Образование

Меня безумно задолбали поборники правды, которые требуют от всех и каждого признаваться в злодеяниях. Однако они не понимают, что очень часто эта правда может больно ударить по ним самим.

Есть у меня одна подруга, сама по себе хорошая и добрая, но в компании — невероятно шумный монстр с шилом в интересном месте. Порой такая ситуация даже радует, но обычно от неё быстро устаешь. Максимальная для меня доза «выхода в свет» с ней — раз в две недели. Подруге же хочется разгула и сумасшествия чуть ли не каждый день. Из-за этого несоответствия мне постоянно приходится придумывать различные дела и непредвиденные обстоятельства.

Однажды мне надоело выдумывать, и я рассказала истинную причину своих отказов. Итог: обиженная подруга, испорченное на месяц настроение: «Если ты не принимаешь меня такой, какая я есть, не общайся!» В конце концов мы вернулись к круговороту лжи. Все довольны, никто не в обиде.

Другая ситуация: в институте есть один дополнительный предмет, который мне нужен и в то же время нет. Дело в том, что мне нужна строчка о нём в дипломе, но мне не нравится, как его преподают. Естественно, в такой ситуации у меня за семестр накапливается много прогулов. После этого следует зачёт или экзамен, который я хорошо сдаю, потому что занимаюсь с репетитором, и беседа по душам о том, когда прекратятся мои прогулы. Я мило улыбаюсь и вру, что много болею. Вы правда считаете, что в данной ситуации разумно сказать правду: «Я прогуливаю и буду прогуливать, потому что мне не нравится ваша методика преподавания, и я чувствую, что просто теряю своё время»?

Список подобных ситуаций можно продолжать бесконечно. Если вы думаете, что заменив нейтральную ложь вида «был у врача» или «стоял в пробке» на «я опоздал, потому что разгильдяй, и мне было лень встать раньше», вы заработаете бонусы за честность, вы ошибаетесь. Кто-то подумает: «Ему даже отмазку было лень придумать»; кто-то примет обиду на свой счёт: «Он меня не уважает, раз позволяет себе такое», и лишь некоторые оценят. Поэтому хватит тыкать других носом в лужу лжи. Никто не врёт из любви к искусству.

Почитав все эти истории, решилась поведать миру о провинциальной околонаучной тусовке. Вот уж где настоящие монстры. Начальники, продавцы, соседки на скамеечке по сравнению с ними — сущие дети.

Несколько лет назад защитила кандидатскую. Один из последующих шагов — издание книги по теме диссертации. И тут началось… Вдруг откуда ни возьмись на мою бедную книгу налетела куча желающих быть указанными на обложке. Ответственным редактором надо обязательно поставить заведующего. И ещё его друга. Как авторитетно объяснил зав, если поставить его друга, можно написать на обложке: «N-ское историческое общество», это очень круто. И плевать, что эти двое текст даже не читали. И плевать, что это наше историческое общество — фикция, отчитывается оно за счёт вот таких, как я, на кого давит начальство, и я, вообще-то, в этом обществе не состою.

Научный руководитель, у которого я защищалась, который текст четыре раза читал и редактировал, как выясняется, к книге отношения не имеет, потому что у друга заведующего с ним плохие отношения. Когда говорю, что их размолвки меня не касаются, выясняю, что если упоминать научного, можно не ставить фамилии заведующего и его друга, не называть на обложке название исторического общества и не писать название кафедры. Да и чего там мелочиться — название вуза, в котором я работаю, тоже не указывать. Заведующий, видимо, возомнил себя ректором.

Дальше — ещё веселее. Несу читать текст другу заведующего (друг этот мне по телефону открытым текстом заявил: «Не могу же я всякую фигню не глядя подписывать!»), встречаю научного руководителя — они работают на одной кафедре. На расспросы отвечаю всё, как есть. Научный не в восторге: мой зав у него работает по совместительству, а его дружок моему научному — непосредственный подчинённый.

После того как меня рассорили с научным, мне надоело быть овцой. Рассказываю заву и о разговоре с научным, и о том, что милостью зава мы поссорились. Реакция: «А ты чего прямо на кафедру попёрлась? Надо было тайно где-нибудь встретиться! Что значит, всё равно бы научный потом узнал? Потом — это потом, поезд ушёл. Теперь звони научному и говори, что это твоя оплошность».

Мало того что заву и его дружку абсолютно безразлично, кто от их интриг пострадает, так мне ещё и вину на себя брать? Нет уж. Звоню научному, извиняюсь, рассказываю честно обо всём, не забыв, конечно, передать разговор и процитировать слова зава, что «потом было бы потом», сообщаю, что со скандалом отстояла право поставить его ответственным редактором. Научный соглашается, но чтобы рядом не стояло имени друга заведующего, и это, я считаю, правильно.

