Задолбала меня такая позиция: «Воровство — не преступление, а промах владельца».

Подросток Саша катался на велосипеде, зашёл в магазин, пристегнув велик к ограде обычным китайский велозамком за сто рублей. Вор позарился на велик и украл его. Подав объявление в соцсети о пропаже, несчастный владелец получает тонны нравоучений:

— Вот ты простофиля! Надо использовать велозамки ценой в половину зарплаты!

— Нельзя вообще оставлять велосипед без присмотра, надо было тащиться с ним в магазин!

— Если ты не следишь за великом — сам виноват!

Или, например, у Маши из гостиничного номера пропали деньги. Рассказав об этом знакомым, она получила ценные советы:

— Надо было платить за сейф!

— Да кто же деньги без присмотра в номере оставляет?

— Ты что, надо было сшить холщовую сумку, привязать к трусам и не снимать даже в душе! Сама виновата!

Алёна забыла запереть машину, наутро обнаружила снятую магнитолу и видеорегистратор, содранные чехлы, унесли даже коврики и солнцезащитные очки. В магазине, приобретая новое, Алёна рассказывает свою грустную историю, а продавец презрительно бросает ей:

— Ха, женщины! Забыла машину запереть, вот тебя и наказали!

Вот эта позиция меня и задолбала. Воровство — это в первую очередь преступление. Виноват в нём только вор и никто иной. Велосипед может быть и вообще не пристегнут, но он чужой! Что даёт человеку право его взять? Деньги, лежащие в сумочке, так манящие горничную отеля, так и оставались чужими. Открытая машина и всё её содержимое по-прежнему чужое. Никто и ничто не может дать человеку право взять чужое, как бы плохо оно ни лежало. По той же логике можно убивать людей, не носящих броню: «Простофили, плохо защитились, вот их и наказали».

Раньше за воровство рубили руки. Сейчас обвиняют обворованных.

Случилась со мной давеча неприятность. Началось странное кровотечение. Каждая девушка знает: когда такое происходит не в своё время, это может свидетельствовать о чём угодно, и хорошего в этом мало. Перепугалась, естественно, схватила паспорт-полис и побежала в женскую консультацию по месту жительства. Подбегаю к регистратуре.

— Здравствуйте, мне срочно нужна консультация врача!

— Вы по записи?

— Нет, я не по записи. У меня кровотечение, нужно, чтобы меня осмотрел врач.

— Вы не записывались? И по интернету не записывались?

— Нет, у меня экстренная ситуация. Кровотечение.

— Ну… Мы только по записи принимаем.

— Ну должен же кто-то оказать мне помощь? Вы же должны понимать, кровотечение — это может быть очень серьёзно.

Подходит ещё одна тётка-регистраторша.

— Кровотечение? С этим в скорую звонят. Что ж вы, девушка, скорую не вызвали?

Честно говоря, тут я слегка удивилась.

— Если это так страшно, можно вызвать и прямо отсюда. Но, может, перед этим меня всё-таки кто-нибудь осмотрит?

Обе тётки переглядываются и явно не знают, что делать. Одна достаёт журнал.

— Так… Ваш участковый врач в отпуске. Замещающий его врач уже ушёл домой. Вас никто осмотреть не может.

Ну, тут у меня уже задрожал голос и подкатили слёзы. Мне страшно и плохо. Передо мной стоят две женщины с абсолютно непроницаемыми лицами, хотя уж они-то должны понимать масштаб проблемы. Начинаю чуть ли не умолять:

— Пожалуйста, узнайте, может ли кто-нибудь меня осмотреть! Я вас очень прошу!

Выслушав мои рыдания, одна из тёток находит мою карту и начинает очень медленно и вальяжно уточнять мои данные.

— Работаете там же? Номер квартиры? Индекс? Номер телефона не меняли?

Уточнив и медленно-медленно записав всё, регистраторша наконец-то сжалилась надо мной.

— Проходите в такой-то кабинет. Налево по коридору.

Бегу к кабинету. Сажусь на скамеечку перед дверью. Прямо напротив меня — огромная табличка:

Внимание! Пациенты с кровотечением, острой болью, температурой принимаются без записи в день обращения.

