Я детский психолог, и я временами жутко задалбываюсь. Моя главная проблема — родители моих маленьких клиентов, которые сами их уродуют. Вот не знаю — это лично мне так «везёт» или и в самом деле чуть ли не у половины детей, которых к психологу направляют врачи или педагоги с подозрением на разные расстройства (именно так ко мне приходит большинство клиентов), диагноз один: окружающие взрослые — идиоты.

Четырёхлетний мальчик ведёт себя агрессивно, кидается на других детей на площадке и обижает младшую сестрёнку. Уже через десять минут общения с его мамой и отчимом всё становится очевидно. В семье даже взрослые не знают слов «извините», «пожалуйста» и «спасибо», у них принято общаться с помощью ора друг на друга, обещаний «щас как врезать» и так далее. Самое ласковое, что при мне сказали ребёнку — «Заткнись, гадёныш!» И вообще, отчиму ребёнка (стареющему гопнику, которому по паспорту за сорок, а по уму — лет 13–14) кажется, что научить малыша на любые слова бабушки отвечать «Заткнись, сука старая!» — отличная остроумная шутка. В общем, нет у мальчика никаких расстройств, просто на родителей похож.

Шестилетняя девочка Саша говорит о себе в мужском роде и пытается всех убедить, что она мальчик Саня. Расстройство гендерной идентификации? Да ни фига. Просто папа с мамой хотели второго сына и с младенчества твердят дочери, как жаль, что она не родилась мальчиком, на любое проявление слабости говорят: «Что ты как девчонка?!» (алё, гараж, ваш ребёнок вообще-то и есть девчонка!), а просьбу купить красивые туфельки воспринимают как признак, что дочь вырастет проституткой — это слово она уже отлично знает. Со старшим братом девочки при этом носятся как с писаной торбой: он же мальчик. У Саши, естественно, два выхода: либо навеки признать себя человеком второго сорта, либо пытаться хоть как-то стать человеком первого сорта. Она выбрала последний вариант, и это совершенно нормально для человека со здоровой психикой (пусть и маленького). Ненормально — так загадить умненькой и не по годам развитой девочке голову ещё до школы!

Первоклассник постоянно пытается лезть к другим детям в трусы, пристраивается сзади, имитируя половой акт, и уговаривает девочек станцевать стриптиз… Тревогу забили родители девочки, которой он предложил за шоколадку, цитирую, «пососать ему писю». Повышенный интерес к этой теме в таком раннем возрасте может быть симптомом нескольких больших проблем. Либо ребёнка развращали, либо у него серьёзный гормональный сбой (взрослый гормональный набор в теле ребёнка), либо некоторые проблемы с корой головного мозга… Однако выясняется, что просто папа ребёнка считает совершенно нормальным в присутствии сына смотреть на компе порнушку: «А чё такого, он же маленький, не понимает ничего. А если и понимает — пусть мужиком растёт, гы-гы-гы».

Десятилетняя девочка буквально ненавидит всех мальчиков и любые намёки на межполовые отношения, на соседа по парте, который сказал, что она красивая, налетела фурией и разбила ему нос. Выясняем, что вся ситуация возникла из-за мамы девочки. Это мать-одиночка. Женщина с бурной, но не очень счастливой личной жизнью. Череда «новых пап», некоторые из которых не продержались и трёх месяцев (а один из них девочку ещё и бил), и «мы с ней как подружки, я ей всё-всё рассказываю». То есть мама сделала дочь конфиденткой. Ребёнок с раннего детства в курсе, у кого из маминых «дядь» проблемы с потенцией, у кого — ревнивая жена, подкарауливающая маму на работе у проходной (после этого на лицо пришлось накладывать два шва), кто «жмот, даже колечко не купил», от кого она сделала три аборта и так далее. Мама искренне считает, что готовит девочку к взрослой жизни. Девочка считает, что «взрослая жизнь» — это только бесконечные разборки с чьими-то жёнами, аборты и нестоящие члены, и в гробу всё это видела (и её в данном случае сложно не понять).

