Ранним-ранним утром мне на улице встретился подонок, который попытался меня изнасиловать. Ему это не удалось, я просто чудом каким-то смогла вырваться и убежать. Естественно, тут же, размазывая по лицу слёзы-сопли, позвонила в полицию.

Хочу сказать, полиция меня удивила. Приехали они очень быстро, минут через пять, а ещё минут через сорок поймали этого урода. Уродом оказался дважды судимый парень двадцати лет от роду. Видимо, общение с господами полицейскими подействовало на него удручающе, и он написал явку с повинной.

Опер, с которым я общалась, был очень вежлив, объяснил мне некоторые премудрости нашего законодательства, очень внимательно меня выслушал, не нервничая, когда я снова начинала плакать от пережитого страха, и помог правильно написать заявление.

А затем начались чудеса. Оперу кто-то позвонил, он вышел ненадолго из кабинета, вернулся мрачнее тучи и сказал: «Пришла мамаша этого подонка, деньги предлагает». Я сказала, что денег не возьму, даже если это будет миллион.

Ещё часа через три приехал следователь. Беседу со мной он начал со слов: «А нехрен лазить в пять утра!» Если бы я была в нормальном своём состоянии, то наверняка ответила бы, что в нашем городе не вводился комендантский час, когда хочу — тогда и хожу. Но тогда я была не в состоянии огрызаться.

Затем следователь сказал, что мальчику всего двадцать и я сломаю ему жизнь, если посажу его. Он же в итоге ничего не смог со мной сделать. А дело стопроцентно проигрышное — свидетелей-то нет, а мальчик сейчас опомнится, скажет: я не я, лошадь не моя, явку написал в результате психологического давления на меня сотрудниками полиции. Что следствие и суд — процесс весьма неприятный; стоит ли мне тратить на это нервы, раз результата всё равно не будет? Он меня почти убедил, я сказала, что мне нужно подумать. Бедного двадцатилетнего мальчика отпустили.

Я подумала. И поняла, что надо посадить эту гниду. Я не сломаю ему жизнь — там всё сломано до меня. Если его первые две судимости не научили уму-разуму, то ломать там нечего.

Позвонили мне из следственного комитета, сказали прийти. Пришла — и уже гораздо более твёрдым голосом поведала уже другому следователю о своей печали. Он начал ту же песню: свидетелей нет, доказательств нет, опознание не проводили. «Как нет? — удивилась я. — Мы же с другим следователем ездили на место происшествия, он видел, что вот кусты переломанные, вот моя одежда испачканная, вот в углу мои заколка для волос и гарнитура валяются…» — «Да-а-а? — удивился следователь. — А почему этого нет в протоколе осмотра места происшествия?» Откуда я знаю, почему там этого нет?! Видимо, потому, что ваш коллега не хотел работать! Ему дважды судимого преступника жалко стало.

Потом господин следователь дал мой адрес и телефон этому уроду. И урод решил со мной поговорить. Сначала звонил — я трубку не брала, потом пришёл — не стала открывать дверь. Я живу на первом этаже, и мне страшно. Теперь я вообще не выхожу из дома без охраны — со мной постоянно мой парень, отец, брат или кто-то из друзей. Я боюсь. Очень. Потом этот мудак отказался от своей явки с повинной, сказав, что он просто перепутал меня со своей знакомой и решил напугать, то есть просто подошёл и тряханул за воротник. А остальное я сама придумала.

В возбуждении уголовного дела мне отказали. Я отправилась в адвокатскую контору, мне грамотно составили жалобу в суд. Суд откладывался дважды, потому что следователь был в отпуске и не мог передать дело судье. Он там что, один на весь следственный комитет? Больше некому? Перед судом мне тот, первый следователь, позвонил: «Что ж вы, Марья Батьковна, в суд на нас подали? Мы же договорились, что у вас нет претензий». Мы? Договорились? Я ни с кем ни о чём не договаривалась!

Адвокат мой довольно внятно на суде объяснил, кто из нас идиот — я или следователи. Дело отправлено на доследование. Мне пришлось пообщаться аж с заместителем начальника этой следственной шараги, который очень настойчиво меня спрашивал, точно ли я не хочу отказаться от претензий. Точно не хочу. Да, я уверена.

По решению суда за десять дней они должны дело моё пересмотреть. Сегодня восьмой день, мне из следственного комитета не позвонили и не написали. Благо они недалеко от моей работы, схожу к ним в гости. Интересно, что за отмазки будут на этот раз.