Разболелся у меня живот сегодня утром. Бурно проведённые праздники и пристрастие к фастфуду не способствуют крепкому желудку, но речь сейчас не об этом. В общем, сегодня я решил устроить себе разгрузочный день и вместо обычного офисного обеда, состоящего в основном из фастфуда, купить себе просто питьевого йогурта.

В магазине среди всевозможных йогуртов я приметил две рядом стоящие бутылочки. Более дешёвая стоила 33 рубля. Другая, которая была более чем вдвое дороже, за 71 рубль, носила гордую надпись «натуральный». Ради интереса стал читать состав дешёвой бутылочки: подсластитель, загуститель, ароматизатор, идентичный натуральному, регулятор кислотности, всевозможные E и прочие химикаты. «Тут всё понятно», — подумал я и стал читать состав более дорогого йогурта. Каково же было моё удивление, когда единственными натуральными веществами оказались клубничный джем и сахар! Остальные компоненты ничем не отличались от более дешёвого: подсластители, загуститель, регулятор кислотности и прочее. Если нет разницы, то зачем платить больше? С этой мыслью я взял более дешёвый йогурт и выпил его.

А потом подумал: как же нелегко, наверное, живётся людям, предпочитающим всегда употреблять здоровые продукты, без химикатов, когда что дешёвые продукты, что более дорогие ничем, в сущности, по составу не отличаются! Наверное, этим людям, чтобы полностью обезопасить себя, нужно переходить на самопроизводство. Хочешь йогурта без химикатов — сделай его сам. Хочешь хлеб без разрыхлителей — испеки.

Производители, внаглую обманывающие покупателей и пишущие на этикетках крупными буквами откровенное враньё, вы задолбали!

Ребята, давайте не путать тёплое с мягким, то есть продюсеров, редакторов, режиссёров, монтажёров и сценаристов. Пишет вам как раз сценарист, поработавший на множестве разных телевизионных сериалов. Сейчас я вам объясню, как варится этот борщ.

Продюсер проекта (зачастую и дирекция канала) — верховное начальство. В работу вмешиваются не то чтобы очень часто, но их словам нельзя противоречить. Вообще. А ещё они задают понятие «формат». Истории, сюжетные ходы, типы личностей и прочее, и прочее, что не подходит по формату канала или конкретного сериала, не принимаются. Что входит в формат? А что угодно. Конкретные сюжетные ходы, типы характеров, речь актёров, декорации, костюмы…

Во многих сериалах есть такая фигура, как главный автор (названия на разных проектах у этого человека разные, но суть одна). Он думает о концепции всего сериала в целом. Главный автор держит в голове совершенно определённую и цельную картину того, каким должен быть этот сериал, и не собирается уступать своих позиций ни на пядь, какие бы гениальные сюжеты ему ни принесли. Он может подробно объяснить свою концепцию до мелочей, но всё «сотрудничество» с ним проходит по схеме: или твоя история вписывается в его картину, или твою историю не берут.

Наконец, есть редактор — непосредственный начальник каждого сценариста (редакторов на проекте обычно несколько). Среди них много хороших, с которыми приятно работать. Но есть и такие, которые предпочитают авторитарно командовать. Например: вот здесь персонажи обязаны повести себя так-то. А вот так-то и так-то не могут. «Почему нельзя сделать того-то и того-то?» — спрашиваешь ты. У авторитарных редакторов припасён железный ответ: «Люди так себя не ведут!»

Спорить с этим бесполезно. Можно приводить тысячи аргументов о том, что предлагаемые тобой поступки логичны. Что так себя ведут и персонажи в кино, и лично твои друзья и знакомые. Если редактор уверен, что люди себя так не ведут, его не переубедить. А без одобрения редактора сюжет… правильно, не берётся на съёмки.

А ещё есть режиссёр, который может поменять сценарий прямо на съёмочной площадке, считая, что ему виднее. Далеко не все режиссёры поступают так, причём некоторым действительно виднее — на площадке, со всеми актёрами, со всем реквизитом, — как сцена сыграет, а как не сыграет. Но я знаю множество историй о том, как неплохие, в принципе, сцены превращались неизвестно во что именно на съёмочной площадке по руководящим указаниям режиссёра.

