Медицина

В нашу аптеку заходят две девчонки лет 16–18.

— У вас свечи есть?
— Какие вам?
— Ну, свечи.
— …
— Обыкновенные свечи!
— Для чего вам?
— Для торта!

И всё это с абсолютно серьёзным видом и искренней верой. Хотелось ответить: «Нет, у нас только для жопы!» — но я сдержалась.

По повестке вызвали в военкомат на медосмотр — банальная процедура. Семь кабинетов, семь врачей. Дело на руки не дают — были случая утери и порчи. В общем-то понятно, но вместо простой системы компьютерного документооборота были наняты семь бабушек, чтобы переносить дело от врача к врачу. На полный оклад, на полный рабочий день. Больше они не делают ничего. На что идут государственные деньги?

Работаю в аптеке. Диалог ночью через окошко:

— Дайте презервативы с начёсом.
— Какие?
— Вы меня поняли. Ну, эти, как их, ребристые.

Перед аптекой устанавливали банкомат, был сильный шум, и я по несколько раз переспрашивал, чтобы не ошибиться.

— Дайте [неразборчиво].
— Повторите.
— Дайте шприцы [неразборчиво].
— Что?
— (кричит) Дайте двадцатишприцовые кубы!

— Не помню, как называются, такие таблетки от головы на букву «П».
— Пенталгин?
— Нет.
— Возможно, пирацетам, парацетамол? Что именно с головой: боль или нарушение кровообращения?
— Да я не знаю, но таблетки на букву «П».
— Давайте я вам перечислю таблетки от головной боли, а вы скажете, которые вам нужны. Цитрамон?
— Точно, точно: цитрамон!

Я — выпускник одного из белорусских медвузов. После года работы возник резонный вопрос: а стоило ли учиться шесть лет, если зарплата на нынешний день составляет 120 долларов?

Меня задолбало распределение. Что бы ни говорили, что оно поможет выпускникам встать на ноги и получить опыт, это полная брехня. На деле тебя отправляют в дальние края работать за копейки, при этом почти вся зарплата уходит на оплату съёмной квартиры, несмотря на заверения руководства страны, что всем выпускникам, ушедшим по распределению, предоставляется жильё. Крепостное право. В XXI веке. В центре Европы…

А ведь избежать распределения не получится. Учился на бюджете? Либо отрабатывай два года (а то и дольше) на госпредприятии по распределению за копейки, либо выплачивай стоимость обучения за шесть лет плюс все стипендии, которые государство тебе соизволило выплатить. Единовременно.

Они хотят, чтобы учителя нормально учили, а врачи — лечили? Я буду нормально лечить. Пока. Но закончится распределение — кину дурное дело и пойду работать на стройку, ей-богу: там платят больше.

С лучшей подругой мы знакомы практически с пелёнок, и в общении у нас никогда не возникало проблем — даже несмотря на то, что «благодаря» чудесам отечественного акушерства на свет она появилась неслышащей.

Как-то раз едем мы в маршрутке по городу и тихо между собой беседуем. Тише уже некуда. Разумеется, на жестовом языке, который я с детства знаю довольно сносно. На одной из остановок заходят двое молодых представителей пролетариата (сэмки, пивчанское, «абибас»), садятся на два свободных места сзади нас, наблюдают и через несколько секунд принимаются нас обсуждать:

— Е&@нуться, б$я… Такие вроде тёлочки п%&датые — и глухие, ёпта! Жалко ваще, б$я…

Разумеется, я делаю вид, что ничего не слышу.

Надо сказать, что у неслышащих людей мимика при общении довольно специфичная. Как раз в тот момент, когда мы с подругой делились эмоциями от очередной прочтённой манги, один из пролетариев позади нас выдал шедевральную фразу, чуть ли не тыча в нашу сторону пальцем:

— Е$@ть они ржачные, я с них х%ею!

Да ладно? А ведь ещё минуту назад тебе нас было жалко.

Только железная выдержка не позволила мне сменить выражение лица и показать, что что-то не так. Хотелось, конечно, развернуться и выпалить (недо)человеку в лицо нечто вроде: «Чтобы твои дети такими же „ржачными“ были, скотина!», но помог случай — телефонный звонок от общей знакомой. Снимаю трубку, чуть отворачиваюсь от подруги, чтобы та ничего не прочла по губам:

— Алло… Да?.. А мы сейчас в маршрутке, в центр едем с [подругой]. Тут, кстати, два благородных кавалера рядом с нами едут. Очень приятный комплимент нам сделали… Какой? Ну, сказали, что мы п%&дец какие ржачные тёлочки… Что? Грубо? А что поделать — наверное, у современных мужчин именно так принято выражать эмоции… Да-да, они сейчас как раз с нас х%еют, не хотим им мешать. Ну ладно, нам выходить уже пора, я тебя попозже наберу.

