Бытие наше полно загадок и тайн, и одна из них мучает меня до сих пор.

Каждый вечер я уезжаю с работы на трамвае. Главная загадка, которая мучает меня, состоит не в том, почему трамваи ходят раз в двадцать-тридцать минут (хотя холодными вечерами ответ на неё иногда крайне меня волнует). И даже не в том, куда женщины пенсионного возраста везут свои телеги с кирпичами (на работе часто приходилось таскать мешки по десять-двадцать кило; помогая бабушкам затащить их котомки в трамвай, руками вес я ощущал немногим меньший). А волнует меня вот какая тайна.

Сразу возле входа, как раз слева от «антизайцевого» турникета, почти во всех трамваях есть сидение. Оно оказывается как раз в самом начале левого ряда двойных сидений трамвая. Сидение без спинки, втиснутое в крохотное пространство между турникетом, окном и двумя соседними сидениями напротив. Выходит, что сесть на него можно только спиной к окну, так, чтобы ноги свешивались в проход турникета. Зачем? Зачем это было сделано?! Если пытаешься сесть на одно из двух сидений рядом, ноги едва втискиваются в малюсенький промежуток. Сесть на злополучное сидение ногами в проход на моей памяти не решился ещё никто — на него либо ставили сумки, либо детей (прямо ногами на сидение, ведь свесить даже ребёнку эти самые ноги некуда), либо (как чаще всего и происходило) сидение оставалось пустовать.

Объяснить пространственное положение этого сидения было довольно сложно, но пользующиеся трамваями, думаю, поймут, о чём я. Так вот, дорогие сограждане, это та самая тайна бытия, которая не даёт мне покоя. Зачем, зачем было пихать крохотное сидение туда, где никто не может им пользоваться?

Один мой преподаватель как-то раз на лекции говорил нам, что пустота окружающего нас пространства — это вызов для всех живых существ, которые стремятся покорить и заполнить его. Видимо, пятьдесят пустующих сантиметров слева от турникета в трамвае были слишком серьёзным вызовом, чтобы его проигнорировать.

Если вспомнить, в старых фантастических фильмах бывали сцены: где-то наверху летают машины, стоят яркие небоскрёбы, а внизу, среди мусора, бродят бородатые дядьки и ищут развлечений. Почему-то подобная картина не кажется уже столь фантастичной. Разве что машины пока не летают, но в остальном…

Все друг друга боятся. Боятся, что тот парень в дорогом пальто окажется карманником, а тот мужчина в обычном костюме может иметь не самые обычные предпочтения, и лучше держать детей от него подальше. Та симпатичная девушка после первой ночи может заявить об изнасиловании — и вообще, лучше я надену наушники и не буду дальше думать…

Так и тянет спросить: что с вами всеми случилось за последние пять лет? Почему мы должны бояться друг друга, фотографов, полицию, чиновников? Ведь везде люди, такие же, как я, как ты. В чём причина такой систематически развивающейся абсолютной агрессии? Кажется, мы начали забывать, что мы люди.

Но я никак не могу понять одного. Вот Витя — хороший, даже классный парень. Пошёл работать в полицию (чиновником, врачом…) — и не узнать теперь человека. Система сломала? Хрен вам! Он сам и есть часть той системы. Он сам себя сломал. Просто так принято. Принято бояться всех. Принято при первой возможности срать на всех вокруг. И глупо злиться на кого-то, кроме себя. Потому что мы, люди, сами так придумали. Потому что если меня или тебя завтра поставят на «хорошую» должность — мы будем делать, как принято, а не как должно бы было быть. Быть в разумном обществе.

Вот и получается забавный феномен: один дурак начал вести себя как дурак. Другой дурак начал ему подражать — и пошло-поехало. Остальные начали подражать вместо того, чтобы думать.

Мы сами себе готовим будущее, которого достойны. Будущее, где большинство людей будут готовы покалечить или убить незнакомца просто… просто так. Это будет принято по умолчанию. Потому что мы сами себя лишаем возможности сесть и подумать: «Что это даёт мне?» А потом сесть и подумать ещё сильнее и ещё дальше, пока не станет ясно, что свободу мы ограничиваем себе сами.

Предновогодние деньки. Очередь в небольшом магазине.

— Мне, пожалуйста, чай.
— Какой?
— Ой, не знаю… Мне в подарок.
— Чёрный, зеленый? С ароматом или простой?
— Ой, девушка, любой! Мне в подарок.

— А мне дайте шампунь какой-нибудь.
— Вот на полке, выбирайте.
— Ой, подберите что-нибудь. Мне в подарок.
— Для сухих волос, для жирных?
— Не знаю… Для женщины.

— Будьте добры, покажите какие-нибудь мужские перчатки.
— Какой цвет, материал?
— Ой, мне в подарок… Построже какие-нибудь.

Дело происходит не в столичном магазине подарков, где работают специально обученные консультанты, а в небольшом хозяйственном магазинчике одного из посёлков Ленинградской области. Продавщицы — обычные тётки, блондинки с тёмными корнями — в эти предновогодние дни выбирают подарки для тысяч чужих мужей и жён, сыновей и дочерей, племянников и племянниц, друзей, приятелей, коллег и начальников.

Интересно, мне родственники тоже так подарки покупают?

Я готовлю мыло дома. Как-то сделала партию «шоколадных конфеток» — выглядят и пахнут как настоящие. Мыло взяли показать родственникам. Там было двое «детей»: девочке 17 лет, мальчику 12. Так вот, пока никто не видел, они достали мыло и попытались съесть. Подумали, что это шоколад. Причём они не просто надкусили и начали плеваться, нет — они успели съесть по две штуки, пока не поняли: что-то не то. Естественно, потом долго отмывали рот и тошнили, а я смотрела и наслаждалась. Потому что чужое, не спросив, трогать нельзя.

Вам когда-нибудь приходилось голодать? Не недоедать, а именно голодать. Голодать до такой степени, что выключаешь из розетки холодильник за ненадобностью. Голодать до такой степени, что урчание живота слышат соседи. Голодать до такой степени, что начинаешь вспоминать, где находятся все окрестные помойки, чтобы поискать бутылки или макулатуру.

Не знаете? Значит, вам повезло. А мне нет.

В девяностых я оказался на мели, без денег и работы с маленьким ребёнком. Я разгружал вагоны, подметал дворы, всё, что зарабатывал, отдавал семье и, к своему стыду, иногда воровал на рынке продукты с прилавков. К чему рассказываю всё это? А к тому, что не было для меня ничего вкуснее обычного хлеба, потому что ничего другого я не мог себе позволить.

Теперь мои проблемы решены. Но я до сих пор помню то время. И именно с тех пор я научился уважать хлеб. Я понял, что для кого-то хлеб — это ничего, а кому-то он может спасти жизнь.

Люди, не понимающие ценности хлеба, меня не задолбали. Просто я их понимаю и желаю никогда в жизни не пройти через то, через что прошёл я.