Наконец, когда все сцены будут отсняты, есть ведь ещё и монтажёр. Как же без монтажёра-то? К нему обычно приходит гора материала, гораздо больше, чем заявленный метраж серии. Что-то монтажёр оставляет, что-то вырезает. И я знаю, опять-таки, множество историй, как монтажёры оставляли в финальных сериях нужные с их точки зрения кадры, а кадры, объясняющие мотивацию героев, логику их поступков и характеров, вырезали.

Есть и сценарист. Он пишет не то, что считает нужным, а историю, подходящую по формату, устраивающую автора проекта, продюсера проекта, дирекцию канала и непосредственного редактора (иногда — плюс ещё пару-тройку облечённых властью лиц). Их он слушаться обязан. А потом режиссёры и монтажёры имеют полное право сотворить с итоговой серией всё, что угодно, не всегда даже ставя сценариста об этом в известность.

Так что не надо сравнивать сценаристов с фиалками и прочими цветами. Скорее уж с Прокрустом, которого пытаются уложить в четыре ложа сразу…

Мой старший сын родился в 1993 году. Сразу же после рождения стало ясно, что у нас проблемы. Нет, не онкология, не генетическое, а всего лишь… Ладно, это моё дело, какой диагноз. Прогноз при выписке был — не доживёт до года без операции. Операцию делают в Москве, по очереди нас поставили ориентировочно на 1996 год.

А ребёнок лопал и спал. Он не понимал, что тяжело болен; может быть, орал чуть чаще остальных младенцев.

Платная очередь растянулась до 1995 года, тогда знакомые написали в немецкую клинику. 21 254 немецкие марки, включая доставку, проживание и первичную реабилитацию. Потом ещё две процедуры на общую сумму около 12 000 марок. Этот счёт я потерял.

Похоронные услуги в переводе на марки — не более 700. Экономически целесообразно, конечно, было не вмешиваться.

А ребёнок спал и лопал. Начинал немного бодрствовать, реагируя на окружающих. Из-за болезни колики не проходили по два часа, но он этого не понимал.

Российская Федерация щедро выделила аж почти 50 марок. С трёх работ (моей, жены и тестя) люди собрали ещё 30. Попытка жены выйти попрошайничать закончилась её избиением со стороны профессионалов нищенского бизнеса. За две недели мы поняли, что никто нам не поможет.

А ребёнок начал гулить и улыбаться. Его беспокоили непонятные для него боли, болезнь стала проглядывать во внешнем виде.

Объявление в газету принесло почти 120 марок. Двухкомнатная тестя и тёщи — почти 12 000 марок, однокомнатная матери тестя — 9000 марок, дачный участок моих родителей — 400 марок, старое барахло из проданных квартир — около 1000 марок. Всё было продано меньше чем за месяц, в цене мы, разумеется, потеряли. Тогда это было неважным. Неважным было и то, что мы стали жить вшестером в двухкомнатной квартире. Важное — жена улетела в Германию с ребёнком. Через неделю позвонила, радостная: операция прошла успешно, кроме того, дополнительная процедура понадобится только одна — в России ошиблись на обследовании. Недостающую сумму (около 1500 марок) внёс немецкий фонд по просьбе врачей клиники. Ребёнок выжил.

Дальше я уже плохо помню. Помню, что на тестя завели дело (неуплата налогов после продажи квартиры), помню, как составляли расписание на ванную, как ели по очереди или раздельно. Ничего, справились. Пять лет жили вшестером, потом, после смерти матери тестя, ещё два года впятером.

И вот теперь оказывается, что я всем должен.

Я должен послать сына в армию. Ни черта! Мой старший сын для Российской Федерации умер 20 лет назад. Разумеется, я ему рассказал историю его болезни. Спросил, хочет ли он служить в армии. Сын не хочет. А потому не будет. Все возможности для этого у меня и у него есть. Его отличное здоровье — это исключительно заслуга нашей семьи, а не государства.

