Работаю в библиотеке в отделе японской литературы. И художественные тексты, и публицистика, и журналы, и научные статьи — как на японском, так и на русском языках.
Приходит японец, здоровается, мнётся, лезет за словарём. Пришлось перейти на его язык. Японец, обрадовавшись налаженному контакту, попросил найти какую-то редкую научно-публицистическую книжку про историю нашего региона (на японском, конечно). Умучилась, как не знаю кто, пока нашла.
— В библиотеку записались? — Записался, вот документ. Сколько с меня? — Книги в библиотеке выдаются бесплатно. Поставьте здесь свою подпись. — Что это значит? — Здесь обозначена дата, до которой вы должны книгу вернуть. Подпись означает, что вы с этой датой ознакомлены и книгу взяли. — (недоуменно) Вернуть? Разве я не могу её оставить себе? Мне для друга нужен сувенир из вашего города.
Мысленно падаю, вслух же объясняю бедняге, где он ошибся. Он печально возвращает книгу; я в утешение втюхиваю ему русские сказки на японском, пью чай, восстанавливаю нервные клетки. Вот, думаю, в чужой стране, с таким-то знанием языка — поневоле растеряешься. Да и у меня небось акцент ого-го...
На этой философской ноте в зал влетает широкая тётенька прямо в уличной одежде и начинает с порога на меня орать:
— Вы как с нашими иностранными студентами обращаетесь? Какое впечатление о стране вы у них оставите? Что вы себе позволяете?
Пытаюсь понять, что не так:
— Ему сказки не понравились? Вахтёрша нагрубила? — Не парьте мне мозги! Вы почему нашему студенту книгу не продали? Мы его специально к вам отправили! Я точно знаю, что в вашей библиотеке тайно книгами торгуют!
Ага, особенно настолько редкими. Тётеньку эту потом сам японец и забирал — очень передо мной за неё извинялся.
Я работаю в газете ответственным секретарём. Газета очень популярна в нашем регионе — мы и серьёзные темы поднимаем, и в «желтизну» слегка ударяемся. Вот только стихов не печатаем и никогда не печатали. Тем не менее как минимум раз в неделю является очередной стихотворец. Лишь малая часть после моего ответа осознаёт, что мы стихов не печатаем, не забыв, конечно, уточнить: «Совсем не печатаете?» Таким мы с радостью подсказываем адреса двух газет в нашем городе, которые иногда принимают лирику. Большинство же пришедших говорит:
— Ну, я всё-таки оставлю вам свои стихи, вдруг вы их напечатаете.
Удаляются они задом вперёд, попой открывая дверь, следя за моими руками, как ястребы, — видимо, опасаясь, что я сейчас схвачу стихи и брошу им вслед. Такие вирши приходится откладывать в отдельную папку; был прецедент, когда через год авторесса пришла скандалить: «Я вам оставляла свои стихи, а вы их так не напечатали! Верните мне их!»
Но попадаются порой просто замечтательные особы. На сообщение «Мы стихов никогда не печатали» один мужчина радостно воскликнул: «Отлично! Значит, с моих и начнёте!» Другая женщина начала читать нудную проповедь о том, что мы лишаем своих читателей возможности знакомиться с прекрасным. Мужичок в возрасте переспросил: «Раз не печатали, значит, и не читаете ничьих стихов? Возьмите мои, вдруг понравятся». Смысл его реплики я понял, когда прочитал под заголовком «Сочинения Васи Пупкина» перевод стихов Федерико Лорки.
Но больше всего запомнился мужик, который потребовал от меня предоставить в письменной форме отказ печатать его стихи. Я, понятное дело, спросил: «Зачем?» Товарищ пояснил, что он пойдет с этим отказом в суд и заявит о том, что мы препятствуем выражению свободы слова. Наверное, это заявление стало той каплей, которая переполнила чашу моего терпения. Сначала я ткнул человека носом в наши выходные данные, где написано, что «редакция не вступает с читателями в переписку, рукописи не возвращаются и не рецензируются», затем в Закон о печати, где сказано, что любая газета имеет право печатать материалы на свое усмотрение, а потом в наши учредительные документы, где чётко обозначено, что мы являемся частным предприятием и не обязаны отвечать на запросы частных лиц. Мужик после моего длинного монолога забрал свои вирши и ушёл без слов.
