На связи бывший сотрудник одной из компаний, где проще работать (даже намного более крупной). Я отдал ей почти десять лет своей жизни, придя туда зелёным выпускником заштатного юрфака и полагая, что надо набираться опыта, тем более что обещали неплохие деньги. Сегодня, спустя год после увольнения, я точно знаю, что ад мне не страшен.

Я привык к тому, что нужно вставать в шесть утра, потому что до работы полтора часа, а опоздание стоит десятой части зарплаты.

Я привык к тому, что уходить в шесть вечера, по окончании рабочего дня, считается моветоном. Как минимум — в семь.

Я привык к тому, что полчаса, формально отведённые на обед, полностью не имел права использовать никто, потому что работа превыше всего.

Я привык половину рабочего времени тратить на написание никому не нужных отчётов о всех своих действиях и перемещениях и объяснения дебилам и гоблинам из службы безопасности, зачем мне, юристу, покидать офис и ехать то в суд, то в налоговую, то ещё куда-нибудь, благо госструктур у нас достаточно.

Я привык ходить в туалет и на перекур по расписанию. Привык к штрафам за секундные задержки.

Я привык к тотальной слежке за мной. К прослушиванию звонков на работе и, подозреваю, что и дома, к перлюстрации моей почты, в том числе личной, к камерам и диктофонам по всему зданию компании, не исключая даже столовую, туалеты и душевые.

Я привык к обыскам службой безопасности своих бумаг, одежды и портфеля. Привык к тому, что они всегда входили без стука.

Я привык к электронным пропускам и к тому, что система их иногда ломается. Я не мог попасть в отдел, на этаж, в кабинет и получал штрафы, потому что для службы безопасности не бывает уважительных причин.

Я привык, что больше двух нельзя собираться. Я привык, что с сотрудниками нельзя иметь никаких отношений вне работы. Я привык к постоянным доносам друг на друга. К ежемесячным проверкам на полиграфе. К тому, что служба безопасности хранит на всех и каждого море компромата, который в нужный момент можно вбросить на всеобщее обозрение (через внутрикорпоративную газету, скажем). Так вся компания узнала о том, что N. — гей, R. изменяет жене, Z. родила ребёнка не от мужа, а L. пользовался услугами девушек лёгкого поведения.

Я привык к тому, что все эти правила волшебным образом не распространяются на руководство компании, набранное вполне по кровно-родственному принципу. Что племянник гендиректора может приставать к любой девушке из колл-центра, и пусть только кто-нибудь ему откажет. Что двое из восьми замов не появляются на работе трезвыми, а один — месяцами отсутствует вообще.

Меня не особенно удивило, когда для двоих сотрудников конфликт с высоким руководством обернулся уголовным делом, а девушка из бухгалтерии покончила с собой, потому что поняла, что никогда не выплатит колоссальный штраф, наложенный из-за ошибки в расчётах. Не удивило, потому что нам всем всегда спокойно и невозмутимо повторяли, что мы никто, и никакого выхода у нас нет.

Но когда мне не дали отгул в связи с похоронами родного отца, сочтя причину неуважительной, я плюнул на всё и уволился.

Сейчас мне чуть больше тридцати. Я наполовину седой, ссутуленный законченный невротик с трясущимися руками, посаженным зрением и навсегда угробленной пищеварительной системой. Моя «достойная зарплата», редко когда доходившая до меня в полном объёме, не принесла мне ничего, из-за чего стоило бы всё это терпеть.

Сегодня меня больше никто не задалбывает. Но никогда, ни за что, даже под страхом смерти я не вернусь в эту компанию или ей подобную.

Я сволочь, циник и скотина.

Я довёл дело до суда, не соглашаясь на мировую. Я нанял дорогого и профессионального адвоката, который добился срока и максимальной компенсации. Для её выплаты семье ответчика пришлось продать новенькую иномарку и взять кредит. Я не повёлся на их истерики, полуночные слезливые звонки и демонстрацию полугодовалого ребёнка, которого я лишил машины и чьего папу превратил в уголовника.

Я сволочь, циник и скотина. Я согласен с этим.