Я должен платить налоги. Ах да, мне же 50 марок государство предоставило! Ладно, берите. Не надо на меня смотреть. Попробуйте доказать, что моё ИП приносит бо́льшие деньги. Не получается? Заткнитесь! Откуда дом и квартира, на какие шиши кормлю двоих детей (старший живёт сам)? Живу просто экономно! И ещё: я не забыл, с каким трудом удалось вывести тестя из-под уголовного дела. Вы ведь хотели отобрать почти четверть стоимости квартиры. Не будет понимания с моей стороны, что налоги пойдут на благое дело.

Я должен участвовать в губернаторских благотворительных программах в обмен на благосклонное отношение к малому бизнесу. Да-да-да, в своё время с трёх предприятий почти 1000 человек собрали 30 марок. Ладно, 1000 рублей на приют для животных. И это всё. Это почти процент от моей прибыли за год (по документам), а на людей, увы, не хватило.

Я должен подавать на улицах. Ведь у меня же есть что подать. Ладно, но кому? Одноногому «пограничнику» на перекрёстке у бизнес-центра? Ага, сейчас. Я его знаю, мы учились вместе, вместе и служили, в СССР ещё, в инженерно-строительных войсках. Из армии он пришёл на своих двоих. Рассказать, где он потерял ногу? Рассказать, в какой квартире он живёт?

Я должен проявлять сочувствие ко всем тем, для кого собирают многочисленные фонды и инициативные группы. Мне же 120 марок собрали! «На заграничное лечение не собираем», «Пусть клиника вышлет медицинское заключение по нашей форме», «А давайте мы лучше выйдем на людей, которые продвинут вас по очереди» — вот что я слышал на заре благотворительности в России. Да, с тех пор многое поменялось, но и уровень жизни вырос. Всё что меньше миллиона, лечится продажей квартиры. Нет у вас — есть у ваших родственников. Кто хочет — пусть жертвует, а я — пас. Имею право.

Старший сын уезжает на стажировку во Францию. Жилье ему предоставят, но какие-то подъёмные ему дать надо. Жене нужна одежда к лету: она похудела, и ей действительно нечего надеть. Младшего сына надо поощрить за отличную учёбу — необычная экскурсия по Европе стоит недёшево, к тому же он поедет с тестем и тёщей. Дочери к первому классу надо пошить форму из нормальной ткани и определиться с компьютером. Пока тесть с тёщей будут в Европе, в старенькой квартирке надо сделать обширный ремонт. Отцу с матерью надо поставить нормальную спутниковую тарелку. Брату надо помочь с деньгами на отделку дома, его дочери — достать нормальные антигистаминные препараты. Много у меня проблем, они касаются тех, кто мне помогал. Остальные — отвалите, не подаю!

Меня задолбало гомофобное нытьё, которое заполонило интернет в последние несколько дней после «Евровидения». Ну, победил не то мальчик в платье, не то девочка с бородой. Все давным-давно знают, что в этом конкурсе сплошная политика и никакой объективности, так зачем тогда так болезненно реагировать на его результаты?

Но нет, все новостные ленты завалены мисс Вурст. Я бы и знать не знала, кто это, если бы не стоны и вопли со всех сторон: «Караул! Трансвеститы атакуют! Пи#@ры идут! Нашим надо было бороды прилепить, наши бы тогда выиграли!» И все вывешивают изображения в подкрепление своих слов.

Люди, если вам так неприятен этот образ, какого чёрта вы его сами же везде суёте? Зачем все эти страдания? Да плюньте и забудьте поскорее! И уж совсем мне непонятно, при чём тут взволнованная результатами РПЦ, а также призывы запретить Кончите въезд в Россию. Больно надо сюда этому чуду природы!

Но больше всего меня бесят двойные стандарты, с которыми подходят к подобным персонам. Значит, под Верку Сердючку плясать на каждой второй свадьбе нормально? Значит, Борис Моисеев, член правящий партии и заслуженный артист РФ, никого не оскорбляет? Над Галустяном в платье и с косичками полстраны ржали в своё время. Выходит, нашим можно, а иностранцам — ни-ни?

Идите вы со своими двойными стандартами и гомофобной истерией!