Десятилетний мальчик. Редкий случай: ребёнка привела мама. С запросом «Сделайте что-нибудь, он раздражает отца» (вообще, поиск «кнопки», на которую можно нажать, чтоб ребёнок стал удобным — любимая тема родителей, которые приводят детей сами). В общем, ситуация почти классическая: папа время от времени находит новую любовь и уходит к ней, потом мама «отвоёвывает» его обратно борщами и шёлковыми халатиками, некоторое время в семье идиллия, а затем всё повторяется. Промежутки становятся всё короче, а ребёнок вообще «всё портит» — относится к папе как к папе, а не как к восточному падишаху. Недавно — подумать только! — попросил страдающего от похмелья родителя помочь ему решить задачу (был обматерён и получил такой подзатыльник, что улетел к стене). Ответ «Лучше, блин, папе выпишите целебных пенделей!», понятное дело, в рамки профессиональной этики не входит, но это едва ли не главное, что в данном случае приходит в голову.

Все описанные случаи — буквально за последний месяц. Пока все эти (и многие им подобные) дети — лишь нормальные малыши, которым не повезло с семьёй. Но пройдёт совсем немного времени — чужие дети, как известно, растут очень быстро — и они превратятся во вполне взрослых, сформировавшихся упырей, которые будут калечить уже следующее поколение малышей. И как остановить этот конвейер по производству моральных калек — я не знаю.

Задолбал стереотип, что женщинам в мире всё даётся легко и просто: стоит только родиться определённого пола, и вокруг тебя сразу же выстраивается очередь из покровителей, спонсоров и обожателей, которые будут тебе всячески помогать, продвигать и поддерживать. Причём задолбал меня этот стереотип исключительно за последние два года, раньше с ним и сталкиваться не случалось. Но обо всём по порядку.

Среднюю школу я оканчивала в очень тяжёлой ситуации: отец ушёл из семьи, мать тяжело заболела, младшая сестрёнка только перешла в седьмой класс. Я — обычная затравленная толстая девочка в очках: мальчики дразнят «жирухой», девочки демонстративно не хотят сидеть со мной за одной партой. С надеждами на высшее образование я попрощалась сразу: мать болеет, сестрёнке надо учиться, а работать тоже кто-то должен. Работала на почте, курьером, продавцом в продуктовом. Жили тяжело, постоянно были нужны деньги.

Однажды, возвращаясь поздно со смены, наткнулась на молодых людей гоповатого вида и образа мыслей. Так как деньги мне тогда были важнее, чем я, отбивалась, как загнанная в угол крыса. Остался шрам на лице, небольшой, но портящий без того не безупречные черты.

Желающих мне помочь не было от слова «совсем». Поклонников и обожателей — тоже (вспоминаем: толстая, забитая девочка со шрамом на лице). Иногда хотелось сдаться, забиться в угол и плакать, что больше я ничего делать не могу и не хочу, но позади Москва (вернее, мать и сестрёнка).

Всё немного выпрямилось, появились кое-какие свободные деньги, в 20 лет вместе с сестрой пошла получать высшее образование. Окончила институт с далеко не безупречным дипломом, но дело своё знаю хорошо.

В 25 благодаря полученной инженерной специальности и упорной работе свободных денег стало столько, что я наконец смогла заняться собой: убрать ненавистный шрам, привести в порядок фигуру, открыть для себя маленькие женские радости вроде косметолога или парикмахера.

Сейчас мне 28. Я хороший специалист в своей сфере, неплохо живу, заканчиваю второе высшее. Мама наслаждается заслуженным пенсионным отдыхом в красивой скандинавской стране. Сестрёнка вышла замуж. От многих знакомых молодых людей я постоянно слышу про то, что мне повезло, что женщинам всё легко даётся, что баба может что угодно получить, вообще ничего из себя не представляя, просто потому, что она баба. Эти люди не знают мою историю, но сама цифра моей зарплаты вызывает однозначную реакцию: «Зарабатывает она, как же! Почему бабы, которые только одно умеют, получают такие суммы, а я, такой умный-хороший-талантливый, за 30 тысяч рублей в месяц впахиваю?!» Жесты внимания со стороны противоположного пола (чашка кофе в кафе, цветы на день рожденья) вызывают однозначное хмыканье и мгновенный перенос моей персоны в ряды насосавших.

