Я почти закончила девятый класс и теперь, наконец, могу высказать всё, что меня так бесило за годы школьной жизни.

Моя школа — обычная общеобразовательная. Тем не менее, ещё до официального введения формы нас чуть ли не силой пинали в магазин за ней. Я, как крайне активный ребёнок, терпеть не могла юбки, поэтому ходила в джинсах. Скандалов и угроз хватало с лихвой, но в конце пятого класса это всем надоело, и от меня отстали.

Примерно с третьего класса я начала писать в сочинениях не то, что хотел увидеть преподаватель, а своё собственное мнение. Сочинения всегда ложились на учительский стол, не имея в себе ни единой ошибки, но оценок выше тройки ждать не приходилось. Почему? Как сказали маме, «ваша дочь слишком умная». Окей, это я тоже пережила.

Наконец, одноклассники — отдельная песня. Почему-то, глядя на них, я уже не первый год чувствую себя просто древней старухой. Из тридцати одного человека не курит только мальчик-отличник и я. При этом вся курящая компания презрительно морщится и зажимает носы, когда от меня пахнет керосином после выступления.

А ещё список можно пополнить преподавателями, которые сами не знают, чего хотят. И протекающей крышей (в кабинетах третьего этажа на тебя может упасть шматок побелки).

Меня не задолбали — я ухожу в колледж. А многим детям ещё предстоит здесь учиться, и я им искренне сочувствую.

Вчера моего отца увезли на скорой.

Не знаю, общаются ли врачи между собой, рассказывают ли кому про свою работу, комментируют ли случаи, но про меня, несомненно, есть что рассказать. Про равнодушную, мерзкую девицу, которая не обращала внимания на жалующегося на плохое самочувствие отца, пока тот не упал.

Я многое могла бы рассказать этой действительно неплохой и искренне переживающей за пациента женщине.

Например, о том, что за последние пять лет этому сравнительно ещё не старому мужчине не было «хорошо» ни дня.

О том, что самочувствие, состоянием которого он щедро делится несколько раз в день, включает в себя только два пункта: «что-то мне так себе» и «мне плохо», причём первое встречается в раз в пятнадцать реже, чем второе.

О том, что к врачу его надо вести после долгих уговоров, по предварительной записи и обязательно за ручку, чтоб не передумал, и то молиться, чтоб не сбежал по дороге.

О том, что врачи, к которым он всё-таки дошёл, в целом не находят никаких отклонений, а к узким специалистам он не идёт, ибо «дорого», «далеко», «незачем».

О том, что «мне плохо» не мешает человеку активно пропалывать огород на даче в +35, активно работать и заниматься трудоёмким хобби.

О том, что за пять лет близкие от искренних переживаний и выпытываний симптомов, советов и записей к врачам плавно переходят к лаконичному «выпей таблетку» и «ляг отдохни».

О том, что фраза «мне плохо» — абсолютно ёмкая и полная, а родственники, которые выпытывают, где болит и что болит, просто не понимают. Ну, плохо ему. Ну, что непонятного. Ведь понятно же: ему плохо!

О том, что детям с младенчества рассказывают сказку про мальчика, который кричал «Волки!» и которому в конце концов никто не поверил.

О том, что вчера ему стало плохо, наверное, в 2255-й раз за последние годы.

Я многое могла бы объяснить этому доброму врачу. Думаю, она бы меня даже поняла. Но как это всё объяснить собственной совести?

Иногда я в принципе не понимаю людей.

Вечер субботы, хорошее настроение и наличие денег = поход по магазинам. Хожу, смотрю всякие-разные босоножки. Нашла — вроде удобные и симпатичные, да и недорого. Решила, раз всё равно идти только до машины, то пойду сразу в них. Если где натирать будут — сразу пластырь наклею, чтоб потом на работе сюрприза не было.

Поразил диалог на кассе.

— Девушка, можно в этих туфлях сразу идти? Или их размагнитить надо будет, чтобы не пищали?

Ну, а вдруг нет? Не хотелось разуваться снова.

Ответ весьма назидательным тоном выбил из ритма секунд на тридцать:

— У нас вообще-то сначала покупают, а только потом надевают.

— А примерять как же?

Переобуваю свои шлёпки, протягиваю кассирше коробку с туфлями. Та смотрит, как на дуру:

— Вы брать будете или нет?

Каюсь, не удержалась:

— Нет, я на кассу с товаром чаю попить пришла.

— Ну, вы же про примерку говорили.

А настроение всё ещё хорошее, ругаться не хочется.

— Продайте мне их уже, и я пойду, а?