Понимаете, были бы еще стихи хорошими! За десять лет работы я не встречал ни одного приличного стихотворения. Измельчал нынче поэт, измельчал.
Во времена счастливой студенческой юности я работала в маленьком круглосуточном книжном магазинчике — сейчас он уже закрылся. Вот несколько историй оттуда.
* * *
Заходят два «конкретных пацана» — кожаные куртки, спортивные штаны, бритые затылки. Один другому восторженно изливается:
— Я тут книжку читал... Оранжевая такая. Реальный такой чувак написал, с приколами.
«Пацан» обращается ко мне. Начинаем вместе угадывать имя «реального чувака», быстренько выясняем, что имелся в виду цикл книг про Ехо Макса Фрая. Веду к соответствующему стеллажу, нахожу нужную серию, и «пацаны» берут несколько книг. Чёрт меня дёрнул за язык:
— Да, у неё как раз новая книжка скоро в продаже появится...
«Пацаны» замирают.
— Как это — «у неё»? Это что, в натуре, тёлка, что ли? — Э-э-э, ну да, это женщина, пишет под псевдонимом. — А... Не, тёлку не надо.
Оставляют книги на кассе и уходят.
* * *
Спорили с товароведом о принципах продажи книг. Его мнение — надо «впаривать», и если на складе лежит пачка чего угодно, то надо быстренько сделать из этого хит продаж. Мои идеалистические представления — надо продавать по возможности то, за чем покупатель пришел, и попадать в его вкусы.
На следующий день после собрания, на котором с гордостью рассказывалось, как один из продавцов «впарил» за день восемнадцать экземпляров книги Бена Окри «Голодная дорога», приходят в магазин две девушки. Общаемся, подбираем им «что-нибудь интересное почитать». Одна из них всё время опасливо озирается и в итоге вполголоса просит: «Только, девушка, знаете... У вас тут ходит такой мальчик, мы уже дважды приходили, что бы ни спросили — советует какого-то негра, что-то про голод... Мы больше не хотим!»
* * *
Была особая категория покупателей, которых уже узнаёшь в лицо и даже откладываешь для них книги в соответствии с их вкусами. Один прекрасный, вежливый молодой человек обожал книги про насилие. По его выражению, «чтоб кровавые сопли и мозги по стенкам». Как-то раз, перебирая стеллаж зарубежной литературы, наткнулась на уценённое издание «Раскрашенной птицы» Ежи Косински из очень неплохой серии «Славянский шкаф». Когда пришел «мой» покупатель, дала полистать. В жизни не приходилось настолько удачно угадывать с выбором! После этого молодой человек приходил в книжный сам, приводил друзей, и каждый раз звучала рекомендация: «Это самый классный книжный, мне тут нашли насилие за 37 рублей!»
* * *
Одна из «фишек» магазина — «любимая книга продавца». Рядом с кассой и соответствующим плакатом выставлялась книга, которая находилась в данный момент в фаворе продавца, заступившего на смену. Естественно, подразумевалось, что при случае продавец может отрекомендовать её лучшим образом.
Однажды в мою смену пришел помятого вида дядечка — он опоздал на метро и всю ночь просидел в нашем книжном. Всё бы ничего, но беседовать с ним было откровенно неприятно — дядечка то пытался изобразить из себя гуру психологии и лез с расспросами о личной жизни, то грозился навести порчу на нашу еду, то просто откровенно оскорблял. Всё это сопровождалось рефреном: «Я покупатель, я куплю у вас книгу, и за это вы обязаны со мной разговаривать о чём угодно».