Знаете что? Мне было тяжело и сложно. Тот период, когда мои сверстники думали о том, как построить свою жизнь, ходили на свидание, учились и были полны надежд, прошёл у меня в непрекращающейся низкоквалифицированной работе и метаниях «где бы достать денег». Представители сильного пола тогда не дали мне ничего, кроме дикой закомплексованности и шрама на лице. И сейчас я хочу гордиться собой и тем, что у меня всё получилось, а не слушать про то, как всё легко мне, оказывается, далось.

Задалбывают ли меня очереди в поликлинике? Не то слово! А бывать тут приходится часто, даже слишком. Вот и сегодня утром, придя за пятнадцать минут до начала приёма терапевта, застаю толпу человек в тридцать-сорок, состоящую из пенсионеров, студентов и трудящихся. Участковый сегодня принимает один, так что людей много. Как обычно, пытаюсь пройти к дверям кабинета, минуя собравшихся.

— Пропустите, пожалуйста.

Не тут то было:

— Де-е-вушка, вас тут не стояло! — тут же раздражается полноватая тётенька, стоящая ближе всех к двери.

— Да мне, вообще-то, в 34-й кабинет надо…

— Ха, надо ей! Тут всем надо в трицчятвёртый, не вишь, что ли? Лезуть тут всякие без очереди! Хамка малолетняя! — подключается одна из пенсионерок.

Слышится неодобрительный ропот. Полноватая дама тем временем загораживает собой дверь и воинственно складывает руки на груди, давая понять, что «малолетние хамки» не пройдут. Пытаюсь объясниться:

— Да нет же, вы меня не поняли, я здесь ра…

— Знаем мы, б@#&$, таких умных! Лезут без талонов, а ты потом жди из-за них по полчаса! — перебивает приличного вида мужчина.

Очередь то ли инстинктивно, то ли из чувства солидарности начинает смыкаться вокруг вожделенной двери с табличкой «34», оттесняя меня назад. Время приближается к восьми. Я же так и на работу опоздать могу, что для меня, сотрудницы молодой и неопытной, весьма нежелательно.

— Да как же вам объяснить, я же здесь… — сама начинаю раздражаться, всё ещё пытаясь протиснуться вперёд.

Договорить мне не дают, пройти тоже. Ропот нарастает, приличного вида мужчина с силой отталкивает меня, еле удерживаюсь на ногах. Слышится смех.

— Ты чё, деваха, не поняла, чё те люди говорят? Самая умная, чё ли? — веселится один из стоящих, видимо, студент.

— Я тут вообще с семи утра заняла! Совесть иметь надо! — добавляет пенсионерка. — Давай-давай, топай отседова!

Пожимаю плечами, разворачиваюсь и прохожу назад. Вряд ли удастся перекричать их, да и вид у некоторых очень уж угрожающий. Под одобрительные выкрики окружающих занимаю место на лавочке чуть ли не в конце коридора. Люди в очереди расслабляются (ещё бы, не пропустили вперёд халявщицу, отстояли, так сказать, свои гражданские права), начинают вполголоса беседовать на отвлечённые темы. Но что же это? Времени уже пятнадцать минут девятого, а участкового всё нет! Темы бесед плавно переключаются с политики и цен на картофель на «Да где же их черти носят!» и «Мы налоги платим, а они тут прохлаждаются, надо идти жаловаться».

Мдаа, ситуация критическая, а вот пожаловаться честным налогоплательщикам некому: всего здесь работает три терапевта, одна из которых в декретном отпуске, вторая на больничном с пятницы, третья «шляется непонятно где», зав начинает работать с десяти часов, а главврач как раз сегодня везёт годовой отчёт о работе начальству. Всего этого граждане не знают, некоторые уходят, кто-то начинает остервенело дёргать дверную ручку, а кто-то уже еле сдерживается, чтобы не орать благим матом на всех подряд.

Ситуацию спасает выглянувшая из соседнего кабинета невролог:

— Потише, пожалуйста! Не мешайте вести приём! Здесь все к терапевту?

— Дык где он, этот ваш терапевт? Уже двадцать минут девятого, а его всё нету!

Невролог оглядывает очередь, и тут её глаза останавливаются на мне:

— Н. А., а вы чего на лавочке сидите? У вас же начался приём? — спрашивает громко и отчётливо, на весь коридор. Воцаряется тишина.

— Да вот, не пускают. Слушать даже не стали.