Через пару секунд подлетает другая кассирша, пробивает туфли, размагничивает, спрашивает шёпотом у первой, нужен ли пакет. Та не выдерживает и со словами: «Да не знаю я!» вообще куда-то уходит.

Что это было, я так и не поняла, но там на всякий случай переобуваться не стала. Ушла сначала подальше — кто их знает? Но туфли удобные, по вменяемой цене, так что, чую, это не последнее приключение в том магазине.

Повезло иметь рост чуть выше среднего — спасибо папе, маме и генетике. Причём не великанские 180–200, а 170. Проблем с этим не возникало до этого никогда.

Поезд, плацкарт, верхняя полка — и тут начинается самое интересное.

Нет, мои ноги не будут торчать на 20 см в проход. Я постараюсь лечь компактнее, но, опять же, целую ночь с согнутыми коленками не пролежишь.

Я могу понять, когда мужские ноги торчат от щиколотки. Их трудно обойти, но лично я ещё ни разу не врезалась в них. Мои же несчастные 5–10 см ступней привлекают абсолютно всех.

Вам самим нравится касаться чужих ног в поезде? Вы испытываете от этого какие-либо приятные эмоции? Может быть, у вас какая-то серьёзная болезнь, при которой вы не в состоянии контролировать движения своего тела? Другого варианта я не могу представить.

За три часа мои ноги успели потрогать спиной, плечами, руками, лицом! Это только пока я читала и могла как-то видеть проходящих людей.

Не грешат подобным исключительно проводники и прочие работники РЖД. Не поверите, но даже большой дядя, которого чаще именуют «шкафом», вполне в состоянии оценить свои габариты и обойти мои выступающие конечности. А остальных я просто не понимаю.

Любить читать книги в наше время — великое достоинство. Видимо, именно поэтому 90% населения, боясь показаться быдлом, имеют привычку регулярно о нём сообщать всякому, кто их об этом спрашивал и кто не спрашивал, и умудряются любой разговор превратить в историю о своей любви к чтению.

Ты любишь кино и решил только лишь упомянуть о премьере, на которую ходил вчера? Будь осторожен: тебе немедленно расскажут, что книги лучше фильмов, даже если речь идёт не об экранизациях, даже если ты вообще не имел намерения спорить на эту тему. Хорошо провёл время с друзьями или познакомился с кем-нибудь в клубе? Не вздумай проболтаться об этом библиофилу: навсегда упадёшь в его глазах ниже плинтуса и рискуешь, что гораздо страшнее, прослушать получасовую речь о его презрении к светским развлечениям, хвалебную песнь чтению, а под конец жалобу на одиночество в этой его страсти.

Если ты не меньше его любишь открывать для себя новые книги и не знаешь, с кем их обсудить, не спеши радостно бросаться в объятия единомышленника. Возможно, он вовсе не разделит твоего восторга, сочтя твои вкусы недостаточно серьёзными, но, скорее всего, просто понятия не имеет, о чём ты говоришь. Если ты ценитель поэзии, с высокой долей вероятности тебе поведают о Бродском и Есенине, но не стоит надеяться, что кто-нибудь оценит твою любовь к Байрону или Шиллеру. Ты, как и твой собеседник, интересовался философией? Приготовься услышать про Ницше и Сартра и ничего не услышать хотя бы про того же Канта. В случае с художественной прозой тебе расскажут про Кафку, в случае с фантастикой — про Оруэлла, в случае с античной литературой… А, тут ничего.

Но кто способен надоесть больше всех, так это бумажные книгофилы. Те самые, которые, по их собственным признаниям, с ума сходят от запах страниц и мечтают о подарочной карте в книжный как о чём-то несбыточном. Ни при каких обстоятельствах не признавайтесь им, что предпочитаете электронные версии или что избавились от части макулатуры на своей даче. Вас разорвут. Вам приведут в пример «живую музыку» и оригинал картины. Конечно, вы можете объяснить, что нота имеет разные оттенки, тогда как буква всегда одинакова, и мысль, заключённая в этих буквах, ничего не теряет при переводе её в другой формат — на вас всё равно будут смотреть как на преступника.

Так вот, г-да литературные снобы, вы задолбали. Вам не по душе современная жизнь и бездуховные люди, не читавшие Кафку и способные выкидывать книги. У меня есть для вас предложение: если вам так не нравится прогресс и мир, состоящий не только из книг, уйдите в леса, сломайте свои планшеты, избавьте меня от вашего присутствия в интернете и в жизни — и читайте, читайте, читайте! Только бумажные книги, разумеется, лучше пергаментные, а ещё лучше — глиняные. И не лезьте к остальным людям со своей истерией.