Ничего, я тоже могу задолбать. Надеюсь, что задолбаю их окончательно и добьюсь-таки своего.

Мне семнадцать лет. У меня нет друзей. Вообще. Есть двоюродная сестра, с которой я могу общаться на любые темы. Но подружек всё же нет. Конечно, вы скажете: мол, виновата сама, либо забиваешься в угол, либо слишком много о себе возомнила. Ни то, ни другое не обо мне.

Я не хочу иметь подруг, которые в свои пятнадцать-шестнадцать лет переспали с половиной района, а любимое занятие их — пить в лесу дешёвое пиво и «Ягуар».

Я не хочу иметь подруг, которые, узнав, что я люблю читать и у меня есть уже своя маленькая библиотека, смотрят на меня косо и говорят: «Тебе что, заняться нечем? Чтение создано для дураков!»

Я не хочу иметь подруг, которые могут просидеть сутками «Вконтакте», а когда узнают, что я пару часов поиграла в MMORPG, орут: «Лохушка без личной жизни!»

Я не хочу иметь подруг, которые вместо выставки картин идут на «Самый лучший фильм», потому что он смешной и интересный.

Я не хочу иметь подруг, которые красят лицо тональным кремом не в тон, считая, что хорошо следят за собой.

Я не хочу иметь подруг, которые сегодня встречаются с одним и говорят: «Я его люблю на всю жизнь», а на следующий день с другим, повторяя вчерашние слова.

Я не хочу иметь подруг, которые не могут даже на три сдать экзамен по русскому языку, потому что они не готовятся, ведь у них много важных и срочных дел в клубе.

Я не хочу иметь подруг, которые кричат, что «Теория большого взрыва» — сериал для ботаников, и бегут смотреть «Реальных пацанов».

Я не хочу иметь подруг, которые ржут на каждом уроке над любым словом учителя и находят нечто смешное в слове «самка».

Я не хочу иметь подруг, которые матерятся хуже сапожника.

Я не хочу иметь подруг, которые называют меня «непродвинутой», узнав, что я слушаю классическую музыку.

У меня не завышенная самооценка. Просто… Куда мы катимся?

Дорогой мой супруг, можешь считать меня мегерой, гром-бабой, стервой, но ты задолбал! Ты знаешь, что все претензии ко мне (что я не приготовила тебе ужин из восьми блюд, включая торт-медовик, что на ковре ты увидел две пылинки и прочая хрень) исходят как раз из твоего нежелания помочь.

Вечером была слякоть, утром — мороз. Колеса машины вмёрзли намертво. Отбить с них лёд — дело десяти минут. Сначала я тихо намекаю, что по пути с работы (да-да, ты не возражал, чтобы на машине ездила в основном я, ты же работаешь через две станции метро) я могу заехать в «Ашан» и купить много вкусного. Зевая и ковыряясь в тарелке, ты говоришь, что сейчас возьмёшь ломик и лопатку и откопаешь мне колёса. Я жду. Сначала ты смотришь Ютюб, потом сидишь на толчке. А потом, как в жопу раненный, хватаешь ключи и документы и вылетаешь на работу. Я сама беру ломик и лопату и иду к машине. После нескольких безуспешных попыток отковырять колеса я еду на работу на городской электричке. За 23 км от дома. Опаздываю, получаю выговор. После работы еду на электричке, от супермаркета тащу огромные пакеты еды. Иду быстро, поскальзываясь на колдобинах. Уже 19:20, скоро ты придёшь и потребуешь горячий вкусный ужин. Если бы я была на машине, то уже в 18:20 была бы дома (можно уйти чуть раньше). В комнате уже горит свет. Ты дома. Недовольный и голодный. Не раздеваясь, просто вымыв руки, становлюсь к плите. Быстро жарю рыбу и картошку. Ты откусываешь кусок рыбы и морщишься: почему она не запечённая? Потому что это ещё час без ужина. Ты же хочешь быстрее? Потом у тебя Ютюб, а у меня гора посуды и грязный стол. А потом тебе хочется секса, но я сплю… Утром попрошу соседа за деньги помочь с машиной.