Под удивлённые взгляды окружающих молча подхожу к своему кабинету, достаю из кармана ключ и отпираю. Снимая куртку, будничным тоном интересуюсь:

— На 8:00 по талонам есть? Проходите!

Конечно, среди врачей часто попадаются хамы. А сами вы как, уважаемые пациенты?

Как часто, приходя в магазин и обращаясь с просьбой к консультанту подсказать вкусные конфеты, вы слышите в ответ:

— Какие вам конфеты! Понаприходят обжоры, конфеты им подавай! А потом жиреют!

Это было бы по меньшей мере странно. Так почему, приходя к врачу-гинекологу с просьбой прописать мне на основе анализов оральные контрацептивы, которые мне подходят, в ответ я слышу от «мудрой пятидесятилетней женщины, которой виднее»:

— Вот молодёжь пошла! Трахаются со всеми направо и налево, а им контрацептивы подавай! Зачем они тебе, деточка? Пользуйтесь резинками, зачем таблетки, если каждую неделю с новым спите, а потом бежите к нам лечиться? Знаешь, сколько у меня таких, как ты?

Позвольте, каких? Таких, у которых первый, он же единственный партнёр на протяжении уже нескольких лет? Или таких, которые беспокоятся о здоровье и не хотят незапланированной беременности?

Очень странно, но, сидя в очереди в коридоре среди беременных семнадцатилетних (в лучшем случае) девушек, что-то не заметила «таких, как я». Почему, приходя к врачу, я должна выслушивать субъективное, не соответствующее действительности, оскорбительное мнение?

Встала, попрощалась и ушла, не слушая дальнейших словоизлияний в мой адрес. На следующий день обратилась в частную клинику к специалисту-мужчине, который деликатно ответил на все мои вопросы, подобрал нужный препарат с объяснениями, почему именно тот, а не иной. Ничего лишнего.

Задолбали злобные женщины в белых халатах. Делайте свою работу, а своё дражайшее и, несомненно, весомое мнение засуньте поглубже… в карман все того же белого халата.

Недавно приобрела новый сенсорный телефон вместо старенького, но ещё работающего слайдера. Слайдер оставила как запасной для второго номера, но случилась напасть: отдельная кнопка включения-выключения телефона вдруг перестала работать.

Пришла в небольшое помещение ремонта-продажи мобильных, находящееся в торговом центре. Молодой человек лет восемнадцати со скучающим видом выслушал описание проблемы, повертел слайдер в руках и на пару минут ушёл в подсобку, а по возвращении выдал:

— Мастер сказал, ремонт очень сложный, половину телефона менять нужно, стоить будет полторы тысячи, вернём недели через две.

Я, ошеломлённая суммой ремонта, на которую можно купить простенькую, но абсолютно новую «звонилку», поблагодарила и вышла.

В задумчивости выйдя из торгового центра, набрела на такой же небольшой ремонтно-продажный центр подержанных телефонов в небольшом продуктовом магазине напротив. Без особой надежды на успех зашла туда и показала телефон, попутно обрисовывая проблему. Два молодых продавца лет 25–27 переглянулись, один тут же взял в руки слайдер и начал его разбирать. По правде говоря, в этот момент у меня потемнело в глазах и перехватило дыхание, так как полутора тысяч с собой у меня не было, а цену мастер не огласил. Пока я в ужасе наблюдала за ремонтом телефона и подыскивала слова из серии: «Нет, у меня нет денег расплатиться, ломайте всё обратно» в случае успешной починки моей техники, мастер уже включил телефон и собрал его обратно. Заняло это всё около минуты.

— Всё готово, с вас 200 рублей, — улыбаясь, протянул мне слайдер молодой продавец.

Молодой человек, если вы это читаете, спасибо огромное за честность и золотые руки! Побольше бы таких мастеров, как вы! А неуважаемые товарищи из другого ремонта — задолбали.

Гостил в глубокой деревне у дальних родственников. Дом у них деревянный; недавно обновляли проводку, которая ведёт к дому, и, видать, что-то намудрили с подключением. Итог — искра и возгорание.

Когда занялся пожар, меня дома не было. Пришёл я минут через пять и сразу же ринулся в дом спасать свои далеко не дешёвые «игрушки» (я фотограф), благо лежали они на первом этаже. Не тут-то было: дорогу мне перегородил дядя Ваня, набожный мужичонка 54 лет от роду, и сунул в руки икону, которую я, естественно, отбросил в сторону и попытался спасти технику, за что получил тяжёлым кулаком в лобешник и был вытащен из дома. На пороге «дежурила» жена дяди Вани — тётя Света, ещё более набожный человек.

