Очередь — это страшное место.
Сегодня в час я пришла на почту. Тишина, разве что птичьего пения не хватает для настоящей идиллии. Перед дверью — одна на вид благовоспитанная дама. На трёх стульях (благо в другой очереди) притаились чистенькие, аккуратные коршуны за 60, зыркающие, кого бы поклевать. Дама благополучно ушла, попросив «занять её место». Уже тогда я знала, что чинно всё не закончится.
Замечена особенность: если перед закрытой дверью, привалившись к стене, стоит человек, поглядывая на часы, значит, есть основания полагать, что дверь закрыта. Но нет: каждый вошедший считает долгом подойти, потягать за ручку, вылупить глаза и спросить: «Обед? Как? А до скольки?» После десятого «обед, до двух» я хоть и не ненавидела всех входящих, но взгляд у меня был, как у сидящих рядом коршунов.
А очередь тем временем собиралась. Возникла долгожданная дама-революционерка, объявившая: «Какая очередь? Мы тут все первые!», горячо поддерживаемая коршунами, сидящими в другой очереди. Революционерка быстро заняла пост рядом со мной, привалившись к двери. Я хмыкнула про себя, представляя, как именно будет определяться первенство. Старушка, стоящая за мной, медленно приковыляла ближе, заняв моё личное пространство собой и своей клюкой. Клюка чуть подрагивала — старушка то ли предвкушала азарт, то ли нервничала из-за очереди.
Вернулась дама, стоявшая передо мной. Оставалось как раз минут десять до конца обеда. Естественно, началась свара по поводу первых мест. Революционерка, поддерживаемая коршунами, вдруг объявила, что она и вовсе стояла первой, только вышла, так как было душно. Я про себя решила, что мне тоже следовало съездить домой — душно же, в конце концов! Почему коршуны молчали о загадочной первой революционерке, когда я спрашивала, кто первый в очереди, — загадка.
Наконец все примолкли, и воцарилась гнетущая и мрачная тишина. Я представляла, как открывают дверь, и толпа штурмом идёт на взятие крепости — прошу прощения, касс. Я видела отчаянное сражение возле дверей и почти слышала крики: «Уррра!»
Естественно, ровно в два двери не открыли. Толпа волновалась. «Да какой вообще у них может быть обед!» — воскликнул кто-то. И правда, какой обед? Работники же не люди, есть-отдыхать не хотят. Вы тут за час готовы поубивать друг друга, а они целый день должны сидеть на вас пялиться. Кто-то стучал в двери, кто-то искал несуществующий звонок…
В двери что-то щёлкнуло. Штурм начался! Моя цель была определена, стояла я ближе всех к двери, и до нужной кассы добралась первой. За спиной слышалось: «Что ты меня толкаешь? Ты меня не толкай, я на своей родине нахожусь, а ты…» Эта была дама, стоявшая передо мной ещё в тот благостный миг, когда обед только начинался, та самая, что жаловалась мне на невоспитанных людей и плохие очереди. Все уже сложили топоры войны, но дама только вошла во вкус. Судя по всему, мужчина на свою беду задел её локтем, и женщина всё распалялась, разбрасываясь оскорблениями на национальной, гендерной и тупо бабской почве. Я молчала, вовсе не собираясь ради неизвестной скандалистки становиться Дон Кихотом в борьбе с ветряными мельницами. Да и ветряные мельницы не так опасны, как разъярённая толпа.
Счета были оплачены — все, кроме одного. В банк. Ещё одна очередь…