Выходные. Тебе хочется спать до обеда, так как ты лёг в четыре утра, так как в «контакте» созрел урожай и надо покормить рыбок. В девять утра тихо пытаюсь встать и сходить в маленькую комнатку. Ты недовольно мычишь, что хочешь спать, а я задолбала шастать по квартире. Всё бы ничего, но в маленький «кабинет» я хочу ещё с семи утра, просто мужественно терплю. Тихо ложусь снова. Снова мычание. Потом я, неумытая и непричёсанная, готовлю есть, а ты в ванной поёшь песню. До тебя в ванную попасть не получится: сначала ты спишь, а вода будет шуметь, её нельзя включать. Бодрый и свежий, ты выбегаешь из ванной и требуешь блинчики с творогом. И недовольно мычишь: «Иди умойся! Ну что же ты такая неряха!» Спасибо, милый. Просто я старалась тебя не будить.

Вечером приходят твои друзья. С пиццей. Достаю одноразовую посуду. Ты шипишь: «Ты что, Саша из интеллигентной семьи, он ест только из фарфора!» Саша, Вася и ты ушли на улицу, ты решил проводить пьяных друзей. 23:00. В раковине и на столе куча посуды. Саша не может есть из грязной тарелки, поэтому под каждый новый кусок он берёт чистую, но не замечает, что на ковёр упали кусочки начинки из пиццы и ломтик огурца. Когда ты возвращаешься, я пылесошу, а ты начинаешь возмущаться: типа, нашла время! Всё хорошо, милый. Просто ты ходишь босиком, и утром этот кусочек пиццы будет в нашей постели. Третьим лишним.

Наверное, пора разводиться.

Магазин. Подходит девушка:

— Будьте добры, подскажите, у вас есть зелёный горошек?

В ответ молчание. Девушка переспрашивает:

— У вас есть зелёный горошек?

Продавец нервно показывает рукой на витрину:

— Всё на витрине, девушка! Всё, что есть!
— Извините, я не вижу витрину, — отвечает покупательница.
— Ну вот, перед вами же стоит! — злится продавщица.

Покупательница чуть не плачет.

— У меня зрение плохое, я не вижу вашу витрину!
— Очки надо надевать! Я не буду каждому перечислять весь ассортимент, зря витрину выкладывала, что ли? — рявкает женщина за прилавком.

Девушка отходит, глотая слёзы и так ничего и не купив. А я знаю эту девушку. У нее чуть больше пяти процентов зрения. Из-за сложного заболевания очки ей не помогают. Да и помогают очки не при всех дефектах. Остаток зрения позволяет ей ходить без белой трости и не натыкаться на стены, людей и деревья. Но вот разобрать что-то в мешанине цветных пятен на витрине или разглядеть буквы на ценнике она не может.

Утро. Та же девушка на остановке. Подходит автобус.

— Будьте добры, подскажите мне номер, — обращается она к людям рядом.

В ответ вокруг неё образуется пространство. Окружающие боязливо косятся на «ненормальную» и стараются обойти.

— Какой это номер? — опять спрашивает девушка.

В молчании пассажиров автобус захлопывает двери и уезжает. Девушка остаётся на остановке ждать следующего. Может быть, ей повезёт, другие люди скажут ей номер, и она не опоздает.

В маршрутку садится мужчина в тёмных очках и с белой тростью. «Обманщик!» — выталкивает его кондуктор. «У него часы на руке! Он не слепой!»

Да, часы. Такие часы, где нажимаешь кнопочку, а они время говорят. Ну, заодно и показывают, конечно. Только вот кондуктор не хочет понимать, что это за часы. Раз слепой, значит, часы с цифрами носить не должен.

Два парня разговаривают в маршрутке жестами. «Притворяются!» — хихикают окружающие, потому что один из парней достал сотовый телефон и посмотрел время. «Зачем глухому телефон?» Для SMS, видимо, тоже слух нужен.

Молодой инвалид на кресле пытается попасть в парикмахерскую. Удобный въезд, пандус. Только сотрудники парикмахерской требуют оставить кресло у входа, поскольку в помещение «с колясками нельзя». Разницу между детской и инвалидной коляской сотрудники в упор не видят, требуя от неходячего парня «встать и пойти». Видимо, лавры Христа не дают им покоя.

Говорим о безбарьерной среде? В первую очередь барьеры нужно убирать в сознании людей.

Задолбали по-глупому сердобольные люди. Я сейчас совсем не о тех, кто выдёргивает деньги из семьи, чтобы помочь ободранному алкашу у метро насшибать на бутылку вкусной и питательной водки, и не о тех, кто переводит деньги заведомым авантюристам с жалобными фотографиями детей-инвалидов. Это их деньги, пусть хоть подотрутся ими — всё равно опустившийся пьянчужка не может без водки, а профессиональный жулик не пойдёт в управдомы. Я о тех, кто своим слюнявым и безмозглым доброхотством буквально губит тех, кому вроде бы хочет помочь. Примеры? Их есть у меня.