Все мои попытки проникнуть внутрь дома и вытянуть хоть ноутбук закончились безуспешно: подоспели деревенские мужики, которые дружной ватагой не пускали меня, «пособника сатаны», в дом. Зато вынесли все иконы в количестве сорока с лишним штук, псалтыри, Библии и прочую религиозную атрибутику. Пару чуть обуглившихся икон оплакали. Никто из четверых выносивших «бесценные вещи» не подумал захватить мой фотоаппарат или ноутбук. Неужели в XXI веке крашеные доски дороже аппаратуры?

Мой убыток — 250  000 рублей и два проекта, за которые придётся вернуть деньги заказчику.

Звонит на днях клиентка и вместо «здрасте» начинает в трубку прямо-таки орать:

— Чё за говно вы нам подсунули? Реклама на ваших билбордах ни хрена не работает! Мы столько денег вбухали, а отдачи ноль! Я вот щас снимусь со всех мест немедленно!

Я оторопела. Пытаюсь осторожно возразить:

— Клара Петровна, вы эти места арендовали уже три месяца как, и всё устраивало. Опросы показали высокую результативность рекламы…

— Да лажа всё ваши опросы! Подтасовка!

— Но вы сами заказывали опрос в независимом агентстве. Как мы могли повлиять на результаты, если даже не знаем, кто этот опрос проводил?

— Ой, что вот ты тут мне голову морочишь? Я те сказала, я снимаюсь!

— Хорошо, в таком случае оформите официальный отказ от аренды.

Через пять минут на почту приходит отказ. А через шесть часов после нескольких десятков звонков, писем и встреч я героически распродаю внезапно освободившиеся места другим клиентам.

Проходит два дня. Снова звонок клиентки:

— Свет, а на каком основании вы нас сняли?

— Здравствуйте, Клара Петровна. На основании вашего письменного отказа от аренды рекламных площадей.

— Но у нас же с вами договор!

— Верно, а вы этот договор разорвали. Два дня назад, если помните, вы позвонили мне, в устной форме сообщили, что отказываетесь от аренды, а потом прислали письмо с подписью и печатью. В письме был официальный отказ от аренды.

— И чё щас?

— Ничего. Ваша аренда прекращена. Сумма, которую вы за аренду перечислили, согласно договору не возвращается.

— Э, э! Погоди! Ты чё! У меня же ПМС был, ну пойми как женщина женщину!

Вот тут я прямо не нашлась, что сказать.

Милые женщины, я понимаю, что иногда все мы себя как-то неважно чувствуем. И как человек человеку я вам искренне сочувствую. А вот как работник работнику посочувствовать не могу. Если вам в пресловутые эти дни до такой степени плохо, что вы напрочь теряете адекватность, то берите больничный, уезжайте из города, привязывайте себя ремнями к койке, я не знаю… Изолируйтесь, короче, от общества.

Задолбали.

Иногда мне, 18-летней девушке, очень грустно смотреть на людей, которые достигли приличного возраста, а так и не научились ничему.

За 10 дней до начала 11-го класса я попала в автокатастрофу. Мне повезло: отделалась серьёзным ушибом ноги. Пролежав неделю с гипсом, я поняла, что через несколько дней для меня начнётся очень активная жизнь. Школа с ее подготовкой к ЕГЭ, где каждый пропуск — вред самой себе, курсы при университете в другом городе дважды в неделю, без которых не видать мне престижного учебного заведения. Я понимала, что начнётся беготня по электричкам, метро, трамваям. И придётся носиться мне с больной ножкой каждый день туда-сюда.

Самый сок был ещё в том, что идти или сидеть с ужасной болью в ноге было терпимо, а вот стоять, тем более в общественном транспорте, — нереально.

Знаете простое решение проблемы? Попросить. Дотронуться до плеча этого самого спящего или закрывшего глаза молодого человека, объяснить, что вам ужасно больно стоять (ещё, кстати, обычно по лицу прекрасно видно, если вас ломает от боли так, что вы не можете больше находиться на ногах), — и вам — о боже! — с лёгкостью уступят место, а иногда и извинятся, что не обратили внимание на вас сразу. И никогда, подчёркиваю, никогда не откажут.