Но тогда ответьте мне: кто же ответчик, который, будучи пьяным, сбил меня на пешеходном переходе, летя под сотню на иномарке? Который перемолол мне ногу, навсегда оставив 25-летнему парню клеймо «инвалид третьей группы»? По мнению большинства — он ангел, ибо у него есть маленький ребёнок, индульгенция от любых грехов.

Я женщина. Соответственно, я часть этой государственной пропаганды о том, что надо рожать и радоваться. В принципе, посыл верен: увеличение населения и вообще женское счастье. Но…

Я боюсь рожать ребёнка, зная, что и сама не расплачусь за «социальные» нормы по электричеству, воде и чему там ещё введут. Я боюсь, что введут норму за воздух, и нам с ребёнком придётся дышать по очереди, чтобы оплатить квартиру.

Я боюсь рожать ребёнка и потом отдавать его в детский садик, где трёх-четырёхлетние «гыраждане Рассии» не говорят по-русски и в кармане уже прячут ножик.

Я боюсь, что мою девочку заставят носить хиджаб и чехол от дивана, как только она дорастёт «до чеки тележной», потому что мусульманские праздники стали в нашем городе основным законом.

Я боюсь, что моим детишкам придётся идти в «бесплатную» школу в рамках обязательного общего образования, где за всё, кроме чтения и письма, придётся платить. Не начать ли мне уже копить?

Я боюсь, что не смогу купить ребёнку свежих овощей и фруктов, так как в нашей стране над каждым фермером — куча перекупщиков.

Я боюсь, что мои детишки не смогут отдохнуть у бабушки на даче, так как деньги на тушение и разбирательство с горящими торфяниками спёрли ещё до того, как их выделили.

Я боюсь, что меня или моих детей собьёт очередной высокий чиновник, спешащий в баню, и я до конца жизни должна буду ему оплачивать фару на его «мерседес».

Я боюсь, что введут очередной идиотский закон о пропаганде чего-нибудь, и мой ребёнок это что-нибудь случайно скажет.

Я боюсь, что моего мальчика пошлют воевать с очередными террористами «дотационных регионов», наплевав на его здоровье и убеждения, потому как горит план по призыву.

Я боюсь, что когда я доживу до пенсии, её не только отменят, но и заставят меня платить государству за то, что посмела дожить.

Я хочу, чтобы завтра было завтра. А то Госдума может что-то резко вкурить и принять архиважный закон о летнем, зимнем и субботнем времени и объявить, что сегодня «вчера».

Познакомился с замечательной девушкой с ребёнком. Сыграли свадьбу, купили собственный коттедж, сейчас вот-вот должна родиться общая дочь. Живём вместе три года.

Когда мы сошлись, старшей было восемь месяцев. Я для неё папа, родственники — умные люди, и никто ей ничего лишнего не расскажет.

А вот теперь к сути проблемы: уже два года я не могу усыновить ребёнка своей жены. Я не судим, не болен, жилплощадь у нас более чем достаточная, доход тоже нормальный.

Её бывший муж — человек без родины, флага и паспорта, после рождения дочки запил и не выходит из этого состояния уже четыре года. Не работает, к нотариусу идти не хочет, его всё устраивает. Кроме того, он живёт в другом городе за 4000 км. Своей дочери никогда не помогал. Когда жена его пробовала найти по телефону, чтобы договориться об отказе от родительских прав, плакал в трубку, что она его бросила, и выспрашивал, с кем она сейчас. Жизнь дочери ему вообще неинтересна.

Наша эпопея началась с отдела опеки. Для начала меня заставили взять справки об отсутствии судимости, гепатита С и ВИЧ. Потом сказали, что поскольку отец от прав не отказался, его можно только попробовать лишить прав. Для этого первым делом нужно попробовать осудить его за неуплату алиментов. Деньги его нам не нужны, нужно злостное уклонение как основание для лишения прав.

В суд пришлось подавать три раза — сначала по месту прописки, потом по месту фактического пребывания, потом судье не понравилась справка от врача о том, что ребёнок живёт с матерью, и он потребовал справку от участкового. Участковый потребовал справки от соседей и добил меня фразой: «Откуда я знаю, для чего вам справка? Может, у вас корыстные интересы». Только разговор с начальником милиции с предъявлением регалий и званий помог в моём вопросе.