* * *

Здоровая 25-летняя девочка Маша без работы и семьи сидит у матери-разведёнки на шее. «Бе-е-едненькая!» — блеет хор родственных тётенек и маминых подруг и начинает водить вокруг неё хороводы. У девочки нет модных тряпок? Конечно, нужно купить! Ведь она молодая, а это так важно — быть прилично одетой и уверенной в себе. Новый ноутбук? Самый дорогой и хороший, конечно, ведь от старого у неё давно только депрессия! На работу? Конечно, по знакомству, на тёплое место —перекладывать бумажки и отвечать на звонки. Правда, проработает она там месяц-два — и уволится в слезах. Родственницы затянут хором: «Какие все гады, требуют от бедной девочки невозможного!»

Такие вот «сердобольные» родственники увлечённо хвалили нашу молодую семью — мол, какие молодцы, ответственные, работящие, уже и без родителей себя обеспечивают. Долго обещали к первому дню рождения ребёнка сделать очень дорогой подарок, а потом пришли, мусоля открытку с зайчиками из ближнего киоска: «Мнэ-э-э… Вы знаете, Маша опять работу потеряла… Вот мы подумали, им ремонт нужно делать…» Ремонт, правда, так и не сделали, зато Маша развеяла депрессию шопинг-туром.

И ведь они же, старательно загнавшие её в это болото, через несколько лет будут вздыхать: ох-ох-ох, Машенька-то, ни семьи, ни работы… Бе-е-едненькая!

* * *

Мальчик Петя, родительский любимчик, с детства шпана шпаной — драки, хулиганка, воровство по мелочи. И опять в защиту: «Он просто не такой, как все! Он энергичный, непоседливый! Конечно, ему трудно сидеть в классе! И вообще, это на него полезли, а та девочка просто сама под руку подвернулась, он не виноват!» Петю облизывали, а он, чувствуя себя на 100% правым, продолжал творить, что левая пятка захочет, вытирая ноги о «лохов».

Когда засветил первый реальный срок — избитые в сопли парень и девушка в парке плюс неудачная попытка изнасилования, — недоразвитые сердоболы вскинулись с криком: «Мальчику жизнь загубить хотят!» Плачи, стоны, челобитные от всех, включая недавних учительниц, которых мальчик, гыгыкая, матом посылал. По характеристике — ну ангел с крылышками, несчастный парень, оступился, ни в чём не виноват. Отделался условным — и из зала суда прямо в объятия любящих родных, подставляя щёки для восторженных поцелуев. Герой!

Через полтора года — пьяная драка стенка на стенку. Один труп, а Петя с расколотой головой остался овощем на койке. И снова вздохи, скрежет зубовный: «Как же это оно? Что же за жизнь-то такая?» — ну, и далее по тексту.

* * *

У подруги отец — алкоголик. Попытался завязать только после того, как услышал от дочери: пока он пьёт, её больше не увидит. Взял себя в руки, стал что-то делать, отдавал дочери все деньги, чтобы было меньше соблазна. Вроде стал приходить в себя, а потом соседи-доброхоты, видно, сунули бутылку: «Ну что ты мучаешься, болезный?» Он её, сорвавшись, и выпил разом. Алкогольное отравление, летальный исход.

* * *

Или вот есть такой Вася — давно и прочно наркоман. Причём если вы сейчас представили такого трогательного мальчика-доходягу с синяками под глазами, выброшенного жизнью на обочину, попали пальцем в небо. Вася — это такой жирный, заросший кабаньей щетиной хряк с маленькими хитрыми глазками. И он не на обочине жизни. Он ведь «несчастненький», он же «больной человек» — как же такому не подставить шею? Вася отлично живёт у родных или у друзей — жрёт, спит, смотрит телевизор или играет, не думая о том хотя бы, чтоб пошуршать по хозяйству. У него полно друзей, причём не наркоманов, как можно подумать, а нормальных ребят из нормальных семей. Он всегда в центре событий: накидался он опять или нет, что случилось в прошлый раз, когда он пришёл вообще неадекватный, и что с ним делать, а то весна, и у него будет обострение аллергии…

Естественно, Вася всем должен, и все знают, что он не подумает отдавать, но ведь он же «больной человек», «ему можно». Зато они таскают его в турпоходы, поездки, культурные вылазки (естественно, за свой счёт) — искали бы и работу, если бы Вася не был принципиальным бездельником. У Васи даже есть девушка — и не обморочная наркоманка, а спортсменка-комсомолка, которая трогательно «борется за него», забирая в невменяемом состоянии из наркоманских «ям», вымогая деньги у родителей, чтобы уложить его в клинику. Там Вася с удовольствием полежит недельку, снимет ломку, почистит организм, потом выйдет, займёт под честное слово денег и снова вмажется — причём все это знают, но «надеются на чудо».