Прошёл год. Нога зажила, теперь меня можно хоть на Олимпийские игры отправлять. Сама я теперь студентка и катаюсь каждый день в электричках, метро и прочем. Обычно после трудового дня мне не хочется общаться вообще. В общественном транспорте я либо сплю, либо утыкаюсь в телефон. И я не собираюсь высматривать, кому там тяжело стоять, кому плохо и вошла ли в вагон бабулечка. Однако я никогда не откажу человеку, который меня попросит. Который вежливо привлечёт моё внимание и скажет, что ему трудно стоять. Даже если это будет молодой человек или школьница.

Учитесь просить, а не ждите, что вокруг вас все должны скакать. Никого, кроме вас, не интересуют ваши проблемы, если даже вы сами ничего не хотите сделать для их решения.

На нашем этаже кто-то развесил душещипательные объявления: «Прекратите травить детей! Курить запрещено! Имейте совесть, господь накажет…» — и дальше в том же духе.

Ну, накажет и накажет. Я сам не курю, хотя именно я поставил курящим баночку из-под зелёного горошка. Среди них никто не додумался это сделать, и окурки благополучно летели на козырёк подъезда.

Объявления сразу же сорвали. На другой день они появились снова, а в текст был добавлен намёк, что за здоровье детей будет бороться не только господь, но и районный суд.

Вопрос подняли на общем собрании жильцов. До сведения курящих донесли, что в каждой квартире есть балкон, где они и могут покурить. Я тут же решил вставить свои пять копеек и сказал, что засирать придомовую территорию при этом вовсе не обязательно, что под окурки надо бы поставить банки. Получил одобрительные кивки со стороны соседей.

Чёрт меня дёрнул поднять на собрании другую тему. Дело в том, что в нашем доме адовая слышимость, а у соседей сверху и снизу — дети, которые любят поиграть мячиками об стены и деревянными кубиками об паркет. Шумоизоляцию делал — эффекта немного. Вот я и предложил играть немного потише тем, о чьём здоровье мы тут так печёмся. Сказал, что стучать по паркету кубиками, особенно в девять утра по выходным — это неуважение к соседям, попросил купить для этого ковёр.

Что тут началось…

— Заведёшь детей — поймёшь!

— До одиннадцати имеют право!

— Ты из какой квартиры такой умный?

— Вот сам и купи этот ковёр, если тебе мешает!

Говорили все одновременно. Честно, растерялся с ответом. Знал бы, что так будет — подготовился бы заранее. Председатель собрался переходить к другой теме, но я его перебил. Говорю:

— Раз уж мы тут все до одиннадцати имеем право, то я на все выходные на полную громкость до одиннадцати вечера буду ставить на повтор «Песенку мамонтёнка», а сам буду уходить. Дети её очень любят.

Один из присутствующих, мужик, живущий этажом выше, отец двоих сыновей, накалился так, что, казалось, готов был мне в горло вцепиться. Неужели ему не нравится эта песня?

В эти выходные с утра даже не пришлось вставлять беруши в уши. Видимо, слова мои подействовали. Но ощущение после собрания осталось такое, что жильцы нашего дома считают меня моральным уродом.

В чём я неправ?

Работаю в роддоме. Не будем уточнять мою специальность и должность, чтобы не нарушать общей композиции. Детали не так важны.

Меня задолбала вот эта самая дебильная фраза: «Раньше женщины вобще в поле рожали — и ничего!» Как вариант — в бане. Слышать её приходится чуть реже, чем «С новым годом!» утром первого января.

Вот именно — ничего. Рожали в поле, причём половина там и оставалась. В луже крови и с мёртвым ребёнком.

Как у людей вобще поворачивается язык говорить такую чушь? Почитайте любой русский роман — чуть не в каждом смерть матери в родах или погибший ребёнок. Почитайте Чехова, Вересаева. Если не верите художественному слову, так обратитесь к дневникам старых врачей. От некоторых страниц волосы дыбом встают, если только читатель не деревянный истукан.

Почитайте, подумайте и больше никогда не повторяйте свою глупую фразу. Здоровья вам и вашим близким.