В итоге ситуация такова. Если не укажу в качестве редактора друга заведующего, поссорюсь с начальником, а на фоне грядущих сокращений не стоило бы. Если не укажу фамилию своего научного руководителя, просто поступлю бессовестно: он пять лет со мной возился.

А укажу-ка я редакторами всех троих! Будет книга по кандидатской диссертации, которую, пыхтя, в поте лица редактировали аж целых три доктора наук. А если учесть, что наше провинциальное научное сообщество отлично знает всех троих, все поймут, кто действительно редактор, а кто решил на чужом горбу в рай въехать.

Зашла как-то на один из местных форумов оставить объявление. В одном слове допустила опечатку. Одна из форумчанок тут же отреагировала замечанием, причём с сарказмом.

Возник вопрос: неужели есть человек, который пишет без ошибок? Я вывела на экран все её сообщения — их оказалось более двух сотен страниц. В первом же сообщении нашлась грамматическая ошибка. Во втором, в третьем… Очень корректно я попросила юзершу не делать замечаний, так как её грамотность оставляет желать лучшего. «Я безупречна», — был ответ.

Вспомнив учительскую молодость, я, вооружившись красной пастой, провела проверку пары страниц её сообщений с указанием найденных ошибок. Как вы думаете, какая была реакция?

написано читабельно, смысл понятен,
а остальное для меня не принципиально
запятые…тире…фигня это все

Прежде чем указывать другим, проверьте себя, а ещё лучше промолчите. Каждый имеет право на ошибку.

Детей портят взрослые? Не будем оправдывать школу? Поговорили и так и оставили? Посетовали и разошлись? Ну ничего себе!

Я заканчивала филфак, и на четвёртом-пятом курсе у нас была педпрактика. Я ухитрилась взять себе полную нагрузку и за эти два захода вела английский у детей со второго по одиннадцатый класс.

Меня тошнит от учительской фразы «заставить детей учиться». Учитель, на минуточку, не только преподаёт детям предмет и ставит оценки, он их ещё и воспитывает. Не «ставит на место», не «строит», не «следит за дисциплиной», а именно воспитывает. Да, многие отнекиваются: мол, искать подход к каждому ученику, чтоб лично его мотивировать, никаких нервов не хватит. Да неужели? А зачем же вы пошли работать в школу? Диктовать диктанты, ставить тройки и орать на детей? Да ни один ребёнок не мотивируется оценкой. Он мотивируется страхом (папаня прибьёт за двойку), эгоизмом (закончу на отлично — получу айфон), самомнением (я должен быть лучшим, мне тройки не нужны). И только единицы объективно понимают, что реальные знания — реальная сила.

С первого класса детям нужно прививать осознание того, что из скучного сидения на уроках тоже можно извлечь практическую выгоду — да-да, информационную. И не надо перекладывать ответственность на другого учителя — типа, я физику преподаю, мне не до воспитания, пусть историк их воспитывает. А историк, в свою очередь, надеется на учителя литературы.

У меня был девятый класс, состоящий из разгильдяев, «звёзд», крутых, равнодушных и «а я вообще не здесь». На первом уроке я сказала ученикам: «Я понимаю, что особо учиться вам сейчас неохота — у вас возраст не тот. С другой стороны, раз уж среднее образование у нас обязательно, то давайте заниматься, чтоб не было зря просиженного времени. Бесполезной информации не бывает, так что получайте её, пока кто-то готов вам её предоставлять. У всех разный склад ума, но все мы живём в одном мире. Предлагаю договор: я веду уроки так, чтоб было интересно и вам, и мне, а вы даёте мне понять, что вы взрослые, адекватные, психически здоровые люди, отвечающие сами за себя и способные уважать того, кто приносит вам пользу».

Да, на контрасте с их «родной» учительницей, в свои 192 года не знающей, как правильно прочесть слово Microsoft, дети были мне рады. Я обращалась к ученикам на «вы», даже к пятиклассникам — это дисциплинирует. Я старалась устные упражнения из учебника разбавлять «живыми» диалогами — сидела вечерами дома и писала их на карточках. Да, обсуждения гаджетов с испльзованием тематической лексики и грамматики. Да, вопросы не из учебника. Да, не поучительный тон, а объяснения как товарищ товарищу. Я беседовала с детьми так, словно они были моего возраста, моего уровня знаний, и не занудничала. По итогам министерской контрольной, на которой я никому не помогала, не подсказывала, оказалось, что за три недели моей работы дети реально начали понимать предмет. Я получила восемь просьб о репетиторстве, личную благодарность от завуча школы за воспитательную работу, приглашение остаться работать в этой школе и — что самое главное — слёзы мальчиков-выпускников, когда я сказала, что практика окончена, и я ухожу. Ученики вытирали трогательные сопли и просили меня остаться. На прощание завалили меня цветами.

