеба, хочу хлеб!» И если я пройду мимо, ты скажешь: «Ну принеси, она же маленькая!» Слишком маленькая, чтобы дойти до кухни? А почему ж она тогда из коляски уже выросла?

Знаешь, мама, всё было бы не так печально, если бы ты не хотела, чтобы она стала балериной. Если бы ты не отдала её в балетную школу. Если бы учителя не говорили, что у неё правда есть соответствующие способности. Ты в курсе, что балет — это каторжный труд день за днём, который совершенно не гарантирует успеха? Что у балерины должен быть железный характер и огромная самодисциплина? А твоя «онажемаленькая» пока умеет только капризничать по поводу и без.

Решила пожаловаться на окружение, на друзей-приятелей, на ТВ, на соцсети. Везде-везде орут-кричат: «Наше детство было лучшим! А ты помнишь, как было классно?!» А я не хочу! Я сейчас живу прекрасно!

Хотите, расскажу, что всплывает в памяти при слове «детство»? Слушайте…

Итак, семья: мама — главный агроном совхоза (строгая, но справедливая, характер авторитарный), папа — слесарь на заводе (мягкий добрый алкоголик), дочка — это я.

Въехали в новую квартиру, дом на окраине посёлка у леса. Теперь не видно остановки, куда приезжает автобус из райцентра. Мама ходит встречать отца, чтоб по пьяни никуда не свернул.

Прибегает подружка-соседка с криком: «Твой папа лежит на траве!», следом заходит мама и берёт топор: «Пойду отрублю ему голову, чтоб не пил больше». Я бегу за ней с криком: «Мамочка! Не надо!»

Зима. Темно. Мы с мамой заходим в избу, где полно народа. Протискиваемся через толпу. Посередине стоит гроб, там лежит кто-то жёлтый со сложенными на груди руками. Шок! Страх, что усну, а меня похоронят. Избавилась от страха через несколько лет.

С подружкой Наташкой лазаем по свалке. Нашли красные туфли на каблуке, принесли домой. Вечером мама отругала и заставила отнести туда, где взяли.

Родился брат. В доме появилась толстая нянька тётя Маруся. Мне постоянные замечания: «Не кричи, не бегай, дай игрушку». Дома стало некомфортно.

Училась прыгать через ступеньки. Неудачно. Очень больно ногу, невозможно больно. Дома только тётя Маруся, родителей нету. Просидела до вечера в подъезде. Вечером наложили гипс: трещина.

Зима. С подружкой Наташкой пошли в лес. В сугробе застрял валенок, пришлось полубосиком идти домой. Жутко попало от мамы, отец валенок достал.

Лето. Пошли с компанией воровать кукурузу на совхозное поле. Объелась до сблёву. Кукурузу до сих пор терпеть не могу.

1 сентября — в первый раз в первый класс. Мама рано подняла, заплела косички, одела в школьную форму, сказала «жди» и ушла. Проторчала на балконе, с тоской смотря, как дети топают в школу, переживала, что про меня забыли. Прибежала мама: «Скорее бежим, опаздываем!» Успели.

Первая учительница — лучшая мамина подруга. Все шалости и проделки тут же становились известны родителям, и двойки тоже. Ругали дважды — в школе: «Твоя мама — такая, а ты… И не стыдно?», и дома: «Ты должна учиться хорошо!»

Умер двоюродный брат, ему было шесть лет. У меня очередной шок, ведь так не бывает, дети не умирают! Отец рыдает весь вечер перед похоронами. После похорон мне мама: «А ты бесчувственная, ни слезинки не уронила!» Спать страшно. Очень страшно.

Кто считает, что это детство золотое, пусть кинет в меня помидорами.