Кладу трубку, «говорю» подруге: «Нам пора на выход», на остановке за руку вывожу из маршрутки. Лица тех питекантропов надо было видеть. Сказать, что они ох%ели, было бы слишком мягко.

Я врач-реаниматолог. Задолбали пациенты, которые поступают к нам, сразу в лицо высказывают: «У меня денег много, поэтому я принцесса, бегайте вокруг меня!», а потом и спасибо не скажут.

В реанимации лечиться трудно, больно и тяжело. Так никто вас и не заставлял бухать до тех пор, пока все внутренние органы не превратятся в кашу. Никто не заставлял вас садиться пьяными за руль и разбиваться вдребезги. Теперь придётся потерпеть.

Реанимация — это последний рубеж. Сюда свозят самых — нет, самых тяжёлых больных. Неудивительно, что они иногда умирают.

Да, тут бывает шумно. Больные орут — порой не от боли, а от того, что пили месяц, не просыхая, и теперь поймали делирий.

Наши манипуляции не всегда безболезненны и всегда неприятны. Но это делается для спасения даже не вашего здоровья, а вашей жизни. Потерпите.

Если наши больницы (в частности, отделения реанимации) вам не нравятся, у вас есть прекрасный выбор: не обращайтесь к нам. Будьте здоровы!

А меня задолбали стоматологи, которые, вставив в рот слюноотсос, напихав ваты и ковыряясь в зубе одновременно, просят ответить на вопрос:

— А сейчас как именно болит?

И ты, брызгая слюной, пытаясь удержать все предметы во рту, мотая головой, дабы выразить жестами всю гамму испытываемых ощущений, мычишь что-то невнятное и нечленораздельное:

— Ммм… Хррр… Ммм… Хммм… Мрр!

Неужто понятно? Или это с опытом приходит, как способность разбирать врачебный почерк?

Подруга заболела по-женски. Приходит к врачу: так, мол, и так, у меня молочница, симптомы все сходятся. Даже без привычного осмотра на кресле доктор восклицает:

— Да у вас же герпес генитальный!

Да ладно? Это вы по красным глазам определили или по цвету кожи?

— Может, вы на анализы меня направите для начала?
— Ой, ну если не верите, сами в интернете посмотрите!

Действительно, зачем вообще в больницу ходить? Открыл какой-нибудь «хирург.ру» и сам себе аппендикс вырезал. Зачем добрых и честных людей отвлекать?

После работы по просьбе жены зашёл аптеку за деклофинаком. Записал название на бумажке, так как в лекарствах не силён. Стою в очереди, наблюдаю за замотанной бесконечными расспросами бабулек девушкой-аптекарем. Не заглядывая в бумажку, называю лекарство и вижу, что губы девушки как-то подозрительно начинают подрагивать, с глазами тоже что-то не так.

— Что, — говорит аптекарь, — неужели всё так плохо?

Чувствую, что девушка сдерживается изо всех сил. Поворачиваю глаза в сторону очереди — что с людьми?! Три-четыре дамы начинают сползать по стенке, мелко подрагивая. Достаю бумажку, читаю название. Девушка кивает и, вытирая предательские слёзы, даёт упаковку.

Уходя, я решил всё-таки спросить:

— Девушка, а что, я лекарство неправильно назвал? Как?
— «Дефлоратор». Уж не знаю, о чём вы думали…

В нашей аптеке что ни день, то новый перл от любимых покупателей.

— Дайте мне презервативы с антистатиком!

— Мне что-нибудь для почени и от печек!

— Мне свечи для поджигания ушей.

— Пояс от склероза, пожалуйста. (От сколиоза.)

— Дайте раствор антисептический с фамилией мужика или с деревом. («Демидовский» или «Кедровит».)

— У вас есть памперсы для взрослых?
— Да, четыре и пять «капель впитываемости».
— Всего пять капель? А куда всё остальное?

— А «гексорал-спрей» — это в таблетках?

— Мне витамины: красные, белые и жёлтые. Отдельно.

— Дайте, пожалуйста, гомеопатический антибиотик.

— «Аскорил» большой вам или маленький?
— А какой ещё есть?

— Дайте, пожалуйста, пчелиную мазь.
— Мазь с пчелиным ядом?
— Только мазь! Яд не надо!

— У вас есть сетчатый бинт?
— Вам на какое место?
— На яйца! (Позже выяснили, что к Пасхе.)

— А дайте мне таблетки от боли — ну, белые такие, знаете?

— Дайте шприцы такие, какими меня сейчас кололи дома!

Работать у нас сложно, но весело.