Ладно, получили мы судебный приказ о взыскании алиментов. Направили его судебным приставам, те отправили по месту жительства должника, и всё пропало. Как в болоте утонуло. Ответа нет, сколько бывшего мужа будут искать и когда осудят (и осудят ли) — неизвестно. А впереди ещё новые анализы, хождение по моему дому сотрудников опеки, сбор документов и новый суд.

Дочка растёт и ходит в детский сад. Я сумел договориться с руководителем, чтобы она прошла во внутренних документах под моей фамилией и отчеством. Чего мне это стоило, я умолчу.

Чёрт побери, я хочу нормальную семью с одной фамилией. Хочу уберечь ребёнка от травм и сложных объяснений, где её настоящий папа. Я готов нести за неё ответственность морально и материально. Но для этого мне нужно собрать ещё портфель справок и пробиться через службу судебных приставов.

Почему в нашей стране ребёнка можно просто оставить в детском доме, бросить, не говоря уже о такой мелочи, как уплата алиментов, забота и воспитание? Отказ от ребёнка матери — это одна бумажка, а отказ отца вообще молчаливый: ушёл — значит, отказался. А чтобы узаконить то, что я и так делаю (кормлю, одеваю, воспитываю), мне нужно потратить кучу нервов, времени, денег — и всё это с непредсказуемым результатом. Задолбали!

У подруги умерла мама — мир её праху. Подруга в полном душевном раздрае, живёт исключительно на успокоительных, мне решилась позвонить только на второй день после смерти — ну да ладно, я её понимаю, да и смысл ворчать теперь-то. Рассказ же не столько о прискорбном событии, сколько о том, какой п#$%ец творится вокруг человека, когда тому нужно отдать кому-то из близких последние почести.

Подруга — барышня с неимоверно крепким внутренним стержнем — держалась до последнего, но второй поездки в морг уже могла не выдержать и, как я уже говорил, позвала за компанию меня.

Здание морга. Первое, что встречает посетителя, — гробы. С ценниками. Сразу же, при входе. Ровно по центру стоит здоровенный дубовый переносной склеп (другого слова просто не подобрать) за сто с гаком косарей в национальной валюте РФ. Сто! Гробы поскромнее распиханы по бокам этого монумента посмертному тщеславию человека, но и там ценники внушают недоумение. На хрена? Кому это надо? Покойнику? Ему пофиг, я уверен. Родственникам? Разве что у них очень нечиста совесть перед покойным, и они вот таким извращённым способом пытаются замолить грехи. В общем, я был преизрядно изумлён.

Нам надо было передать санитарам одежду и макияж для покойной. Ищем глазами вспомогательные надписи, стрелки, указатели. Подбегает услужливая тётечка средних лет, ласковым голосом раздаёт ценные указания… Причина любви выясняется тут же: флористы пасутся прямо рядом с залами для прощания, и у них там вывешена целая фотовитрина, опять же, с ценниками. Ценники просто зубодробительные. Подруга с пустым взглядом выслушивает поток: «А вот можно с белыми розами сделать, и недорого, и шикарно получится, посмотрите». Я аккуратно оттесняю её к заветному кабинету, куда нам надо передать тючок с вещами. Тётечка бежит за нами, как шакал за раненым копытным. В итоге подруга вдруг замирает у какого-то из ценников и говорит мертвенным голосом:

— Она любила ромашки. Можно вот так, но с ромашками?

Нам обещают ноги мыть и воду пить. Деньги платятся, чек выписывается, я молчу. В кабинете строгий мужчина тоже предлагает услуги: просто нанести макияж на покойницу — до хрена рублей, не просто нанести, а забальзамировать «для блезиру» — два раза по до хрена рублей. Я давлюсь воздухом, подруга безропотно раскрывает кошелёк. Мой внутренний счётчик уже в красной зоне габаритов разумного, но это ещё не конец.

День похорон. Вместо белых ромашек в букете — красные герберы. Подруга — в слёзы. Я закипаю, начинаю тихо, но отчётливо наезжать на флористов. «А у нас на складе закончились!» — и взгляд оскорблённой невинности. Грёбаный йод, да за такие деньги вы их родить были должны! В итоге подруга же оттаскивает меня от прилавка: денег ей не надо, а жалобной книги у этих спекулянтов не оказывается.