И снова здравствуйте! Я скромная медсестра процедурного кабинета.

— Укол внутримышечный, штаны приспустите, пожалуйста. Лучше лечь на кушетку.

— Я стоя. И зеркало дайте, пожалуйста!

— Однако, не перепутали с цирюльней?

— Нет, хочу научиться, и мне нужно смотреть, что там и куда нужно колоть.

Было бы смешно, если бы не было так грустно. Платная медицина, чтоб её…

До часа ночи слушала крики: «Россия — чемпион!» В хоккей выиграли, что ли.

Люди, которые орали, не участвовали в этом. Они не гоняли шайбу, не занимались спортом, они вообще ничего полезного и интересного не сделали. Но о победе оповещён был не просто весь двор, а весь микрорайон. Орали так, что тряслись стекла.

Вы, кроме как орать, ничего больше не умеете. Почему-то эти хоккеисты не орут под окнами — они дело делают. А вы орёте. И всё. И вам кажется от этого, что вы тоже причастны к этому радостному событию (а по факту — только к невменяемому поведению).

В следующий раз, когда выйдет книжка любимого автора, пойду к таким недочеловекам под окна и буду вопить:

— N. выпустил новую книгу!

А что — радость же…

В библиотеке работаю. Читатели часто продлевают сроки пользования книгами по телефону. Сегодня меня насмешила пожилая дама. Хотела продлить книжку за сына. Номера его читательского билета, конечно, не знает. Я ей говорю: мол, пусть сын-то сам к нам позвонит и номер назовёт, без номера не продлеваем. Дама возмущённо кричит в трубку:

— Как же он вам позвонит, если я его мама?!

Не, я-то поняла, что она имела в виду, и похихикала сначала над криво построенной фразой — а потом внезапно поняла, что оговорочка-то «по Фрейду». Действительно, как же он нам позвонит, если она его мама? Если такие мамы приходят записывать во взрослую библиотеку взрослых сыновей и, когда я прошу у молодого человека его паспорт, достают эти паспорта из своих мамских сумочек? Если на все вопросы, заданные взрослому парню, отвечает мама, выдвигаясь грудью вперёд и не давая сыну раскрыть рта (в лучшем случае они отвечают хором)?

Как же он нам позвонит… Эх.

C младых ногтей и поныне я не ем лук и чеснок, а также майонез. Их вкус и запах мне откровенно неприятны. Не то чтобы они были мне противны до тошноты и закатывания глаз, но от употребления содержащего их блюда я постараюсь воздержаться. Так уж я устроен, что чувствую минимальную концентрацию даже в фарше. А в остальном в еде я и не сказать, чтобы был привередлив.

Прекрасно помню себя в нежном возрасте. Думаю, не у одного меня бывало, что, проведя с мамой пол-дня в городе, под вечер вы оказываетесь с визитом у знакомых, где накрыт богатый стол. К этому времени от обеда в желудке обычно остаются одни воспоминания, и кушать ребёнку уже даже не хочется. Хочется же уже именно что ЖРАТ, хватая куски горстями и с жадностью глотая, не прожёвывая.

Но, сидя за заставленным яствами столом, ребёнок голоден и зол. Почему? А ему нечего здесь есть!

Селёдка под шубой. Прекрасная еда, практически не разделяемая на съедобные и несъедобные фракции. Ковырять громадный кусок этого блюда в поисках чистой селёдки не только некрасиво, но и малоэффективно.

Плов, равномерно по всему объёму сдобренный луком. Изъятие из блюда лука требует больше усилий, чем конечный результат восполняет энергии.

Котлетки. Обычно следуют попытки уговорить ребёнка, что лука тут нет и что он совсем не чувствуется. Со среза котлеты на присутствующих смотрит, тускло поблескивая, множество мелких кусочков лука.

Голубцы. Ребёнок, только понюхав, молча отставляет их подальше от себя.

Курица, натёртая чесноком так, что её можно с пятнадцати метров с завязанными глазами найти по запаху. Отделив особо пахнущие верхние слои, можно попробовать съесть середину, не обращая внимания на неприятные привкус и запах, но выходит не всегда.

Салат, щедро залитый майонезом.

Холодец с чесночным привкусом.

Форшмак, для которого не поскупились на лук.

Что там ещё осталось на столе? Картошка, обложенная молодым лучком. Если она варёная, то лук можно счистить и есть.

О, колбаса! Ура-ура-ура! Один из немногих продуктов, который не подвергся «неподобающей» кулинарной обработке и поэтому может быть съеден. Уж извините, хозяйка, но либо я буду есть вашу жутко дорогую колбасу, либо останусь голодным. Решение на вашей совести.