А ведь будь фантастическая ситуация — добейся они своего, собери бы Вася волю в кулак, завяжи навсегда с веществами, найди работу… Кому бы он стал после этого нужен? Друзьям? О чём с ним говорить — сколько глушителей приварил за смену? Или какие тапки купил на зарплату? Или где отдыхал (там же, где и все)? Денег ему? Ещё чего — сам заработает! Куда-то взять? Да на хрена, пусть дома сидит. И зачем спортсменке-комсомолке заурядный парень «понедельник-пятница-работа-дом», которых она, не задумываясь, отшивает пачками? Это прививаемое чувство сильнее любой иглы — не «я убогий мудак, добровольно спускаю жизнь в унитаз», а «я больной, я несчастный, я же не виноват».

* * *

Одумайтесь, сердоболы! Куда вы со своей «добротой» лезете? К кому? Гады, вы ведь не помогаете — вы убиваете! Только себя ещё считаете святее Папы Римского.

«Куда мы катимся?», «Бесстыдницы!», «А вот в наше время…» — такие откровения каждый слышал от знакомой бабушки-пенсионерки. Но вот в чём штука — я на них не обижаюсь, ведь в мои 24 уже хочется заскрипеть: «А вот помню, как когда-то…»

Когда-то, ещё в детстве, я впервые увидела вокзальных проституток. Так вот, тогдашние «бабочки» вели себя достойнее и выглядели приличнее (даже дороже!), чем современные светские курицы и развратные малолетки.

Когда-то слово «сука» считалось оскорблением, а за «шлюху» без размышлений давали по морде и переставали здороваться. Меня коробит, когда две блондинки при встрече с чмоканьем целуются и весело вопят: «Гы-ы, сучка моя любимая!» Меня передёргивает, когда быдловатый парень орёт: «Ах ты шлюха!», а его спутница лишь лениво цедит: «Ка-азёл…»

Когда-то свадьба была действительно свадьбой —красивой игрой в непорочную невесту и благородного жениха. Я никогда не привыкну к новобрачным бабам на восьмом месяце беременности. И к тому, как свежеиспечённый муж во время танца держит молодую жену за ягодицы, оставляя на белоснежном платье потные отпечатки, а она глядит на супруга с умилением.

Когда-то я обожала листать мамины журналы мод. Со страниц на меня смотрели женщины в разноцветной одежде — улыбающиеся, серьёзные, мечтательные, дурашливые, гордые. Сейчас я вижу в журналах одно и то же грубо накрашенное лицо, один и тот же томно-бл$#ский взгляд, одну и ту же позу с прогнутой спиной и выпяченной задницей. То же самое по телевидению. И в интернете. И в жизни.

Это что, современный идеал — безмозглое доступное быдло женского пола? И это быдло уже перестало притворяться, что, кроме полового акта, умеет делать что-то ещё.

Меня не задолбали. Мне страшно.

У меня больше нет сил. Два десятка лет своей жизни я обитаю в дурдоме, созданном моей мамой — милейшим, по мнению окружающих людей, человеком.

Это постоянные истерики по поводу и без повода. Вечером вместо «Здравствуй» в 90% случаев я слышу: «Какого чёрта у тебя опять кеды тут стоят?» Тут — это сразу у входа, потому что был дождь, и я не стала марать ламинат, а поставила их на тряпочку для вытирания ног. «Почему у тебя снова немытая кружка на столе?!» Быть может, потому, что я чай только что допила? Продолжать можно до бесконечности. Самое главное — сначала наорать, а потом разобраться. А разобравшись, даже не подумать извиниться.