Уходим прощаться. Эту часть опущу. Было тяжело. Далее начинается аттракцион неслыханной жадности. Донести гроб из зала до автомобиля — тысяча рублей. Двадцать метров, я замерял. Из автомобиля до могилы — ещё тысяча. Подложить лапника, подсыпать песочком — две пятьсот. В течение года, пока могила оседает, подсыпать и «ухаживать» — четырнадцать тысяч. «Пилите, Шура, пилите, они золотые». Не знаю, во сколько обошёлся автомобиль, но тоже, думаю, недёшево. А, ну и агент на кладбище «случайно» чуть не забыл выдать нам корешок квитка об оплате. Хорошо, вспомнили, изловили, изъяли.

Что я могу по этому поводу сказать? Друзья, берегите родных. Берегите себя. Живите вечно. Ну, или завещайте себя кремировать и развеивать по ветру. А всем стервятникам от индустрии смерти — да чтоб вы подавились! Джа не фраер, он всё видит.

Знаете, что сильно отличает русских мужчин от их южных соседей из близких республик? Отношение к беременным женщинам и детям.

Шесть месяцев беременности, лето. Иду по Московскому и в витрины вижу, как идущий сзади мужчина одобрительно окидывает взглядом мою фигуру пару раз (ещё бы, живот утянул всё вперёд, и сзади резко проявилась талия), отбрасывает сигарету и решительно идёт знакомиться. Улыбаюсь, поворачиваюсь к нему чуть боком. Мужчину сметает едва ли не под колёса машин: увидел живот.

Через неделю стою на Суворовском, далеко от метро. Жарко, мне очень плохо, надо домой. Поднимаю руку, пытаясь поймать машину и уехать отсюда. Машины притормаживают, видя фигурку-платьице-ножки, замечают живот — и по газам, мимо. Все русские. Вдруг визжат тормоза, из машины вылетает горец лет сорока. Меня под руки, ведёт к машине, везёт не до метро — через весь город до дома. Провожает до двери, убеждается, что вошла, и отказывается брать деньги.

Дочери уже несколько лет, летом продолжаю регулярно кататься автостопом через всю страну. Водители бывают разные. Но ни разу ни один дагестанец, чеченец, армянин не сделал мне ничего плохого. Просто, садясь в их машину, я сразу заговариваю о дочери — и всё. В их глазах я что-то святое. Я мать. От русских водителей, бывает, приходилось выскакивать едва ли не на ходу.

Вы кричите, что хачи заполонили вашу страну, с этим надо бороться, это надо остановить. Но вы не понимаете самого очевидного: воплями вы ничего не сделаете. Вы бросаете своих детей, не интересуетесь ими после расставания с их матерями, укрываетесь от алиментов, запрещаете вашим жёнам рожать. А в это время Ашоты и Саиды гладят по голове жену, ждущую четвёртого сына. Они растят своих детей, пока вы своих предаёте. Вы показываете детям своим примером, что они никому не нужны. Они показывают: тебя никто не тронет, ты часть клана, диаспоры, семьи.

Хотите, чтобы не было чурок на улицах? Растите детей. Рожайте детей, воспитывайте, любите, защищайте. Потому что пока вы пьёте и сидите на месте, они идут вперёд, куда вы не пошли.

Сейчас в моде тенденция, простите, обсирать девушек, которые не хотят завязывать романы с нищебродами. Это называют красивым словом «меркантильность» и некрасивым выражением «завышенные требования при наличии одной п#$%ы». Мои дорогие нищеброды, поясните мне, почему я, девушка из интеллигентной семьи с высшим образованием и престижной высокооплачиваемой работой, должна хотеть видеть рядом с собой тело, которое банально не хочет устраивать свою жизнь. Обычно такие тела выходят из малообеспеченных семей, в которых родители за свою жизнь ничего не добились, детям не смогли привить мысль о необходимости получения хоть какого-то образования помимо среднего, а всех, кто по социальному статусу стоит выше, считают зажравшимися буржуями и баловнями судьбы.