Ага, супчик. Та-ак, из чего он? Судя по запаху, съедобен, а снимем пробу… Да, в гущу щедро нарезан мелкими кусочками варёный лук. Выбирать его нереально, придётся ограничиться бульоном — к слову, весьма аппетитным. Ну, или можно его вообще не есть — так будет лучше поступить голодному ребёнку для сохранения реноме?

С тех пор я вырос, повзрослел, заматерел. Едал и обеды премиум-класса, и армейское «жуй-что-сготовили». Научился кушать всякую всячину через силу и перебарывая отвращение тогда, когда другой еды в принципе нет и в ближайшей перспективе не предвидится. Но если вы пригласите меня (по-приятельски, не на официальный приём) в гости, то я буду трапезничать так же, как и в детстве: усасывать пылесосом вашу дорогущую колбасу, подъедая картошку, и выпивать бульон.

Правда, очень-очень вежливо. Потому что для меня на столе больше ничего нет. А вы ведь хотели меня накормить, приглашая за стол, правда?

Работаю флористом. Создаётся впечатление, что, переступая порог нашего магазина, люди оставляют нормы морали, здравого смысла и элементарной вежливости на улице. Поведение не зависит ни от возраста, ни от уровня дохода.

Нет, я не сделаю вам скидку. У нас магазин с очень чётким учётом всего, а не палатка. Что-то подарить я вам могу только на свои деньги. Приходя к стоматологу, юристу, в продуктовый или покупая джинсы, вы тоже хамите, топаете ногами и требуете, чтоб вам сделали скидку?

Нет, трогать цветы нельзя. Вас сто проходит в день, и если каждый начнёт мять бутоны с видом знатока, цветы долго не проживут.

Нет, ценники не я из головы взяла — это качественные цветы, которые стоят своих денег. Букет дорогой? У него есть паспорт, в котором перечислены все цветы и цены на них. Флоруслуга большая? Флоруслуга — это процент от цены букета, наша прибавка к зарплате. К крошечной, кстати, зарплате, которую зачастую мы вкладываем в обучение.

Да, в обучение, поймите уже наконец. Мы не продавцы и не кассиры (это лишь малая неприятная часть нашей работы), у большинства высшее образование по специальности, мы ходим на мастер-классы и постоянно совершенствуемся. Мы не «эй-как-тебя-там-девочка-неси-и-поживей».

Да, в холодильнике холодно, потому что он, не поверите, холодильник, и мне крайне жаль, что вы зашли из тридцатиградусной жары.

Не надо, купив цветы в летнюю жару или зимний мороз, протаскав их несколько часов по улице, прилетать и верещать, что мы вас обманули. Мы не обманываем. Вы не представляете всю гамму моих эмоций, когда ночью пришла поставка, я её разбирала, а с утра приходите вы и со знающим видом начинаете гундеть, что цветок-то несвежий. Поверьте, мир не так плох, что везде вас хотят обидеть, обмануть и подсунуть тухляка. Если я говорю, что цветок свежий, то мне лучше об этом знать, я не буду вам врать. Я и отговорю вас от покупки несвежего продукта.

А это уже, видимо, в менталитете — всё комментировать, желательно там, где не спрашивают, и наиболее хамским образом. Я не хочу слушать, что у нас всё дорого и мы сошли с ума. Если у вас есть деньги на «девятку», вы же не ходите по салонам БМВ и не брызжете там слюной? В третью ночную смену, в четыре часа утра, после тяжёлой работы, мне не очень хочется слушать ваше мнение по поводу цвета моего лица. Да, я устала и не выспалась, но я вежлива и вам улыбаюсь. Нет, серьёзно, мне не пришло бы в голову себя вести, как вы. Видимо, тут тоже стереотип: флорист → продавец → низшая каста.

Меня задолбала не моя профессия, а наши люди. Изредка заглядывают иностранцы — это, считай, самые приятные моменты. Они предельно вежливы, приятно удивляются моему высокому уровню английского, и мы расстаёмся довольные друг другом и с улыбками.

Наш салон находится в центре Москвы, народу проходит масса: молодого, старого, богатого, бедного, местных, приезжих. Девяносто процентов из них — хамы, пьяницы, идиоты, истерики, наглецы, не слышали об элементарной вежливости, такте и нормах поведения. Не знаю, достаточное ли это наблюдение, чтобы делать выводы, и не знаю, какие статистические погрешности тут есть, но вера в наш народ неумолимо исчезает.

Просто поверьте в мою честность и профессионализм хоть на миг — так же сильно, как я верю в то, что вы окажетесь нормальным человеком.