Утром, неудовлетворённый беседой, дядечка затребовал продать ему «любимую книгу» (на тот момент это была «Сага» Тонино Бенаквиста), а после расчёта демонстративно швырнул её в мусорку и облил пивом из бутылки. Жалко книгу, зато дядечка наконец-то ушёл.
* * *
Приходят два респектабельных мужчины.
— Нам сказали, что у вас очень оригинальный книжный магазин. Продайте нам что-нибудь оригинальное, чего в других книжных нет, чтобы мы показывали всем, и сразу было видно, что оригинальная книжка, нестандартная.
Начинаем перебирать. Естественно, модные Пелевин и Мураками отпадают; «тематический», по выражению определенной категории покупателей, журнал «Квир» вызывает брезгливое недоумение. Философия скучна, детские книжки несерьёзны, современная поэзия надоела, а издание повести Гоголя «Нос», где слово «нос» везде было заменено на три звёздочки, закончилось.
Оказалось, что полностью представлениям об «оригинальной» книге соответствовал «Словарь рыбаков Волго-Каспия», в отчаянии снятый мной со стеллажа языковедения.
Прочитала историю про «Остров сокровищ» и вспомнила случай, свидетельницей которого стала сама.
Областная научная библиотека, зал общественных наук: история, философия, языкознание. Чтобы получить книгу, нужно заполнить листок читательского требования, а если тебе книга понадобится и завтра, можно попросить библиотекаря отложить её на полку.
Заходят в зал двое молодых людей. Один из них обращается к библиотекарю:
— Мы вчера просили на полке оставить... как его... «Гарри Поттера»! — Может, вам пройти в зал абонемента? Здесь зал общественных наук, — робко пытается объяснить библиотекарь. — Нет, мы точно вчера здесь читали, просили ещё оставить. — Но у нас не может быть «Гарри Поттера», здесь историческая литература, литература по философии... — Он философ!
Библиотекарша уже в полном ауте. Но тут, слава богам, второй парень нашёл-таки запись в тетради:
Была я недавно в крупном магазине, торгующим книгами, дисками и ещё какой-то фигнёй. Как раз книг я там и не нашла, кроме нескольких стоек с новинками... правильно, по свежим кинохитам. Но мне нужна была именно новинка, хоть и не из этой серии, а из цикла фэнтези, поэтому я со слабой надеждой пошла искать продавца.
И вот он! Продавец подбегает к кассе и спрашивает у стоящего за ней мальчика: «Не знаешь, кто написал „Остров сокровищ“?» Мальчик ответил, что понятия не имеет, с выражением лица, подтверждающим, что он даже о существовании такой книги не слышал. Мимо проходила девочка-продавец, на аналогичный вопрос просто улыбнувшаяся: «Вечно этих ребят какие-то глупости интересуют!»
Продавец в отчаянии пошёл к компу гуглить, а я пошла к выходу, радуясь, что моих любимых Диккенса и Мопассана можно скачать, не рыская безуспешно по бессистемно заставленным полкам.
Ровесники — мне за вас стыдно! Пусть не внеклассное чтение, но хотя бы часть школьной программы!..
Книжный магазин — источник непрерывных «радостей» со стороны клиентов.
— Скажите, у вас «Крёстный отец» есть? — Да, — протягиваю книгу. — Ой, а что, его Пьюзо написал? Нам другой нужен, который Коппола написал.
Бабушка полчаса выматывала нервы, перебирая сборники сказок. Под конец убила вопросом:
— А что, никаких новых народных сказок нет?
К сожалению, народ сейчас всё больше ужастики выдумывает.
Истерика вокруг «Сумерек» и «Новолуния» уже надоедает. Парень с девушкой зашли, прошли к стеллажу с мистикой. Парень устало-обречённым голосом спрашивает у меня:
— Скажите, у вас третьи «Сумерки» есть? — К сожалению, уже закончились. — И слава Богу!
У Стефани Майер кроме «Сумерек» есть отдельный роман «Гостья». Подходит юная девушка:
— Я вот «Гостью» купила, а там нет ни одного вампира из «Сумерек». Почему?