Наводила в своей комнате порядок. Чтобы было проще, часть вещей вынесла в зал — комнатушка крошечная. Бодро орудую пылесосом — и вдруг на плечо ложится рука. Отпустили маму с работы на два часа раньше, она пришла домой и увидела кучу моих вещей на диване. Нет, ей не пришло в голову, что это временно. И даже ведро с водой и работающий пылесос не натолкнули на мысли об уборке. Долго я выслушивала причитания:

— Почему я пришла с работы уставшая, а у меня на диване п#$дец и даже присесть некуда?
— Быть может, потому, что я ещё не закончила уборку?
— Хамло! Не пререкайся, а убери это быстро!

Это бесконечный поток полнейшей ереси, которая льётся с экрана телевизора и принимается за чистую правду, а потом преподносится мне как истина в последней инстанции. Мне полощут мозг за то, что я вскипятила чайник дважды. Этого нельзя делать ни в коем случае: вода становится радиоактивной! Это вещал какой-то дядечка в халате врача с умной рожей, потому свято верим. Физику в школе не учили, да. Объяснять бесполезно. «Почему ты считаешь себя умнее других? Этот мужчина — доктор наук, а ты сопля малолетняя». И вообще, экстрасенсы советуют замораживать воду после кипячения, чтобы снять с неё всю негативную энергию. Да-да, все передачи про сверхъестественные способности, колдунов в пятом поколении и народных целительниц смотрятся с открытым ртом — «Тут такие сверхспособности у людей, а ты не веришь».

Это приметы. Даже не знаю, откуда столько бреда взялось. Если вдруг поставлю её сумку на пол — всё, армагеддон. «Совсем сдурела, что ли? Денег не будет!» Надела юбку через ноги, а не через голову? «Прекрати так делать, бесплодной останешься, вспомнишь ещё мои слова, когда детей захочешь!» Смела хлебные крошки со стола в ладонь? «Идиотка, это же к нищете!» Воду с рук стряхивать нельзя — чертей приманишь. Спать на закате нельзя — это к раннему склерозу. Если забыла что-то и вернулась домой, обязательно посмотри в зеркало. Приметы есть на все случаи жизни, потому и дня не проходит, чтобы я что-нибудь не сделала не так.

Это полное отсутствие общения. Если я пытаюсь что-то рассказать, это или скучно, или отвлекает от телевизора. Вообще ума не приложу, что может заинтересовать человека, который, кроме ТВ и разговоров по телефону с «подружками», не увлекается вообще ничем. Мы ни разу не сходили семьёй ни в кино, ни в театр, ни в кафе, ни просто погулять. То она устала, то голова болит; в театре скучно, в кафе деньги надо тратить. И вообще, «всё это уныло и мне на фиг не нужно».

Это дикая ненависть к компьютеру. За ним я работаю, учу второй и третий иностранные языки, составляю схемы для вышивки, слушаю аудиокниги и многое-многое другое. С её же точки зрения, за компом я деградирую. Компьютер — это только игры, интернет — только «Одноклассники» и «Яндекс.Погода». Всё остальное не существует, а я вру ей налево и направо. Бесполезно показывать и объяснять: «Ты это всё на показуху мне делаешь, неужели я не вижу, что ты в игрушки играешь?» И вообще, изо всех занятий у меня — только жрать, спать и сутками играть в компьютер. Это говорит мне человек, который, придя с работы, намертво залипает в телевизор, поглощая тупые сериалы, передачи про паранормальное, мозгоклюйство в духе «Пусть говорят» и прочую дрянь.

Это вечные тазы с водой в ванной, ибо слив стиральной машинки лежит в тазу, чтобы потом этой водой можно было в туалете смывать — «Нужно воду экономить!» Та же картина на кухне: трёхлитровые банки в прямом смысле наполняются по каплям, потому что так не крутится счётчик на воду.

Это полное неумение и нежелание договариваться и приходить к компромиссу («Я так сказала, значит так и будет»). Это вечное недовольство своей жизнью, которую она сама себе создаёт, но винит в этом всех подряд. Это ещё тысяча вещей, которые у любого адекватного человека вызовут как минимум недоумение.

И сбежать из этого кошмара я пока не могу по причине дневного обучения — банально не хватит денег, чтобы обеспечить аренду квартиры и питание. Тихо молюсь, чтобы не свихнуться за оставшиеся до выпуска полтора года.

Наверное, дорогой мой, ты недоумеваешь, чего я объелась, что после полугода совместного проживания вместо того, чтобы срочно тащить тебя в загс, взяла и выгнала, невзирая на грядущий всенародный праздник. Если кратко, то задолбал. Но самые яркие моменты я таки перечислю.