С мобильными, плеерами и айпадами у меня прошло только первых два занятия. Все остальное время мы учились. Получали оценки. Получали знания. Работали над предметом. Так что не надо всё валить на «предыдущих учителей», на родителей, на абстрактное понятие «школа». При желании воспитать класс можно и за две недели, если включить мозг и человеколюбие.

Я знаю испанский язык. Знаю достаточно хорошо — довелось и путешествовать по Испании и странам Латинской Америки, и пожить в некоторых из них долгое время.

Задолбали меня наши люди, которые дают советы по изучению языков. Если учить испанский — то исключительно потому, что «по сравнению с остальными он просто до неприличия лёгкий, и там всё произносится так же, как и в русском». По крайней мере, на языковых форумах советчиков, аргументирующий свой выбор вышеприведённой фразой, вагон и маленькая тележка. Дескать, учили мы этот ваш испанский, ничего сложного там нет.

Ну вот скажи мне, товарищ, почему же после многих лет изучения этого «самого лёгкого языка» ты до сих пор путаешь роды, спряжения, предлоги и артикли, не говоря уж об употреблении перфектных времён и субъюнктива? Почему у тебя акцент, от которого уши вянут, уж слишком ты вольно обращаешься с безударными гласными и проглатываешь половину звуков? Не знаю, кто тебе сказал, что в испанском всё произносится так же, как и в русском, — более распространённого заблуждения мне ещё не встречалось. Да будет тебе известно, что «как в русском» произносятся разве что ударные «а» и «о», а все остальные звуки ну ни капельки на русские не похожи! Все согласные в испанском по твёрдости находятся между нашими твёрдыми и нашими мягкими, и чтобы их произносить правильно, нужно тренироваться, тренироваться и тренироваться. Так что ещё раз скажешь мне, что «привет!» по-испански будет «оля!», — я тебя закопаю!

Особняком стоят «эксперты», которые советуют изучать испанский только в Испании, потому что, по их словам, в Латинской Америке разговаривают на упрощённом и кастрированном огрызке языка (надо заметить, такие же споры возникают частенько, когда начинают сравнивать британский и американский английский). Аргументирующему невдомёк, что если бы он был прав, то латиноамериканских писателей и поэтов не существовало бы в природе. В общем, как такие «знатоки» задолбали, вы даже и не представляете!

Прочитала крик души школьницы, которую задолбали своим поведением одноклассники. Хочется поделиться видением ситуации с другой стороны. Я студентка, прохожу практику в школе, преподаю историю и обществознание. Волею судеб была определена в одну из самых неблагополучных школ города, на которую все уже давно махнули рукой.

Первый урок. Предупредила сразу: вы не создаёте проблем мне, и я не создаю их вам. Покивали: вроде понятно. Открываю журнал.

— Петрова, к доске.

Три минуты переминается с ноги на ногу, выдавливает из себя четыре слова. Сажаю. С остальными так же. После урока спрашиваю учителя истории: в чём дело, почему никто ничего не учит?

— Дети все трудные, лучше спрашивай с места.

Прямо все? Хорошо. Следующий урок: задаю короткие вопросы, спрашиваю с места. Все читают по тетради. После урока опять к учителю: да в чём дело-то?

— Они не могут по-другому…

Что значит не могут? Это не группа ЗПР — я ни за что не поверю, что в девятом классе ребёнок не может прочитать два-три абзаца в учебнике и их пересказать!

Третий урок. Пытаюсь создать элементарную мотивацию, спрашиваю:

— Вам что, не нужны хорошие оценки?
— Нет, не нужны.
— Я могу ставить два за неподготовку?
— Ставьте…

Даю проверочную работу. Списывают — мягко сказано. Ну ладно, думаю, посмотрим. что получится. Проверяю: из 19 работ три двойки и две пятёрки, остальные — трояки и четвёрки. Объявляю оценки. Никто не против. Ставлю всё в журнал. Ноль эмоций.

Последний урок. Пишу на доске тему. Подходит мальчик, который никогда ничего не пишет на уроках:

— Не спрашивайте меня. Меня не было, и я ничего не знаю.
— Не ври. Я помню, ты был на истории.

Искреннее удивление:

— Не было меня, я был на обществознании! Мы там ещё что-то про Рузвельта проходили!
— Это была история, Вася, — вздыхаю я.

И знаете что? Никто не портит детей так, как взрослые. Этот Вася на каждом уроке сидит с коммуникатором, который ему купила мама. У каждого есть плеер и хороший телефон, тоже купленные родителями. Конечно, это интереснее Италии в 30-е годы.