Но польза с «Сумерек» есть, пусть и небольшая. Две гламурные девицы на днях спросили «Грозовой перевал». Стало интересно, с чего это они решили классику почитать? Оказалось, главная героиня «Сумерек» зачитывалась этой книгой, и они решили, что любимый персонаж плохого не посоветует. «Грозовой перевал» был, и с тех пор я постоянно держу его в наличии. Пусть Майер в шестой части любимой книгой героев сделает «Войну и мир» или Достоевского!
Работал продавцом в университетском книжном магазине (да, такое тоже бывает). Помимо учебных пособий, в магазине продавались и довольно неординарные вещи. Особенно сильно на фоне остальных выделялась толстая книга в чёрной обложке, на которой красовалась серебряная пентаграмма. В книге рассказывалось о жизни и смерти величайших колдунов, чернокнижников и язычников. Студенты хоть и поглядывали на эту книгу, но всё же не решались её покупать.
Темнеет, магазин опустел; изредка заходит какой-нибудь студент сделать ксерокопию. Тут на горизонте появляется нечто... Назвать это просто «гламурной блондинкой» — слишком мягко. Было такое ощущение, что в магазин зашла кукла Барби, причём в упаковке. Шестисантиметровые ногти, раскрашенные розовыми и золотыми сердечками, помада какого-то фиолетового оттенка с блёстками — думаю, картина ясна. Походив минут пять по магазину, она обращается ко мне:
— Скажи-и-ите, — протянула она, — вот я тут у вхо-о-ода видела книжку такую чёрненькую... Она тут есть? — У нас много «чёрненьких» книг, — с трудом сдерживаю я улыбку. — Какая именно? — Там ещё написано про всяких колдунов и сатанистов, — существо невинно похлопало глазами. — Эта? — Ой, да! — радости куколки не было предела. — А скажите, в этой книге практика тоже есть?
Владею небольшим книжным магазинчиком. Больше всего достаёт незнание элементарных правил приличия. Специально для тех, кто не знает, что в магазины и общественный транспорт нельзя заходить, жуя мороженое, беляш и попивая пиво, мы написали на двери: «Вход с едой и напитками запрещён». Не помогает. Дама бальзаковского возраста заглядывает и спрашивает:
— А если у меня в сумке мороженая рыба, мне тоже нельзя заходить?
Каждый второй спрашивает, почему нельзя, а когда объясняешь, что случайно можно испортить товар, начинают возмущаться, что они же не испортят, и тут же жирными руками лезут листать книги.
Ещё достал вечный диалог:
— Мне из этой книжечки надо одну страничку, можно я ее возьму на пять минут и сбегаю сделаю ксерокопию? — Нет, нельзя. — Почему? — Потому что книга новая, а при копировании она портится. — Ну что вам, жалко, что ли? — Ну вы же не просите в магазине дать вам поносить платье на один вечер? — Это другое.
А уж как достали просьбы в духе:
— Можно я возьму эту книжечку, прочитаю быстренько и завтра верну, как новую?
Нет, господа покупатели, нельзя. Чтобы взять почитать и завтра вернуть, идите в библиотеку.
Цены мы держим одни из самых низких в городе. Всё время спрашивают, почему книги стоят так дорого — ведь в советское время было так хорошо, когда книгу можно было купить за рубль двадцать! — и возмущаются, что «торгаши» на них наживаются. Когда объясняешь, из чего складывается цена на книгу, не верят ни в какую.
Ещё был случай. Муж с женой стоят, листают брошюрки по строительству, цена каждой — 13 рублей. Муж говорит:
— Давай возьмем вот эту?
Женщина долго разглядывает брошюру, потом смотрит на ценник:
Преподаю английский язык. Занимаюсь с ребенком девяти лет, долго и упорно объясняю ему тему, периодически уточняя, понял он или нет. После объяснения прошу попробовать сказать предложение по правилам. Чадо поднимает на меня ясные глаза и выдаёт гениальную фразу:
— Английский, английский... Вы лучше, @#$, про Ктулху мне расскажите!