Скоропостижно переехав ко мне (тебя выгнали друзья из совместно снимаемой квартиры), ты срочно начал жаловаться на мой матрас. Я удивилась: до сих пор он тебя устраивал. Больше этого меня удивило предложение купить у твоего друга Ашота отличный матрас за 10 тысяч, а мой старый неудобный матрас ты, так и быть, согласился отвезти родителям на дачу. Мой матрас за 50 тысяч, купленный меньше года назад, ты хотел отдать людям, которых я даже не знаю.

Через месяц ты стал намекать, что я кормлю кота слишком дорогим кормом. Я кормлю кота за свои деньги. И уж, если на то пошло, кот обходится мне гораздо дешевле тебя — об этом ниже.

Переехав ко мне, ты сообщил, что раз мы тут любовь строим, то можем сэкономить на расходах на снимаемую тобой квартиру. Кстати, куда делись сэкономленные деньги, я так и не узнала. Ты не предложил взять на себя часть расходов по коммунальным платежам, а все намёки качественно игнорировал. На минуточку, после твоего прибытия в мою квартиру на ПМЖ счёта за воду (ты очень любишь часами петь под душем) выросли втрое, счета за электричество — вдвое (ты не гасишь за собой свет в принципе, даже днём тебе немного темновато). А ещё ты очень любишь пообщаться по городскому телефону, который тоже платный. Таким образом, с твоим появлением моя квартплата увеличилась на две тысячи в месяц.

Я дома ем только по выходным, потому что ужинать после полуночи не считаю хорошим тоном. Ты же диет не признаёшь, приходишь домой гораздо раньше меня и кушать любишь плотно. На второй месяц ты в ультимативной форме поинтересовался, почему в холодильнике нет колбасы. Я ещё была не в себе (то есть влюблена), поэтому перевела всё в шутку и предложила вместе сходить в магазин. В магазине ты очень деловито грузил в тележку всяческие сосисочно-колбасные изделия, но когда на кассе подошла наша очередь, срочно испарился сделать телефонный звонок. Закончил ты звонить, когда я уже расплатилась и стояла с тележкой на выходе. С тех пор в магазин ты не ходил ни разу ни со мной, ни один. Хотя нет — однажды ты принёс пачку дешёвого печенья, выложил на стол и сопроводил нотацией: «Не ешь, это я на работу себе купил».

Месяца через три с половиной, окончательно потеряв совесть, ты предложил мне невиданное по своей щедрости предложение: взять на работе служебный автомобиль, чтобы ты мог ездить на работу на моей машине, а не толкаться в метро. Офигенно: я, значит, буду ездить на десятилетнем раздолбанном «фокусе», а ты, король дорог, на моей RAV4. Уже тогда мне нужно было указать тебе на дверь, но я соврала, что не умею водить «механику».

Всю пятницу ты провёл дома, а я сидела на работе до 11 вечера. Ты был крайне настойчив и приехал к моему офису, чтобы «забрать меня с работы», хотя я-то как раз была на машине. Я предложила съездить куда-нибудь поужинать (честно скажу, предложила из вежливости), но ты так упорно отказывался и зазывал меня домой, что я подумала, будто ты приготовил или хотя бы заказал ужин. Ещё в подъезде я начала принюхиваться, пытаясь угадать, чем ты решил меня порадовать. Войдя в квартиру и так и не учуяв никакого аромата еды, я старалась не раздражаться и дождаться, пока ты не откроешь завесу тайны. Тайны не было: ты вымыл руки, улёгся на диван с планшетом и спросил, что мы будем ужинать. Видя мои выпученные глаза, ты пояснил: после 14-часового рабочего дня для меня будет счастьем быстренько приготовить ужин любимому мужчине.

Я быстренько приготовила тебе. Билет на выход из моей жизни.

Я знаю, чем вы будете заниматься после смерти, наши всенародно любимые министры, депутаты и прочие председатели.

Ты будешь вечность ездить в плацкартном вагоне из Владивостока в Калининград и обратно, нюхать недельный пот, «доширак» и сгнившую ливерную колбасу, слушать пьяных дембелей под гитару и радио, рядом с которым покраснеют даже Боря Моисеев и Тимати. А ночью будешь втискивать свое жирное пузо на крошечную верхнюю полку под чей-то богатырский храп и плач младенца, который не может заснуть — так же, как и ты. Будешь менять раздолбанный коленвал на убитой «шестёрке», проклиная дороги и тех, кто их должен ремонтировать. Заправлять её будешь по четным неделям, потому что по нечётным тебе надо будет немножко кушать. Будешь писаться в штаны, падая по воскресеньям на так и не списанных сгнивших самолётах под предсмертный вой пятидесяти таких же, как и ты.