Говорят, чтобы стать генеральшей, нужно выйти замуж за лейтенанта. Мужчинки, которые к 25 годам с трудом переквалифицировались из грузчиков в станочники, на лейтенантов вы ну никак не тянете. И ваши шансы дорасти до генералов равны нулю. Я не хочу вместе с вами расти вниз, я свою жизнь вижу иначе.

Кстати, вы можете ответить, почему вы так ужасно одеваетесь? Нет, я не о том, сколько денег вы отдали за свои спортивные штаны. Меня интересует, для чего вы ходите в них на работу, встречи с друзьями и свидания, в то время как все остальные люди надевают их только в спортзал и на отдых за городом. Купить джинсы или стильные брюки за ту же сумму, которую вы отдали за свои спортивки, по всей видимости, не позволяет религия.

Когда вы видите, что у девушек водятся деньги, сразу кричите: «Насосала!» Это что, зависть или банальное незнание того, что женщины могут зарабатывать? Вы выглядите просто глупо. Пользуясь случаем, дам совет: боритесь со своими комплексами и невежеством. Жизнь не ограничивается «сосалками» и «папиками», которые «наворовали».

Почему у вас такой узкий круг интересов? Я бы повесилась, если бы на третьем десятке лет мои темы общения не выходили за пределы опущенных продуктов отечественного автопрома, пива, футбола, рэпчика, цен за полкороба травы и обсуждений, кто на что насосал. Вы с такой скукой на лице слушаете разговоры о литературе, науке, карьере, отдыхе, национальных кухнях, политике, гаджетах. Вас такое просто не интересует. Правда, это оттого, что уровень ваших знаний остался на уровне девятого класса.

Поймите уже, что девушкам нужны не деньги, а сам факт того, что мужчина способен их заработать. И если уж на то пошло, я обращу внимание на опрятного молодого врача, зарабатывающего в месяц десять тысяч, но никак не на рабочего-подсобника в мятых трениках, способного с помощью своей физической силы заработать в месяц двадцатку, но не способного назвать автора «Мастера и Маргариты».

Нищеброды, посмотрите на себя со стороны и идите клеить малолеток-пэтэушниц, дующих в подъезде планчик. У них вы найдёте признание. А нам, нормальным девушкам, с вами не о чем трахаться. Задолбали лезть со свиным рылом в калашный ряд.

Веду сестру на её первую тренировку. Сама занимаюсь уже несколько лет, а сестрёнка очень хочет быть на меня похожей. Есть желание, а это главное. Но тут появляется мама и кладёт в спортивную сумку водичку, шоколадку и бублик. Я замечаю ей, что ни на тренировке, ни сразу после неё пить, а тем более есть нельзя — даже детям.

— Но она же маленькая!

А за спиной у меня убедила сестру, что как только она устанет, может поесть и попить, что ребёнок и сделал посреди тренировки. А потом у неё страшно болел живот и тошнило. И не от нагрузок, а потому что нельзя заниматься на полный желудок. Но мы же мама и лучше знаем, что нужно нашему ребёнку!

Вот тренировка подходит к концу. Несмотря на боль, сестрёнка занимается, ей нравится, она старается угнаться за старшими ребятами и выжимает из себя все силы. Она рада и готова остаться ещё на полчасика со старшей группой. Но тут появляется мама.

— Ой, у неё же на лице белый треугольник! Как у сердечников! Срочно забираю домой.

И у сестры тут же потух взгляд, плечи опустились, она вздыхает, ноет, жалуется и умирает. Проблемы с сердцем? У семилетнего не толстого ребёнка? Наш тренер имеет медицинское образование и двоих детей. Если бы с подопечной случилось что-то действительно плохое, она бы это заметила. Но нет, мама-экономист лучше разбирается во всех болячках.

Прошло два года, сестру отдали на теннис, а к нам переехала бабушка. Теперь она забирает сестру с тренировок. Ребёнок приходит с измученным взглядом и говорит:

— Тренер-козел так меня загонял, а детей гонять так нельзя, а можно только 40 минут, и вообще у меня теперь [длинный перечень заболеваний].