Я не буду оправдывать школу. Если учитель не может в пятом классе поставить ребёнка на место и заставить учиться, то практикант в девятых классах за один месяц ничего не исправит. Возрастная разница между мной и этими детьми — шесть лет. Разница в ценностях и принципах огромна. В свои шестнадцать я писала по истории конспекты на четыре листа и боролась за то, чтобы получить хоть какие-то знания. Про то, что все рефераты писались мной в библиотеках, я вообще молчу. Дети уже не те? Да. Но в большей мере «не те» взрослые.

Не всем быть технарями, не всем быть гуманитариями. Кто-то разбирается в предназначении диодного моста, а кто-то — в многочисленных родных и знакомых Кролика… простите, полковника Буэндиа.

Но, простите, совсем не представлять, что существует в мировой культуре — это тоже активный перебор. Я не знаю, зачем нужен диодный мост, но я хотя бы точно знаю, что такое диод, его назначение и общий принцип работы. Я не помню точного алгоритма решения квадратных уравнений, но я когда-то знал его очень хорошо, и теперь мне достаточно один раз взглянуть на алгоритм.

Да, я очень не люблю Толстого и Достоевского, почти не читал их. Но пять-шесть романов каждого из них я назову. Я не смогу назвать других книг Маркеса, но я точно знаю, что он написал культовый роман, который по значимости в литературе латиноязычных стран приравнивают к «Дон Кихоту». Я могу назвать авторов множества важных произведений: «Старик и море», «Над пропастью во ржи», «Чужой в стране чужих», — хотя читал не все.

Я знаю лишь одного человека в этом мире, которому полное незнание мировой культуры сходило с рук. Но он был гением дедуктивного метода, единственным и совершенно уникальным. Пока вы не он, поэтому знайте свою область глубоко, но и об остальном имейте хотя бы общее представление. А то получается, что вы хвалитесь своим невежеством.

На занятии у моей мамы-преподавателя зашёл разговор о том, что ко всем людям нужно относиться с уважением. Один из учеников совершенно искренне воскликнул:

— А мне мама говорила, что это только мы — люди, а все остальные — обслуживающий персонал!

Урок биологии, второй за день.

— К доске, Саша.
— Не хочу, мне в лом.

Три минуты уговоров, окончательный отказ от ответа, высказанный в наглой и категоричной форме («Да чё, не хочу я, @#$!») и тройка в журнал. Сразу же начинаются вопли:

— А за что?

Следующий всё-таки вышел к доске. Рассказал один небольшой абзац с помощью книги. Четыре по десятибалльной шкале.

— За что? Чё я не так сказал?

Урок математики. Завтра контрольная. Мне выпало счастье сидеть на последней парте. Вокруг — сплошь парни. Объяснений учителя я не слышу — как же, моим соседям спереди нужно обсудить очередной рейд в WoW; сбоку ругаются и кричат, потому что им так хочется; ещё чуть дальше кто-то слушает музыку со всеми звуковыми эффектами дешёвых наушников. У меня один вменяемый сосед, с которым можно как-то скоординироваться, чтобы решить сложную задачу.

Урок английского. Тот же ученик выходит, выдаёт четверть пересказа, опять же с помощью текста. Требует шесть: «Один — за присутствие, два — за знание урока, три — за торбу, четыре — за то, что знаю ваше имя, пять — потому что первый, шесть — за то, что что-то рассказал».

Урок географии. Половина парней разгуливает по классу. Орут так, что я слышала их в соседнем крыле, когда выходила в медпункт. Матерятся похлеще грузчиков в порту. Естественно, учительница злится и кричит. В итоге иначе как «стервой» и «исчадием ада» её не называют.

Ей-богу, прежде чем вешать всю вину на учителей, посмотрите на себя, так называемые ученики. Я не спорю, встречаются и среди учителей не сильно хорошие личности, и среди учеников не все настолько плохи, но всё же…

А учителям — благодарность за то, что вы нас терпите.

Я преподаю английский язык в школе. Дети вменяемые, ведут себя нормально. Проблема в следующем: все как один пользуются электронными переводчиками. Уже и над повышением словарного запаса бьёмся, вроде лучше стало — по крайней мере, устная речь на высшем уровне. А как переводить им тексты — каждый раз выходит что-то вроде:

Это лучше быть в, чем подлый уважением,
Когда не следует упрекать получает бытия,
И только удовольствие потерянные, что так считают
Не нашей чувства, но, видя других.

Что за ужас? Ну как можно такое сдавать, прекрасно видя, что это не немного не соответствует тексту, а совершенно левый бред? Обращался к родителям. Ответ один: «Наши дети умнее всех, это вы ничего не понимаете». И это с пятого по одиннадцатый класс!