А ты будешь вечность служить за полярным кругом. И выше «духа» подняться не надейся. Ты будешь драить вонючий сортир, чистить вагоны картошки, красить заборы, траву и снег, потому что положено, пришивать тысячи подворотничков, чтобы красиво выглядело, стрелять из неисправного автомата и ездить на неисправном грузовике. Будешь есть овсяную кашу с маслом, на вкус напоминающую прожёванные макароны. Будешь одеваться от Юдашкина — ты его ещё не раз вспомнишь, когда захочешь отлить.

Ты будешь вечность проходить медобследование. Будешь сидеть в трёхчасовых очередях среди визгливо-ворчливых бабушек, будешь дрожать от холода и ловить на себе капли с потолка. Будешь выслушивать брюзжание врачей, будешь дрожать от страха, когда тебе по ошибке поставят смертельный диагноз, ведь десятки проб крови проверяют в одной пробирке из экономии. Будешь смотреть, как от рака медленно погибает твоя мама. Ты её любил, скажи мне?

Ты будешь вечность собирать справки и подписи. И трёхчасовыми очередями, как вон тот, уже не отделаешься. Готовься сидеть и ждать, пока очередь двинется, часами и днями. Есть и спать ты отныне будешь в очереди, крепко прижимая к жирному пузу папочку с толстенной пачкой справок, заявлений, предписаний и договоров. А иногда что-нибудь из папочки будет пропадать, отправляя тебя на новый круг увлекательных приключений.

Ты будешь вечность учиться в школе среди малолетних бандитов, у которых ты же и отбил всякий страх запретом на двойки, второгодничество и исключение из школы. А раз в 11 лет будешь сдавать экзамены по всем без исключения предметам в так любимой тобой форме ЕГЭ. Иногда тебе можно будет поиграть с братом в футбол — правда, преимущественно зимой.

Но главное я припас для тебя, дорогой друг. Ты будешь просто жить в этой стране. Учиться, зная, что денег на школьное образование у семьи нет, а бесплатное кончилось. Жить в съёмной комнате и мечтать взять в ипотеку хотя бы чердак. Работать на полторы ставки. Иногда кушать мясо, чаще отдавать его чахлой жене и чахнущим детишкам. Дрожать за их жизни, когда они вечером по тёмным улицам добираются домой. И каждый день ты будешь включать телевизор и слушать, как же тебе хорошо живётся и какое нанотехнологичное счастье ждёт тебя в будущем.

Одиннадцать недель назад с удивлением узнала, что забеременела. С приятным, надо сказать, удивлением.

Ну да ладно. Значит, будем вынашивать и рожать. В недобрый час (из-за недостатка общения и общей засорённости мозга) отправилась я на тематические интернет-ресурсы в целях общения, получения специфической информации и прочего халявного развлечения в рабочее время.

Спустя недолгое время поняла, что сидеть на сайтах и форумах, в названии которых фигурируют слова «baby» и «мама», крайне вредно как для меня, так и для будущего потомства. Головной мозг размягчается от этого, судя по всему.

Оказалось, я не беременная, я беременюшечка. А до этого я была овуляшечкой. В удачное время мы с моим пусиком удачно так запузырились, и в положенное время монстрики не начались. Замочив тестик, я узнала, что заполосатилась. А это значит, что в моём пузике завелся пузожитель.

Ну как, страшно? Это еще не всё. Рано пока пугаться. Самое страшное будет, когда я этого пузожителя рожу (и во время этого процесса, возможно, стану кесарюшечкой). Оказывается, рождённое мною существо будет называться не ребёнок, а деть. Как вариант — масик.

Согласно рекомендациям тех же форумов, кушать он будет молочную сисю. Это же такая няшка. От съеденного у детя будут пропердольки. Что, опять теряетесь в догадках? Да это же покаки. Какульки то есть, для совсем уж непонятливых. А ещё детю очень полезно голопопить, от этого годовасики превращаются в здоровеньких таких шилопопов.

Впечатляет? Образ будущей матери, изъясняющейся с себе подобными на таком вот прелестном наречии, в вашем богатом воображении уже нарисовался. Вот и в моём тоже. Хочу остаться просто беременной.