Мама кривит рот: это ребёнок мог услышать только от бабушки. Ах, бабушка нехорошая, надо бы ей сказать, что нельзя при ребёнке такое говорить, а то вообще заниматься не будет. Дурная бабушка! «На себя посмотри», — едва не сказала я.

Занимаюсь с сестрой английским. Трудно, но она старается, уже делает первые успехи. Дописываем последнее предложение. Тут появляется мама:

— Вы уже три часа занимаетесь, она устала.

И правда, ребёнок тут же становится уставшим, роняет ручку и отказывается понимать задание. Отлично, теперь на следующей неделе нам придётся делать на одно предложение больше.

А потом мама на кухне жалуется мне:

— Она ничего не хочет. У неё никакой мотивации. Она толстеет. Она бросила художественную школу и кружок бисероплетения. Весь день играет на компьютере. Не помогает по дому.

Чего же ты хотела?

Консьержка предложила подписать коллективную жалобу на установку усилителя сигнала мобильной сети, смонтированного у нас пару дней назад во дворе.

— А в чём, собственно, проблема? — спросила я, ведь так давно ждала усилитель: наконец-то разговор по телефону не будет прерываться каждые 15 секунд.

— Люди жалуются, что им прям в окно излучение светит и стёкла трясутся.

Удивлению моему не было предела. Мало того, что это даже звучало как средневековая чушь, так ведь ещё и установка не была включена!

— Но у меня папа физик, так что я точно знаю…

В ответ я получила несколько колких замечаний о бесполезности науки и грубейший шантаж с применением мизерной, но всё-таки власти.

«Так вот как это делается!» — подумала я, и на душе отлегло. Значит, все подписавшиеся — не тёмные невежды, а жертвы… Но не тут-то было! Звоню соседке с предложением погулять вместе с детьми во дворе и не верю своим ушам:

— Давай лучше подождём с гуляниями, пока не уберут эту штуку. А то облучимся все и детей ещё раком заразим.

Люди 2013 года! Неужели это вы, не выносящие мусор после 11 вечера, 52 года назад послали человека в космос? Неужели это вы, дёргающие мышкой во время загрузки, придумали графеновые трубки? Неужели это вам, плюющим в ячмень, предстоит вылечить человечество от рака, СПИДа, сахарного диабета и болезни Альцгеймера? Неужели это ваши дети, выгоняемые с кухни, если включена микроволновка, смогут в будущем сбросить с себя оковы мифологического сознания и помочь науке сделать ещё один шаг вперёд?

Я думаю о вас и смотрю, как демонтируют во дворе усилитель, а родители с детьми стоят в сторонке и ждут, когда можно будет уже пойти на облучённую детскую площадку, кишащую свободными радикалами и фотонами. Можно вздохнуть спокойно: теперь точно все будут живы и здоровы.

Послушайте меня, диспетчер скорой помощи! Вы и многие другие люди сами звереете, когда в любой компании ваш звонок начинают «кидать между отделами», и при каких-то неполадках орёте, как раненый лось, что у вас нет интернета уже 20 минут. Хотя наличие интернета — не проблема мирового масштаба.

От вас я первый раз за 23 года жизни узнал, что скорая и неотложная помощь — это совсем разные службы. Поинтересовался у знакомых значительно старше меня — тоже были удивлены. Возможно, где-то есть, если поискать в справочниках, Несрочная Помощь для слегка отравившихся, Младшая Гипертоническая Помощь для людей с повышенным давлением, Быстрая Помощь для тех, чьё состояние позволяет не вызывать неотложную и уж тем более скорую, которую раньше чем за пять минут до смерти дёргать нельзя, или Среднесрочная Помощь, приезжающая завтра.

Я не врач. Я не знаю, насколько страшно давление 160/90. Но я вижу, что моя мать с этим давлением лежит пластом и очень вяло реагирует на внешние раздражители. И я не полезу в интернет искать, опасно ли оно. Я позвоню и задолбаю вас и ваших коллег вызовом чёртовой кареты. Если этим занимается районная неотложная помощь, перенаправьте мою заявку (а не меня лично, чтобы я не тратил своё и их время на повторный рассказ о симптомах) туда — и пусть приедет нужная машина.

Потому что всех нас с детства учат: плохо человеку — звони 03.